Во благо государства

Глава 22. В шаге от…

По неопытности Кель’рин думал, что арест главарей заговорщиков поставит победную точку в деле о покушениях на Нарин’нэ и Хель’рау, но реальность растоптала его надежды почти сразу же. Оставив Альфина в дворцовой тюрьме, он едва успел вернуться в башню тайной стражи и переброситься несколькими словами со всё ещё ожидающими его Шайин’сай и Хэлин’сай, как стало ясно, что отдых в ближайшее время ему не светит.

Возмутителем спокойствия стал Оклин Баринсон, верховный судья Державы, много лет отдавший службе покойному Владыке и каким-то образом сумевший пережить что мятеж советника Фалвера, что последовавшее за ним побоище. Сохранивший, несмотря на почтенный возраст, ясность мысли и достойную юноши энергию старик явился во владения Исан’нэ в сопровождении целой армии писцов и первым делом бесцеремонно выжил сестёр Ан’ау’сай с занимаемого ими этажа. Потом же…

Остаток дня, а также весь следующий превратились для Кель’рина в долгую череду допросов, а для Ирвина, Рэй’хо и его воинов — в серию бешеных скачек по всему городу в поисках нужных в том или ином качестве для будущего суда людей. Показания всех свидетелей и обвиняемых скрупулёзно записывались и проверялись на честность лично Кель’рином. С устрашающей скоростью росли груды выходящих из-под рук писцов бумаг, а вместе с ними росла головная боль самого живого детектора лжи, в которого превратился молодой маг. Знаний в искусстве санитистики, чтобы справиться с ней при помощи дара, категорически не хватало, так что оставалось только стискивать зубы и с тоской поглядывать в окно и ждать, когда ночная темнота естественным образом прервёт работу хотя бы на несколько часов.

Охватившая всех обитателей башни тайной стражи кипучая активность не затронула, пожалуй, только Исан’нэ. Откровенно помыкать ею так же, как обоими комиссарами, господин Оклин не решался и потому предоставил её самой себе. Сама же соратница то ли не считала происходящее достойным её смертоносных талантов, то ли попросту ничего в развитой верховным судьёй деятельности не понимала и потому просто убивала время в комнате, где проводились допросы и велись записи. Она то сидела, застыв со скучающим выражением лица на специально принесённом по её приказу кресле, то принималась бродить из угла в угол, пугая писцов и допрашиваемых свирепыми взглядами. И в том и в другом случае толку от неё было немного, хотя, стоит отдать должное, совершенно бесполезным её присутствие не стало. Иногда кое-кто из свидетелей, случайно заглянув в её глаза, когда она проходила мимо, вдруг оживлялся и начинал бойко вспоминать, казалось бы, забытые подробности.

Сами обвиняемые вели себя по-разному. Нарвин, например, совершенно сломленный ещё своим первым допросом, равнодушно выдавал односложные ответы, а Харвис, с трудом выговаривая слова покалеченным ртом, мстительно топил своего нанимателя, на ходу выдумывая перекладывающие на него вину подробности. Марко испуганно лепетал, что ничего не знал о преступлениях своего учителя, при этом постоянно мешая правильному установлению контакта и таким образом не давая Кель’рину возможности убедиться в своей честности. Единственный же выживший телохранитель мастера алхимистики постоянно лгал и изворачивался, пытаясь уверить, что влез в это дело против воли и под прямым контролем магии хозяина. При этом он постоянно путался и демонстрировал настолько «замечательные» знания арканистики, что вызвал улыбку даже у Исан’нэ.

Гильдмастер, которого строго говоря уже смело можно было называть бывшим, был многословен. Несмотря на то, что, обращаясь к Кель’рину, он даже не пытался скрыть неприязнь, Парвис Эвиссон без понуканий принялся излагать историю своего участия в заговоре. Впрочем, историю участия в нём других он рассказывал ещё охотнее. Как бы там ни было, его рассказ был со всей возможной тщательностью перенесён на бумагу и отложен для дальнейшей перепроверки.

Труднее всего вполне ожидаемо пришлось с Альфином. После аудиенции с Регентом и услышанных там слов об отсутствии у него будущего он просто замкнулся в себе, отказываясь отвечать на вопросы, чем спровоцировал бурный спор по поводу своей дальнейшей судьбы.

— Вы что, совсем с ума сошли, юноша⁈ — прикрикнул Оклин на Ирвина, когда тот замахнулся на упрямого арестанта кинжалом с намерением ударить его рукоятью по голове. — Члена Гильдии Магов нельзя бить! Понимаете, вы это или нет⁈ Кельрин, хоть вы скажите ему! Согласно Договору полноправного мага запрещено пытать или подвергать телесным наказаниям без санкции суда Гильдии, ясно вам?

Комиссар, изобразив мимикой готовность немедленно зарыдать от обиды, убрал в ножны кинжал и отошёл в сторону.

— И что нам тогда делать, о господин верховный судья? — ехидно спросил он. — Попробовать его задобрить, и он сам заговорит? Вина ему принести, сладостей? Может, девочек ещё позвать?

— Прекратите шутовство! — разозлился в ответ старик. — Это закон, ясно вам⁈ Закон! Вы хоть представляете, что будет, если вы приведёте его в суд с выбитыми зубами, переломанными пальцами, или что вы там задумали?

— Тогда…

Ирвин ненадолго умолк, а после предложил Исан’нэ извлечь из заговорщика память магией.

— Как с тем наёмником в тюрьме, а? — с надеждой спросил он.

— Нельзя убивать, — коротко ответила она и вновь замерла, сидя на стуле и прикрыв глаза.

— А без этого никак? — продолжил настаивать он.

— Нет.

Конечно, был ещё один путь. Кель’рин прекрасно помнил, как когда-то, казалось, вечность назад, добывал сведения из шпиона разбойников в лесу под Гнилым Омутом. Тогда, несмотря на то что упрямый мальчишка отказывался говорить, молодой маг получил нужные ответы лишь высказывая свои предположения и ловя в искре допрашиваемого ответную реакцию. Что-то подобное можно было бы попробовать и сейчас, если бы не одно «но». Недавний провал с Марко более чем ясно показал — с одарёнными, которые хоть сознательно, хоть бессознательно пытаются ему помешать, он работать всё ещё не готов. Даже если при помощи Исан’нэ или магов-гвардейцев удастся принудить Альфина к контакту силой, в результате всё равно не будет никакой уверенности. А раз так…

— Раз так, запиши, что подозреваемый от дачи показаний отказался, — прервал его размышления Оклин, обращаясь к писцу. — А вы, господа гвардейцы, отведите его в камеру. Нет, не в ту же! В особую, ту, что самая дальняя слева. И приведите следующего. Кто там у нас по списку?