Теряя наши улицы

6

Мы с Куртом и Гретхен допивали по четвёртой пинте, когда прозвенел гонг — всем пора убираться из паба, 11 часов.

— Дерьмо, — сказал Курт. — Надо перебираться в «Склеп».

— Самое время, — соглашаемся мы.

Когда закрываются пабы, все отправляются в ночной клуб. Правда, он тоже после трёх закроется. Мы платим за вход, нам ставят на руки печати, и мы спускаемся в «Склеп». Крутят «Leftfield». В основном все на баре, за столиками, по углам. На танцполе несколько парней и девчонок. Англичане называют дискотеку скотным рынком, потому что, когда им охота потрахаться, они приходят завязать какие-нибудь скоротечные, ни к чему не обязывающие отношения на дискотеку. А девчонок, они называют коровами. После слов Джен меня не отпускает паранойя. А если она инфицированная?

Накатываем по «Б-52». Немного танцуем, потом я отхожу, облокачиваюсь на стенку, сползаю вниз, сижу на полу раскинув ноги, тупо смотрю на танцующих. На душе пустота. Кто-то подскакивает ко мне, дружески пинает по ноге. Даррелл, мулат, один из знакомых дилеров.

— Пойдём, брат, курнём.

— А есть?

— Я угощаю. Классный сканк.

Стоим у стоечки, курим, прямо в зале. Никому нет дела. Даррелл тусует мне косяк и пригибается, пока мимо проходит крашеная блондинка.

— Моя бывшая. Неохота с ней здороваться.

— Понимаю.

— Так ты, брат, я смотрю, тоже отчуждённый?

— Отчуждённый?

— Ну да. Знаешь — отчуждение, — он старательно произносит вычитанное или услышанное где-то слово. — Здесь таких валом.

Обмениваемся немного своими историями. Сам он из Бристоля, работал пару лет в Азии, барменом на острове Циньгун. Недавно вернулся, перебрался сюда, на Юг. Вообще, по его словам, молодёжь из таких городков как этот обычно наоборот уезжает.

— Был когда-нибудь под Э?

— А что это за фигня? — я с трудом делаю очередную затяжку, плющит уже не по детски. Хочу передать косяк ему.

— Кури, кури. Э — это экстази. Классная вещь! Хотел бы попробовать?

— А есть?

— Короче завтра вечеринка. Нелегальная. Скидываемся по 20 фунтов. За таблетку и за вход. Есть место в машине. Если хочешь, поедем впятером.

— Договорились!

В пятницу встречаемся на набережной, в условленном месте. За рулём «Жигулей» 1-й модели Чаки. Ещё двоих я знаю в лицо, видел в «Кабане». Трогаемся. Даррелл передаёт мне пластиковый пакетик с голубой таблеткой, с выдавленным на ней голубем. Я сую ему двадцатку. Едем, кажется, в сторону Лондона. По дороге начинаем спорить про выступление «Арсенала» в этом сезоне, потом про «спид-гараж». Все достаточно возбуждены в предвкушении потока приятных эмоций. Подъезжаем к каким-то заброшенным портовым сооружениям на берегу канала. Похоже на Брокли. Паркуем машину в сторонке, рядом с другими. Идём к пакгаузу. Вместе с доносящимися ритмами, начинает бешено учащаться сердцебиение. Накатывает волна радости. Мне нравится «спид-гараж» — в нём есть энергия «джангла», но он обладает более гладкими ритмами, под которые легче танцевать. Окунаемся в море звука, дымов и ритмично двигающихся человеческих тел. Моё тело само начинает скользить в такт музыке, танцевать вместе со всеми. Помещение забито довольно плотно. У многих в руках какие-то разноцветные светящиеся трубки, которыми они вертят в воздухе. Кто-то передаёт мне пластиковую бутыль воды. Я охлёбываю, морщусь и передаю дальше. Сильно отдаёт кетамином. Ди-джей с белыми дрейдами похож на шамана, а мы все — на ритуальное сборище наполненных магической силой язычников. Танцуется легко. Музыка во мне. А в музыке мне слышится сознание отчуждения скотного рынка, усталости от боли разочарований, страхов новых смертельных болезней, и, несмотря ни на что, желание вопреки всем невзгодам танцевать, веселиться до утра и улыбаться каждому встречному.

— Всё в порядке приятель?

— Всё в порядке, приятель!

Это типичное лондонское приветствие, сопровождаемое добродушной искренней ухмылкой, приобретает здесь новый глубокий смысл. В нём словно бы выражается торжество человеческой воли и свободолюбия над отчуждающим миром вещей и овеществлённых отношений. А может быть, я просто гоню под колёсами? Ха-ха-ха!

— Привет! Всё в порядке, приятель?!!

— Всё в порядке, брат!

В толпе танцующих моё внимание привлекает девчонка с короткой стрижкой в белой спортивной бобочке, мини-юбке и красных колготках. Неужели это Альфия?! Поймав мой взгляд, она улыбается и приветливо машет мне рукой. Я пробиваюсь к ней. Мы начинаем танцевать вместе. Всё повторяется. Я опять потерял и опять нашёл её. Тот памятный вечер в Лондоне, когда она всё-таки отвергла меня, и я с досады, в сердцах уходил от неё без оглядки, чувствуя её горький взгляд на своей спине, теперь казалась в далёком прошлом. Мы танцуем, как настоящая влюблённая парочка, словно бы репетируя прелюдию любви на людях. Потом она берёт меня за руку, я иду за ней, и мы поднимаемся на возвышающийся посреди танцпола куб. Я помогаю ей забраться, На кубе продолжаем в том же духе. На нас смотрят снизу. Кто-то нам аплодирует. Я забываю о том, что хочется пить и, изо всех сил сжимая челюсти, уношусь вместе с Альфиёй ввысь, на Луну, на Венеру, под сконцентрированные, «повторяющиеся однообразные ритмы», посреди сборища «более трёх человек». Это действительно экстаз. Оказывается, мир полон любви.

Не знаю, сколько мы протанцевали с ней, может всего 1520 минут, а может и все 3 часа, как вдруг, она ни с того, ни с сего, развернулась, спрыгнула вниз и пошла прочь, предварительно помахав мне рукой.

— Альфия? — я догнал и остановил её, аккуратно, бережно взяв за предплечье.

— Нет, не Элфи, приятель, я Линда, — весело отвечает она мне по-английски. — Спасибо за компанию, я должна идти. Приятно повеселиться!

Я таращился на неё во все глаза. Вот же дерьмо! Это действительно не Альфия! Разумеется, я не стал увязываться за Линдой. Я развернулся и побрёл в чилл-аут. Действие таблетки начало проходить, и мне внезапно всё здесь обрыдло и представилось в самом неприглядном свете. Здесь, я имею в виду вообще здесь, в этой стране. Меня начали раздражать все эти улыбающиеся, возбуждённые, потные рожи, которые завтра где-нибудь в лондонском Сити будут шарахаться от тебя, если спросишь у них дорогу. Меня со страшной силой потянуло домой, под густую сень деревьев на наших улицах, на которых человеческие отношения всё ещё сохраняли некую естественность и непринуждённость без посредничества химии. Я вышел на берег. Рассветало.