Том 5. Плавающие-путешествующие. Военные рассказы

Глава 18

Если Лаврика и привела в усадьбу Лаврентьева какая-то не своя воля, то Елена Александровна вполне сознательно и добровольно попала к Полаузовым. Мысли у нее были тоже достаточно смешные: тут была и досада, и растерянность, и, главным образом, нежелание сейчас, под горячую руку встречаться с теми людьми, перед которыми она как-то потерпела неудачу. К Полаузовым она поехала не потому, что сами хозяева были для нее зачем-то нужны, а потому, что больше ей деваться было некуда. Она бы охотно поделилась впечатлениями и излилась Полине Аркадьевне, но для этого нужно было бы ехать домой, чего она отнюдь не хотела. В противоположность Лаврику, она приехала очень заметно, прямо к парадному подъезду, произвела известную суматоху и, войдя в столовую, застала всех обитателей дома вместе.

– Вот уже никак не ожидали, что это вы! – сказала ей старуха Полаузова. – Мы слышали какую-то беготню и собачий лай, но никак не думали, что это гости. Но где же ваши? или они едут в бричке?

– Я приехала одна, и дома даже не знают, что я у вас.

– Как это мило с вашей стороны, Елена Александровна! так приятно видеть людей, у которых есть фантазия в голове.

– У меня не только фантазия в голове, у меня было искреннее желание вас видеть.

– А вас не хватятся дома? – спросил Панкратий.

– А если хватятся, тем будет интересней! Ах да, я все забываю, что вы такой положительный и солидный мужчина. Я уверена, что вам бы никогда не пришла в голову мысль, если бы даже очень захотелось, так вот взять и уехать, никому не сказавшись.

– Если бы я знал, что, уехавши тайком, я доставлю кому-либо беспокойство, то я остался бы.

– Да что с вами разговаривать! вы не человек, а какая-то таблица умножения, – ответила Лелечка, садясь за стол. Но, несмотря на видимую оживленность, у нее в глазах было какое-то беспокойство, которое, конечно, можно было бы приписать тому же оживлению. Но, как оказалось, Соня поняла это, как следует, потому что едва они остались вдвоем с гостьей, как она произнесла тихо:

– Что-нибудь случилось, Елена Александровна?

– Я вам потом все расскажу, – ответила так же тихо Лелечка и пожала руку.

– Да, вот еще что, господа! у меня к вам просьба, а особенно к вам, Панкратий Семенович, – проговорила Лелечка уже громко, – вы мне позвольте погостить у вас некоторое время и никому не говорите, что я здесь, особенно если будут справляться из «Затонов». Я вас уверяю, что мне нет никакой надобности скрываться, я не замешана ни в какие политические дела и не думаю сбегать от мужа. Это просто шутка, мой каприз, если хотите, и никаких неприятностей или неудобств вам не грозит, если вы мне поможете в этом. Ну, так как же: вы согласны?

– Да ведь мы-то, конечно, можем молчать, но нельзя заставить слуг и крестьян, которые вас видели, об этом не проговориться. И тогда, конечно, может выйти неудобно и перед вашим мужем и перед Ираидой Львовной.

– Ну, какие вы скучные, господа! а я так радовалась, что будет весело, – проговорила Елена Александровна с гримаской.

– Ах, милая Елена Александровна, вы совершенное дитя! Так что даже мне, старухе, хочется помочь вам в этой проказе… Я-то, положим, и смолоду не была выдумщицей, а подруг таких знала… Как, бывало, начнется бал или просто так гости соберутся, особенно если находятся молодые люди, которые за ними ухаживали, так первое удовольствие для них забраться в какую-нибудь дальнюю комнату и там спрятаться. Ищешь их, ищешь, потом все к ним идут, ташут, уговаривают: «Да что это вы, или на кого-нибудь обиделись… идемте танцевать, что вы тут забились в угол? мы без вас никак не можем обойтись!», а им больше ничего не нужно.

– Ну, вот и я такая же. У вас тоже хочу спрятаться, а чтоб Леонид везде бегал и меня отыскивал.

В конце концов было решено просьбу Елены Александровны исполнить, и был отдан приказ слугам не говорить даже в деревнях, что соседняя молодая барыня находится у них.

Хотя Елена Александровна и обещала Соне все рассказать, но обещала это как бы сгоряча, а когда они остались вдвоем, в комнате, в той самой комнате, где, к удивлению Полины, не оказалось губной помады, то Елене Александровне представилось, как будто ей даже нечего рассказывать. Что же в самом деле она расскажет?

О своем посещении Лаврентьева и свидании с Лавриком? Но для того, чтоб понять все значение этих событий, нужно начинать очень издалека, да и то на посторонний взгляд может показаться, что ничего особенного не произошло. Она даже сама несколько удивлялась теперь, как она могла так легко расстроиться и впасть в некоторого рода отчаяние. Значит, вся суть именно в ее склонности быстро падать духом. Все эти соображения пронеслись у нее в голове, покуда Софья Семеновна говорила:

– Ну, так что же случилось, милая Елена Александровна? Вы, конечно, можете мне не говорить, я нисколько не навязываюсь в поверенные, но вам самим будет легче, тем более что во мне и у нас в доме вы вполне можете рассчитывать на сочувствие. Мне кажется, что вы все-таки неспроста приехали к нам!., если б, вы думали найти у своих утешения и помощь, то вы бы поехали домой, не правда ли? а я не думаю, что ваш приезд был простой причудой, какой вы его выставили маме и брату.

Несколько уже оправившись, Лелечка отвечала:

– Но я сама не знаю, что говорить. Мне казалось, что у меня так много есть, чего рассказать вам, и вот оказывается, что все это пустяки, не стоящие чужого внимания.

– Но они, эти пустяки, делают вас несчастной.

– Да, они доставляют мне огорчения.

– Ну, вот мы и рассудим с вами, как бы устроить так, чтобы подобных пустяков не случалось, или как бы вас переделать, чтобы вы от пустяков не огорчались.

– Видите ли, – проговорила Лелечка мечтательно, – может быть, я не случайно приехала к вам. Мне кажется, что во всем вашем доме и особенно в вас самих есть такое установившееся, прочное спокойствие, которое заставляет подозревать, что вы что-то знаете и что именно это знание делает вас такими.

– Вы не ошиблись и вместе с тем вы не совсем правы. Мы уж от природы, по характеру, очень определенные, но ни брат, ни мама не принадлежат к обществу.

– А вы, Соня, принадлежите к обществу?

– Да.

– И это тайное общество?

– Если хотите.

– Милая Соня, возьмите и меня туда! вы видите, как я несчастна. Я никогда об этом не думала, а между тем я уверена, что у меня есть большое расположение к мистике. Вы мне скажите, что надо, может быть, испытание какое-либо? может, меня будут водить по темным коридорам, как, я это читала, делают у масонов? Соня слегка улыбнулась.

– Нет, у нас таких испытаний не бывает. Я просто запишу вас в книжку и извещу об этом в Петербург.

– Да, конечно.

– Потом я вам дам несколько брошюр, сама поговорю с вами. Если с чем вы не согласитесь или не поймете чего, это придет потом. Главное – это иметь настоящее желание вступить.

– Ах, мне так хочется. Я очень несчастна, знаете, Софья Семеновна.

– Тогда вы не будете так несчастны. Все члены общества будут вам помогать.

– Ах, в том, что мне нужно, едва ли мне могут помочь! – Лелечка подумала о своем визите к Лаврентьеву, о своей встрече с Лавриком, и опять то же чувство досады и растерянности начало овладевать ею.

– Ах, в том, что мне нужно, едва ли кто может мне помочь! – повторила она еще раз.

Соня зорко на нее посмотрела и молвила:

– Нет таких вещей, в которых нельзя было бы помочь!

– Но эти вещи очень земные, может быть, грешные.

– Милое дитя, – сказала, улыбнувшись, Соня и добавила, – давайте лучше помолимся вместе.

Она обняла Лелечку и вместе с нею опустилась на колени, склонив свою голову на край стола. Соня не произносила никакой молитвы и даже не крестилась, а только все крепче обнимала Елену Александровну, и та чувствовала, как будто от этой теплой руки в нее входило успокоение, нежность и какая-то дремота.