Повелитель теней. Том 2

— Конечно, — радостно воскликнул он, протягивая мне руки. Он аккуратно взял младенца и с улыбкой взглянул на его личико. Малыш, словно почувствовав это, открыл глазки и посмотрел на него. — Какой он милый! Мы воспитаем его как своего, прекрасная леди! Вы вернули счастье в мою семью. Позвольте оказать вам гостеприимство! Гвенда и дядя Хенвас будут рады видеть вас.

— С радостью бы, но, к сожалению, мне пора возвращаться в замок на Грозовой горе. Если у меня будет время, я с радостью ещё раз навещу вас. Будьте счастливы, друг мой.

Я взмахнула крыльями и поднялась над замком, глядя, как Бран провожает меня взглядом, с нежностью прижимая к себе малыша. Я больше не беспокоилась за ребёнка, зная, что эти добрые люди окружат его заботой, и он вырастет хорошим человеком, как его новый отец, мать и дядя, который, как я надеялась, вернётся с войны живым и здоровым.

Мой путь лежал на восток. Честно говоря, мне не терпелось получше рассмотреть свой трофей, потому я даже не заметила промелькнувшие внизу острые скалы и вскоре, пролетев сквозь чёрную массу клубящихся туч, опустилась на террасу, заливаемую дождём и освещаемую яркими вспышками молний.

Пройдя по длинному коридору, я вошла в свою комнату. Панели всё также неровно вспыхивали, и я выключила их, после чего зажгла сложенные в камине дрова и стоящую на столике рядом свечу в красивом серебряном подсвечнике. Достав медальон баронессы де Витри, я поднесла его ближе к огню, чтоб рассмотреть.

Без сомнения, это был магический предмет, очень древний, непонятно как попавший в руки здешних ведьм. Находящийся в центре тёмно-жёлтый камень слегка светился изнутри, и, приглядевшись, я заметила, что это свечение пульсирует, словно камень был живым. А вокруг него, на двух подвижных ободах были выгравированы насечки и странные знаки, ранее мне не встречавшиеся. Скорее всего, это был прибор, который активировался путём совмещения символов и насечек, и имел много режимов действия. Ничего подобного я до сего времени не встречала и понятия не имела, как этим пользоваться. Внешний вид медальона меня заинтриговал, и я, поддавшись любопытству и забыв об опасности подобных артефактов, решила проверить, двигаются ли ободки. Я осторожно повернула один в одну сторону, второй — в другую. Совсем чуть-чуть, но тут же почувствовала, как странные энергии заструились вокруг меня. Они проникали сквозь стены и наполняли воздух тревожным напряжением. Что-то странное зашевелилось в темноте и из углов начали выступать бледные лица, смотревшие на меня. Я поспешно вернула оба обода в прежнюю позицию, и всё пропало, словно это была лишь галлюцинация. Я задумчиво посмотрела на магический прибор, и решила больше с ним не экспериментировать.

Убрав его в карман, я расстегнула пояс с Налорантом, стащила с себя кольчугу и отправилась искать Бена, чтоб выяснить последствия своего опрометчивого магического опыта. Я нашла его в кабинете за тронным залом. Он сразу откликнулся на стук и позволил войти. Вид у него был мрачный и взволнованный.

— Вы уже вернулись? — как-то нервно спросил он. — Вы сделали то, что собирались?

— Да, — кивнула я и подошла к столу, где были разложены книги и исписанные быстрым мелким почерком листы бумаги.

— Вы нашли это кладбище?

— Да.

— Вы уничтожили мёртвую ведьму?

— Да.

— И разогнали шабаш?

— Нет. Я пригласила к ним на вечеринку демона. Он им понравился.

Бен прищурился, пытаясь понять, правда это или шутка. Я невозмутимо взглянула на него и улыбнулась.

— Инкуба по имени Ирис. У меня есть его визитка. Не желаете?

— Извините, я традиционной ориентации, — пробормотал он.

— Как хотите, — я взяла в руки книгу и прочла название: — «Герметический корпус». Всегда завидовала людям, которые способны читать такие вещи. Я засыпаю на второй странице, а потом страдаю из-за комплекса неполноценности.

— Нужно иметь особый склад ума, — заметил он и, подойдя, забрал у меня книгу. — Это не значит, что ваш склад ума хуже. Просто он другой. Что с ребёнком?

— С ним всё в порядке. Я передала его бездетным друзьям. Они были счастливы.

— А амулет?

— Это Grand Grimoir? — удивилась я, увидев другую книгу. — Правда, что там написано, как управлять земными, подземными и воздушными духами?

— Амулет! — повторил он. — Вы нашли амулет?

— Интересно, — задумчиво пробормотала я, — достаточно изучить этот гримуар, чтоб делать это, или всё-таки надо обладать магическими способностями?

— Вы его нашли, — не отрывая взгляда от моего лица, обвиняющим тоном произнёс он. — И это вы запустили его недавно! Вы с ума сошли, командор? Вы можете разрушить здесь всё, играя с этим опасным предметом!

— А что случилось? — наивно спросила я.

— Призраки! На какой-то миг они все восстали, даже те, кого я успокоил. Они наводнили залы и коридоры. Я чуть не оглох от их голосов.

— Но теперь их нет?

— Нет, но я не знаю, какие ещё последствия вызвала ваша…

— Глупость? — подсказала я.

— Неосторожность, — поправил он. — Вы всколыхнули тончайшие ментальные слои, выходящие за пределы нашего измерения, и пробудили духов. Я не знаю, уснули ли они вновь, или просто покинули до времени этот мир.

— Будем беспокоиться, когда узнаем, — я пожала плечами с самым легкомысленным видом. — О Великом Гримуаре…

— Об амулете! — раздражённо перебил он. — Отдайте его мне.

Я с удивлением посмотрела на него.

— Шутите? Отдать такой предмет смертному, да ещё с криминальными наклонностями?

— У меня нет таких наклонностей! — возмутился он.

— Разве? Вы убили своего командира, не так ли? Возможно, из лучших побуждений, но мне о них ничего не известно. К тому же я подозреваю у вас отклонения психики в сторону асоциального поведения.

— Потому что я некромант?

— Потому что вас корректировали.

Он мрачно усмехнулся и указал мне на стоящее у стола кресло.

— Присядьте ненадолго, командор. Я понимаю, что мне сложно будет полностью реабилитировать себя в ваших глазах, но такая вопиющая несправедливость оскорбляет меня. Джонсон поступила неэтично, сказав вам о коррекции. Впрочем… Это уже не важно. Я расскажу, как всё было.

Я села, а он встал возле камина, опершись на полку.

— Вы знаете, кем являются мой отец и мой старший брат? Они чёрные маги высшей категории, работающие в тесном контакте с Советом духовной безопасности. Они не просто лояльны к нашему обществу, они его патриоты и всеми силами трудятся на благо человечества. Но их род занятий и призвание накладывают на них свой отпечаток. Потому ко мне они всегда относились настороженно, и воспринимали скорее как объект контроля, требующий постоянного внимания и выправления. При этом они были слишком заняты своими изысканиями и своей работой, хотя я для них тоже был частью изысканий и работы. С раннего детства я был у них под колпаком. Они наблюдали за мной, обучали и прятали ото всех. Отец получил разрешение не отправлять меня в школу для обычных детей. Официально — по состоянию здоровья, фактически, чтоб я не выдал себя, и чтоб меня не тестировали, как это делают ежегодно во всех нормальных школах. Я жил в нашем загородном доме, обучался дистанционно, и попутно отец обучал меня тому, что считал нужным. Когда мне исполнилось семнадцать, я уже умел скрывать свои дарования от окружающих и мог спокойно поступить в университет. Отец утратил ко мне всякий интерес. Так мне казалось. Брат, который тоже не проявлял нежных чувств, улетел в дальний космос, и у меня остался только Эл. Мне казалось, что я его очень любил. Но однажды…

Он на минуту замолчал, глядя в огонь камина, а потом прошёл к столу и сел в другое кресло, после чего продолжил:

— Мы ехали в Оксфорд на какой-то форум, где я должен был читать доклад. Мы ехали на раздолбанном каре Эла, и вдруг сбоку выскочила маленькая лохматая собачонка. Эл вывернул штурвал и врезался в дерево. Почему не сработала система безопасности на его месте, я не знаю, но он получил удар, от которого его грудная клетка смялась и изо рта пошла кровь. Он открыл дверь и вывалился наружу. Сбежались люди. Кто-то пытался оказать ему первую помощь, кто-то смотрел с сочувствием, кто-то истошно орал в коммуникатор, вызывая службу спасения. Девочка с той самой собачонкой на руках стояла в стороне и горько плакала, с жалостью глядя на Эла. А я… Я вдруг поймал себя на том, что злюсь. На неё, на собачонку, на Эла. Это не был шок. Я действительно был зол. Я тщательно готовил этот чёртов доклад, но теперь было ясно, что я не успею прибыть вовремя, а менять регламент форума из-за студента никто не будет. Я даже не беспокоился за Эла. Я знал, что умереть ему не дадут. Я видел, как профессионально действовали два парня в спортивных костюмах, оказавшиеся поблизости. Я знал, что через девяносто секунд после вызова прибудет флаер службы спасения. И что, в конце концов, сейчас никто не умирает… Тогда я как-то привычно проанализировал свои чувства, посмотрел на лица людей вокруг, и понял, что со мною что-то не так. Эл был в сознании и беспомощно озирался по сторонам, видимо, искал меня. На его лице было страдание. Ему было больно, а я ничего не чувствовал. Самый близкий и дорогой для меня человек, который был всегда бескорыстно добр ко мне, лежал на земле, захлёбываясь собственной кровью, а я думал, что опаздываю к началу доклада.

В тот же вечер я заговорил об этом с отцом, и он сказал, что для нас это нормально. Он что-то говорил об ответственности, о холодной голове, самодисциплине, самоконтроле, кодексе чести, о вреде эмоций и обманчивости сантиментов. А я понимал, что всё это не имеет ко мне никакого отношения. Всё это у меня есть, и ответственность, и холодная голова, и самодисциплина, и самоконтроль, и кодекс чести. Но что-то закрыто для меня, что-то очень важное. И что никакие кодексы не спасут меня от ошибки, когда на кону будет стоять чья-то жизнь, а я буду думать о том, что мне нужно достичь цели.

На следующий день я поехал к своему приятелю, который учился на факультете психологии и попросил провести тестирование в лаборатории. Он, увидев результаты, совершенно обалдел. В полном восторге рассказывал, глядя на экран, как зашкаливают у меня все показатели, а потом замолчал. «У тебя проблемы, парень, — сказал он, наконец, — конечно на фоне всего остального, это не так важно, но… В нашем обществе тебе лучше никому об этом не рассказывать». «В чём дело?» — настаивал я. Он как-то странно посмотрел на меня и произнёс: «Тебе наплевать на людей, Бен! Ты только делаешь вид, что тебя это волнует. Ты начисто лишен сострадания». «И что делать?» «То, что ты и делаешь. Старательно симулировать интерес к окружающим, участие, доброту. У тебя неплохо получается». В его голосе послышалась такая неприязнь…

Бен устало вздохнул и посмотрел на свои руки.

— Вот после этого я и поехал в специализированный центр психокоррекции. Меня протестировали ещё раз, я подписал согласие, и меня скорректировали. Мой брат, узнав об этом, назвал меня идиотом. А отец вроде как с сочувствием, а, может, с сожалением, заметил: «Ты сам не понимаешь, на что ты себя обрёк». Вскоре я понял, что он имел в виду, а через полгода бросил университет и поступил в спецшколу поисково-спасательного флота.