Повелитель теней. Том 2

Глава 11

Мангуст проснулся среди ночи. Этот звук, раздавшийся издалека, встревожил его, и он приподнялся на локте, глядя в гущу тёмных деревьев. Он уже потерял счёт этим ночам, сменяющим дни. Ему казалось, что если б он был на Земле, то уже прошёл бы половину Сибири, следуя за Белым Волком, который всё шёл вперёд, словно искал что-то. Возможно, и искал, но не торопился делиться этим. С момента ухода от баркентины он ни разу не вернулся в человеческий облик, и вёл себя как волк, идя одному ему известным маршрутом. И лишь то, что иногда он оборачивался назад, чтоб убедиться, что Мангуст поспевает на своих двоих за его четырьмя лапами, свидетельствовало о том, что он помнит, что вышел в путь не один.

Мангуст не знал, куда идёт и зачем. Он просто шёл, вдыхая густой воздух, напоённый ароматами трав и хвои, его мысли постепенно рассеивались и уплывали. Ему казалось, что он уже целую вечность следует за Белым Волком, и это не тяготило его, а лишь наполняло особым спокойствием. Порой ему казалось, что он сливается с окружающими его деревьями, растворяется в прохладной темноте долгой ночи, становясь частью бесконечного леса, который наполняет собой всё сущее.

Но лес сменялся степью, заросшей седым ковылём, из него торчали серые и синие камни, в которых при определённой доле воображения можно было разглядеть древних идолов. Эти камни обычно стояли группами на низких холмах, и вечерами их окружал влажный белый туман, клубящийся вокруг, словно духи танцевали свой ритуальный танец в священном месте. Белый Волк останавливался в отдалении, какое-то время задумчиво наблюдал за этим хороводом, а потом бежал дальше, и вскоре снова углублялся в чащу тёмного елового леса.

Можно было подумать, что он ищет своих сородичей, но иногда Мангуст просыпался от его рычания, и видел, как Волк стоит рядом, и свирепо скалится в темноту, в которой горели зеленоватые огни волчьих глаз. Он был крупнее местных волков и его яростный оскал пугал их не меньше, чем огонь. Завидев его, они какое-то время мелькали смутными тенями среди деревьев, а потом удалялись. А Волк снова ложился на траву возле костра и задумчиво смотрел в тускло светящиеся угли.

Мангуст чувствовал, что что-то меняется в нём самом, словно он сам проходил в этих лесах своё посвящение. Долгие переходы днём и бесконечное молчание постепенно наполняли его душу покоем и ощущением какого-то бесконечного пространства внутри души. Ему снились странные сны. Он то летел над лесами и горами, раскинув крылья, подобно большой птице, то бежал по лесу на длинных сильных волчьих лапах, то извивался холодным серебристым телом в освежающей прохладе прозрачной воды. И однажды, вслед за Волком поднявшись на гребень преградившей путь горной гряды, в предутреннем мареве увидел раскинувшиеся впереди бесконечные голубые холмы, поросшие густым лесом. Он долго стоял, ощущая не отчаяние, а бесконечную радость от того, что его путь ещё далёк от завершения, и эти прекрасные земли ждут его.

Та ночь была тёмной, и он, как обычно, уснул возле костра, чувствуя боком тёплое мускулистое тело волка, прижавшегося к нему. Какой-то далёкий звук разбудил его. Он уже заметил, как обострился за эти дни его слух, и теперь он без труда вычленил из океана негромких ночных звуков этот, мощный и тоскливый. Это был волчий вой.

Волк уже поднял свою большую белую голову, и его мягкие уши шевелились, ловя далёкий голос сородича. Мангуст вдруг подумал, что за всё время их пути Волк ни разу не выл. Это было странно, потому что когда им приходилось так путешествовать по лесам Сибири или Канады на Земле, он часто выл, вызывая ответные рулады в чаще лесов. Особенно самозабвенно и мелодично он выл на луну, но здесь луны не было, и родичей он не искал, видимо, не признавая таковыми местных волков. Но этот вой явно заинтересовал его. Его глаза блестели любопытством, и уши активно двигались.

Потом к тому далёкому, едва слышному вою присоединился ещё один волчий голос, потом ещё один, и вскоре над кронами деревьев уже нёсся многоголосый хор волчьих голосов. Прислушиваясь к нему, Мангуст встревожился ещё больше. В этом хоре ему слышались слишком яркие эмоции, словно волки оплакивали кого-то. К тому же их было много, видно, стая очень большая, куда больше, чем ему приходилось встречать. И голоса были слишком мощные и мелодичные. Это были странные волки, и Мангусту совсем не хотелось встречаться с ними.

А Белый Волк вдруг приподнялся и сел, а потом задрал к беззвёздным небесам свою длинную серебристую морду и издал мощный грудной вой, в котором слышалась та же печаль.

— Тише, — прошептал Мангуст, словно его могли услышать те далёкие и странные звери. Он вцепился пальцами в загривок друга и притянул его к себе. — Их слишком много, слышишь?

Но Волк продолжал с упоением выводить свою звериную рапсодию. Хор вдали тем временем смолк, словно те волки прислушивались к нежданному ответу, а потом снова завыли, и в их голосах слышалось что-то похожее на приветствие. Потом стало тихо. Волк тоже смолк и какое-то время выжидающе всматривался в темноту леса, а потом вдруг вскочил и устремился туда. Мангуст мгновенноподнялся и, подхватив походное ведро, залил костёр, схлопнул ведро в круглую лепёшку и, засунув в рюкзак вместе со своим быстро сдувшимся походным матрасом, поспешил следом.

Волк бежал быстро, но так, чтоб Мангуст поспевал за ним. На всякий случай он часто оборачивался на ходу, чтоб убедиться, что тот не отстал. Этот бег продолжался долго. Мангуст уже отвык от чувства времени, потому что здесь часы были совершенно бесполезны, жизнь шла по другим законам. Но он подумал, что этот марафон по лесам продолжался не меньше трёх часов. По крайней мере, небо в просветах между деревьями уже начало наливаться синим светом, обозначая внизу серебристые силуэты деревьев.

Волк остановился внезапно на широкой, почти круглой поляне и замер, вглядываясь в темноту под деревьями впереди. Мангуст замер и невольно поправил пояс, придвинув под правую руку ножны с десантным ножом. Вскоре в темноте вспыхнули два огонька, но они были не желтоватые, как у обычных волков, а красные. Они приближались, и вскоре на поляну вышел ещё один волк, он был таким же большим, как и белый, разве что обладал ещё более длинной и косматой шерстью, отчего казался массивнее. К тому же он был чёрен, как самая тёмная ночь, и только серебрящаяся на кончиках шерсть обрисовывала его тёмный силуэт. Он вышел, гордо подняв большую голову и глядя на пришельцев зеленоватыми глазами, в которых пробегали тревожные алые сполохи. Белый Волк замер в такой же стойке, а потом из-под деревьев выступили другие волки. В сумерках они казались серыми с белыми подпалинами, их глаза отливали зелёным огнём. Мангуст осмотрелся, и, увидев, что волки, которых было не меньше трёх десятков, окружили их, невольно сжал рукоятку ножа.

Тем временем чёрный волк неспешно приблизился к белому и понюхал его морду, после чего неожиданно потёрся о косматую щеку собрата. Белый волк припал на передние лапы и приветственно взвизгнул, затем снова приподнялся и лизнул нос чёрного. Чёрный развернулся и побежал в чащу леса. Белый Волк обернулся и, посмотрев на Мангуста, устремился следом. Мангусту ничего не оставалось, как следовать за другом, полагаясь на его мудрость. Обернувшись, он увидел, как остальные волки спокойно трусят за ними.

На сей раз путь был не таким долгим. Вскоре они вышли в небольшой лог в лесу, где стояли шатры, собранные из толстых веток деревьев и покрытые шкурами. Между шатрами на площадке были разведены костры. Навстречу волкам из шатров выходили высокие женщины в полотняных длинных рубахах. Некоторые несли на руках маленьких детей. Дети постарше выбегали сами, цепляясь за подолы матерей. Мангуст с удивлением осмотрелся. Жители деревни были высокими, светлокожими с длинными светлыми волосами и странно поблескивающими зелёными глазами.

Волки тем временем разбежались по селению, забегая в шатры, и только чёрный направился в центр площадки, где располагался самый большой костёр, обложенный камнями, единственный, над которым не было ни котлов, ни вертелов. Где-то блеяли козы, из-за кучи хвороста выглянула крупная собака с висячими ушами.

Из шатров послышалось ворчание, а потом и чёрный волк припал на все четыре лапы и, странно извиваясь, начал менять очертания. Мангуст никогда не видел, как превращается Волк, потому с жадным любопытством наблюдал за процессом и вскоре увидел, как с четверенек поднялся во весь рост молодой смуглый мужчина с длинными прямыми волосами. Он был похож на индейца и всё-таки это был не индеец. Его глаза были уже, кожа светлее, нос короче и шире. Но в остальном он был очень похож, и если б Мангуст не видел в своей жизни столько настоящих индейцев и не знал, кто перед ним, то точно решил бы, что Белый Волк, наконец, нашёл соплеменника.

Тем временем Байбал Устунов подошёл к аккуратно сложенной возле костра одежде и оделся. Из шатров появились мужчины, такие же высокие и светловолосые, как их жёны и дети, одетые в полотняные штаны и расшитые рубахи, в мягких коротких сапожках, с берестяными ножнами на сплетённых из кожи поясах, из которых торчали искусно выточенные из дерева рукоятки охотничьих ножей. Одежда Устунова выглядела иначе. Надев такие же штаны и сапоги, вместо рубахи он натянул длинный кафтан, сшитый из синего сукна, отделанный узорами из кожи и опушкой из чёрного меха и опоясался кожаным ремнём с круглыми чеканными бляшками. Водрузив на голову меховую шапку, он не торопясь вернулся к костру и присел на землю, жестом указав Мангусту место рядом. Тот повиновался. Белый Волк по обыкновению улёгся возле него, но так, чтоб не терять из виду Байбала.

Ещё несколько мужчин уселись у костра, с добродушным интересом разглядывая пришельцев. Две женщины принесли и поставили перед мужчинами большие деревянные блюда с жареным мясом и лепёшками, а перед Волком положили большой кусок сырого мяса с костью.

— Мы всегда рады добрым гостям, — заговорил Устунов, глядя на Мангуста. — Хотя за всё время, что я здесь, немногих можно было назвать добрыми. Впрочем, в ваших добрых намерениях я не сомневаюсь, потому прошу вас, угощайтесь. И расскажите мне, как вы оказались здесь, командор.

— Вряд ли здесь уместно столь официальное обращение, — улыбнулся тот. — Это на Земле нас разделяли возраст, звания и прочие условности, но здесь мы оказались в одной лодке, так что зовите меня Мангустом.

— В моём улусе и здесь меня зовут Хара Бёрё, что значит чёрный волк, но вам я думаю, будет удобнее звать меня Байбалом, — кивнул тот.

— Хорошо, Байбал, — согласился Мангуст. — Я удивлён вашим даром, и у меня много вопросов о ваших друзьях, но сперва я отвечу на ваш вопрос.

Он рассказал о том, как «Пилигрим» оказался в этом странном мире, куда отправились его товарищи и что именно его, Устунова искали в этих лесах они с Белым Волком. Пока он рассказывал, Байбал достал маленькую трубку с длинным мундштуком и, набив её, закурил, тихонько покачиваясь и глядя в огонь.

— Мы нашли вас благодаря чутью Волка, — закончил Мангуст, — но он, кажется, больше радуется тому, что нашёл соплеменников, чем выполнению задания. Боюсь, что у него будет ещё меньше желания возвращаться к звездолёту, чем у вас. Он предпочитает пребывать в своём зверином обличии и даже не пожелал принять участие в нашем разговоре.