Теряя наши улицы

4

Я в кои то веки в офисе. Рабочее время закончилось. Во всём небоскрёбе уже почти никого не остаётся. Сделав глубокий вдох и выдох, я набираю не выходящие из головы цифры. Скорее всего, её и на этот раз там не будет. Что ей, замужней парижанке, делать у бабушки на Стендаля?

— Алло, — раздаётся в трубке голос Альфии. — Алло?… Говорите, я слушаю.

— Привет, Альфия, — выговариваю я. — С днём рождения.

— Привет, Алик. Спасибо! — и, помолчав, добавляет. — Какой у тебя голос.

— Какой?

— Специфический.

Она уже знает, как изменяют опиаты человеческий голос — он становится глухим и хрипловатым, с ноткой всезнающего спокойствия.

— Я слышала о том, что с тобой происходит… Сначала я всем отвечала, что всё нормально… Что раз ты в этом что-то находишь, раз тебе это нравится, значит это не может быть плохо… Теперь я так не думаю… Я думаю тебе надо завязывать с этим, Алик…

— Альфия, боюсь, это уже невозможно. Я зашёл слишком далеко, Альфия.

— Ты можешь, Алик, родной, ты всё можешь, если захочешь… Беда только в том, что ты не хочешь… — мне кажется, она сейчас подбирает самые нужные слова. — Ты помни, пожалуйста, о том, что я люблю тебя. Никогда не забывай об этом. Я тебя очень люблю. Очень.

Разговор, кажется, был недолгим. Я не мог больше с ней говорить. Это было выше моих сил. Но на следующий день я начал интересоваться у местных наркоманов о том, какие существуют способы спрыгнуть с иглы. Я перерыл кучу литературы. Никому этого не рекомендую. Та же самая железная логика рынка, заставляющая контрабандистов и крупных воротил отдавать предпочтение полученному лабораторным путём героину перед относительно натуральным опиумом, заставляет большинство подкупленных, ангажированных, или просто падких на сенсации лобби создавать один из нелепейших мифов современности — миф о неизлечимости наркомании. Такие безответственные авторы, как, например, Уильям Берроуз, в стремлении демонизировать и приукрасить собственные пагубные пристрастия в глазах обывателя, невольно работают на тот же миф. Нет ничего хуже, чем читать Берроуза в период абстиненции, или в те моменты, когда подумываешь о том, чтобы завязать! Не говоря уже о доказанной неэффективности пропагандируемого им апоморфина для излечения героиномании.

Наркомания — это растянутое во времени самоубийство, отказ от жизни, её активное отрицание. Как правило, наркомании предшествует осознанное или неосознанное отвращение к созданной человеком социальной реальности, будь это отчаяние, или наоборот пресыщенность. Весь трюк опиатов заключается в том, что они приносят искомое практически каждым чувство удовлетворения, без необходимости тратить усилия на какую-либо социально значимую деятельность, представляющуюся наркоману бессмысленной. Там, где обычный человек лишь иногда получает бледное подобие удовлетворения от работы или семьи, пройдя десять кругов утомления, стрессов, унижений, забот и волнений, наркоман получает полное и безоговорочное удовлетворение через укол. Если жизнь — это усилие, то усилия наркомана сводятся к поиску и добыванию средств на дозу и самой дозы. Предельно чётко, просто и цинично. Поэтому никакие чудодейственные снадобья, заговоры или заклинания, которыми, по сути, являются все ультрасовременные, сверхкомпетентные, рафинированные методы промывания мозгов, используемые в псевдонаучных сетях широко разрекламированных реабилитационных центров, не способны сделать и малой доли того, на что способна простая человеческая воля. Более того, не может быть никаких сомнений в том, что вышеупомянутые реабилитационные центры, как интегральная часть порочного круга циклической интоксикации/ детоксикации являются таким же неотъемлемым компонентом сверхприбыльной наркоиндустрии, как и средства массовой информации, пропагандирующие нелепый и лживый миф о неизлечимости наркомании. Только добровольный отказ от употребления сильнодействующих наркотических средств способен, я подчёркиваю, действительно способен избавить человека от пагубного пристрастия, на какой бы стадии аддикции он ни находился. Я видел людей, которых заставил спрыгнуть с иглы условный срок и страх перед тюремным заключением. Неважно, какой является мотивация. Важно то, что лишь осознанное желание прекратить употребление героина, реально способно вывести человека из замкнутого круга наркоманских привычек, восстановить нормальный обмен веществ и, соответственно, вернуть его в нормальные условия существования.

Другое дело, что это осознанное желание не может быть искусственным, или тем более внушённым или навязанным окружающими. Можно сколько угодно уговаривать и убеждать наркомана, и он даже может откликнуться и предпринимать самые искренние попытки покончить со своей зависимостью, но пока он сам реально, в глубине души, не захочет этого, и не осознает причины, по которым он хочет этого, он не сможет окончательно и бесповоротно бросить свои привычки. Я знал одного бывшего наркомана, который бросил колоться, но при этом позволял себе принять грамм опиума перорально раз в год, или полгода, для того чтобы расслабиться и отдохнуть душой хоть изредка. После десяти лет такого своеобразного употребления наркотика, оказавшись в Циньгуне, он на моих глазах в течение пары-тройки дней снова плотно присел на дозу. Я думаю, проблема здесь в том, что десять лет назад у него изначально отсутствовало осознанное желание распрощаться с опиатами навсегда. Ты должен всей душой, страстно захотеть, например, попробовать свои силы в реальной жизни, сделать что-то для осуществления какой-либо своей заветной мечты, или, на худой конец, так же всей душой не хотеть вполне реальных негативных последствий, вроде лишения свободы, но, в любом случае только твоё собственное нежелание, или желание, твоя личная воля, способны справиться с психологической зависимостью от сильнодействующих наркотических средств.

К тому времени я ввёл себе в вены в разных участках своего тела за относительно короткий период столько продукта и такого качества, сколько среднестатистическому наркоману едва ли удаётся за всю свою короткую жизнь. Разумеется, у меня не возникало никаких сомнений в том, что моя песенка спета. Слова Альфии, её неожиданное признание затронули меня за живое, или, по крайней мере, за то, что, оставалось во мне живым. Может быть, я преувеличивал значение этой, в принципе, довольно обыкновенной девушки в своей жизни. Но я отнёсся к её словам, как к предписанию Судьбы, потому что их сказала мне она. Я вновь стал искать возможности реализовать рукотворное чудо. Я вновь поверил в чудеса.

Для начала я стал просто систематически сокращать дозу. Теперь, когда я кололся, я делал это исключительно для того чтобы по возможности избежать абстиненции. Я постоянно думал об Альфие, о её словах, и о том, что укол мне нужен не для кайфа, а только для того чтобы, в конце концов, перестать колоться и попробовать вкус нормальной жизни. Только для этого. Это было всё, что я мог сделать для себя в борьбе со страхом бессонных, нескончаемых ночей, наполненных неизбывными муками тела и души. Когда мне удалось свести дозу до минимального возможного уровня, я оформил отпуск и вылетел в Киргизию, в клинику доктора Базарбиева. Правда, в последний день я взял 25 доз и кололся, как раньше, по часам. На самолёт заходил с одной дозой во рту и другой в шприце, спрятанном в трусах. Когда прямо передо мной, американца начали обыскивать металлоискателем, я похолодел, но меня, наоборот, пропустили, несмотря на землистозеленоватый цвет кожи, обтягивавшей мой 40-килограммовый скелет. Через час полёта я заперся в туалете и уже собирался уколоться, когда раствора мне показалось мало. Я открыл второй чек, отсыпал чуть-чуть порошка и снова запаял его при помощи зажигалки. Приход в небесах, среди облаков не стал чем-то особенным. Что-то особенное началось после прилёта, когда я понял, что героин из второго, плохо закрытого пакета рассосался у меня во рту и лечиться уже нечем.