Время перемен. Том 2

Глава 6: разные мнения

Солнце пробилось сквозь густую крону Зловещего леса, и легат ткнул в букву на листе:

— Это что за буква?

— «В», — после секундного раздумья ответил Сибальт.

— Какие слова с неё начинаются?

— Эээ… Ворглинги?

Его сосед по строю рассмеялся негромким, икающим смехом:

— Смотри-ка, помнит…

Вся колонна озарилась желтозубыми улыбками.

— Что-ж, немного смеха в этом чёртовом лесу перед этой чёртовой выжженной полосой нам не помешает. Проклятье, если вы не хотите подыскать себе другое место, почему хотя бы не уберёте оттуда все эти чёрные кости? — проворчал Байл.

«Чтобы люди знали, что их ждёт».

— Сибальт, если ты знаешь букву, почему не произносишь при чтении? Зачем глотаешь?

— Не хочет вспоминать, что у него ведро вместо шлема, — раздался голос из строя.

— В бездну ваши шапели с шишаками, — рассердился новобранец, — От них шея отваливается! А этот облокотил на плечи и иди себе.

— Ведро, оно ведро и есть! Куда тебе такой? — ответил другой голос.

Сибальт вертел головой в своём громадном шлеме, то и дело слегка съезжающем в одну или другую сторону, а звук доносился оттуда, как из колодца:

— Ничего, вернёмся в Татмер, два подшлемника возьму и как раз будет…

— Сваришься, — заключил взводный, — Ты хоть бы спросил сначала. Этот шлем подойдёт разве для того горца-гиганта, помнишь? Такие носят с горжетом, но у тебя только кольчуга и нагрудник. Он у тебя хоть и встал на плечи панциря, но болтается, как ведро. Кузнец, небось, и продал тебе по сходной цене только затем, что нет таких великанов в городе, кому он впору. А ты, дурень молодой, раскошелился. Так?

Александр заметил сквозь слишком широкую смотровую щель, как насупились глаза новобранца, но бывший крестьянин так ничего и не ответил взводному.

— Зря ты ему сказал, — шепнул легат командиру наёмников, — Он так забавно смотрелся…

— С таким шлемом не годится драться. Посмеялись, и хватит. Здесь на нас не нападут, а на других дорогах — кто знает?

Древний кивнул, пришпорил лошадь и умчался вперёд. На опушке он встретил торговый караван и привратника, Лорка. Они поприветствовали друг друга, Лорк отдал вексель торговцу и обернулся к Александру:

— Легат, какие вести в мире?

— Ничего, о чём тебе стоило бы знать…

— И как ты это решил?

— Поверь, твоя голова не выдержит столько бесполезной информации. Если вкратце, то люди всё так же рождаются, умирают, лгут, убивают, воюют, подкупают и продаются.

— И что, совсем ничего хорошего?

— Принял роды, спас женщину и ребёнка.

— И дорого им встал кодекс?

— Натравил их на соседей.

— Получается, хорошего действительно нет…

— Я поищу в следующий раз специально для тебя.

— Отряд с тобой? Встанет, где обычно?

— Ага.

Легат развернул лошадь к воротам, но привратник окликнул его:

— Подожди, есть одна просьба…

Александр повернулся к нему.

— Наш старший, Лука, похоже, бздит попросить для нас книг у совета. Нам бы нового чего, а то на воротах бывает скучно…

— Все новинки перепадают приближённым, а про вас, как всегда, забыли?

— Сам знаешь.

— Но Лука двести лет на должности и просидит ещё две тысячи.

— Точно. Я уже буду в совете, а он так и останется главным по воротам.

— Ждёшь несчастного случая, как с Вандерлеем? Знаешь же, советники сами не уходят.

— Да упаси Поток, это я так, шутки ради.

— Ладно, бывай. Словечко замолвлю.

Он заехал в ворота вместе с телегами, что пригнали торговцы и махнул рукой часовым. Спешился, подвёл лошадь к крохотной конюшне и привязал в стойле.

— Есть добрые вести? — окликнул его Фёдор, местный конюх.

— Нет. А у вас?

— Один зависимый стал приносить пользу. Увлёкся химией и отыскал неизвестную нам формулу в Потоке.

— Отрадно слышать. И что там?

— Гексоген…

— Не могу сказать, что я в восторге, но и так неплохо.

— Мечтает узнать формулу ядерного распада.

— Зачем? Мы никогда не воспроизведём её с нашей горсткой людей.

— Мечты, они такие… Парень молод. Хочет запустить электричество в городе.

— Интересно бы с ним пообщаться. Среди наших мало мечтателей.

Конюх пожал плечами:

— Невозможно мечтать веками. Рано или поздно смиряешься со своей участью.

— Я не смирился. Совет нас вытащит, и мы вместе ещё прошвырнёмся по трактирам Татмера, вот увидишь.

— Тебе легко говорить, ты хотя бы был в них…

— Придёт время, и тебе покажу.

— Спасибо, легат. Пока оно не пришло, кто-то должен заниматься лошадьми.

— У нас на счету каждый, кто контролирует себя.

— Да я не спорю, если вдруг тебя спросит совет.

— Зачтётся.

Александр направился к хранилищу амброзии. Захария всё так же сидела на посту в маленькой пристройке сбоку от резервуара. В пристройке имелся люк, через который она и доставала амброзию, тщательно записывая в книгу расходов каждый литр. Жертвенные уже потонули, и над хранилищем не разносилось ни звука.

— Привет. У тебя сегодня тихо.

— Почти всегда так. Жертвенные вопят сутки, потом затихают, потом тонут, и наступает полная тишина.

— Ты так говоришь, будто терпеть их крики целые сутки — пустяк, не стоящий внимания.

— Ерунда, я уже привыкла. Решить проблему с мужиками, и я буду как в раю. Сколько тебе?

— Пока на два дня.

Она отмерила нужное количество и стала переливать в его флягу:

— Приходи вечером ко мне, такое покажу…

— У меня были планы.

— Ну и вали к своей Фриде, — она сунула ему флягу и торопливо что-то чиркнула в книге записей.

Александр вышел на воздух и очередной раз удивился: людям по несколько веков, но ничего людское из них не ушло. Импульсивность, злость, косность суждений. Даже здесь немногие утруждали себя постижением мудрости. Большая часть тех, кто мог себя контролировать, просто выполняли свою работу. О зависимых и говорить не приходилось. Древний окинул взглядом свой родной город, ветер пронёс мимо него горсть пожухлых листьев. Вокруг было пасмурно и серо: серые каменные дома, серые деревья, серые дорожки. Вечная жизнь и вечная депрессия. Ценный дар, или проклятие? Он опять захотел побыстрее убраться отсюда.

По пути в здание совета ему попался смотритель рощи, Жупен, с тележкой, на которой корчились зависимые. На вид ему было лет сорок, но легат знал, что он почти ровесник Изначальных — тех, кто заседал в совете. Жупен махнул ему рукой, и полы коричневого камзола растрепало потоком ветра, как и чёрные вихрящиеся волосы до плеч.

— Смотритель, — поприветствовал его Александр.

— Легат, — кивнул Жупен, — Как во внешнем мире? Хотел бы я посмотреть на него.

— Так что мешает? Ты в три раза старше моего, совет наверняка пойдёт навстречу.

— Наверняка. Но кто отличит полезного зависимого от бесполезного? Если бросить всё это, мы никогда не докопаемся до сути наших проблем. Я буду здесь до тех пор, пока наш народ не излечится.

— Ты нашёл этого парня, с формулой гексогена?

— Да.

— Покажешь мне?

Он как раз отсыпается. Поможешь с тележкой?

Они принялись катить телегу вдвоём, легат кивал встречным, даже зависимым, с пустыми лицами бредущим в Рощу.

— Дружище, вернулся! — крикнул шедший навстречу Зебен, — Заходи сегодня вечером, есть новости, — он двумя руками пожал протянутую руку легата и слегка покосился на Жупена, — Масса открытий в области самогоноварения и пару новых соусов к креветкам. Ты привёз, что я просил?

— В телегах, заберу после совета.

Они медленно подкатывали телегу к самому неприятному месту во всём городе — ночлегу блуждающих в Потоке. Внешне ночлег не сильно отличался от других домов, хоть и был самым большим в городе. Просто длинный угрюмый трёхэтажный дом с двускатной крышей. Люди заторможено выходили из него, получив нужную для жизни порцию амброзии и еды, чтобы отдаться другому дурману — Потоку.

Первое, на что обращаешь внимание, когда оказываешься внутри — запах. Стойкий запах давно немытых тел. В доме были ванные комнаты, но никто ими не пользовался.

— Пойдём, он на третьем этаже, — позвал смотритель.

Они поднялись по пандусу, с усилием толкая тележку, и двинулись через коридор. Зависимые не утруждали себя закрытием дверей, и каждую комнату можно было рассмотреть. Набитые битком, с матрасами прямо на полу и не горящими каминами. Люди внутри ели, не вылезая из кроватей, или спали. Всё это напоминало обыкновенный притон. Да, по сути, им и было. Слишком огромный, слишком длинный коридор уходил всё дальше. Комнат по бокам было не счесть. Они вмещали большую часть его народа.

Жупен остановился возле одной, глянул внутрь и махнул Александру. Не особенно церемонясь, он сбрасывал людей с телеги на свободные места. Те, кого он привёз, уже подуспокоились и готовы были есть, пить, спать — делать всё, что нужно для продления жизни в бренном теле.

Смотритель вытолкал тележку в коридор, и они оставили позади ещё две комнаты. В следующей, на их счастье, было только двое, и оба спали. Жупен склонился над одним — долговязым парнем с курчавыми рыжими волосами, острым носом и вытянутым вниз подбородком:

— Просыпайся! — он толкнул рыжего, тот зашевелился и сонными карими глазами глянул на них.

Легат отметил вполне осмысленный взгляд, в отличие от других обитателей этого паршивого места.

— Это Александр, он хочет с тобой поговорить.

— Ещё один старик, не видевший ничего, кроме этого городишки? — презрительно улыбнулся рыжий.

— Тут ты ошибаешься, он легат.

— Один из немногих, кому дано право выходить за стены города? Чем же он заслужил такую привилегию? — молодой нагло воззрился на легата.

Александр понял, что парень хочет задеть его, и ответил спокойно:

— Не право, а обязанность. И вменили мне её потому, что научился спокойно жить без Потока и строго контролировать потребление амброзии.

— И что, интересно без Потока?

— Вполне.

— Врёшь. От меня-то что надо?

— Ты открыл формулу гексогена. Трудно было?

— Ничего особенного, просто знал, где искать.

— Мне говорили что-то про ядерный синтез.

— Забудь, я передумал. Если я узнаю о нём, вы с меня потом не слезете. А я не очень-то хочу с вами разговаривать.

— Мы — это кто?

— Старики.

— Тебе сколько уже?

— Тридцать.

— Понятно. И чего ты хочешь?

— Дела у меня только в Потоке и, если я не там, хочу поскорее вернуться.

— Ты ни разу не мечтал выйти за стены по-настоящему?

— Мечтал, но зачем всё это? В Потоке проще — подумал и оказался, где тебе надо.

— Но ты там висишь, как дух. Ничего не ощущаешь, ни к чему не можешь прикоснуться, не издаёшь ни звука.

— А зачем? Зачем чувствовать ветер, холод, сырость, палящее солнце? На кой чёрт напрягать ноги и куда-то идти? Разговаривать, убеждать, разубеждать? Не лучше ли найти то, что по душе, и смотреть на это, сколько захочется?

— Солнце, ветер и вода могут быть приятными, а то, что сделал сам, отличается от того, за чем наблюдаешь. Поверь, тебе нужно попробовать.

— Началось… Отстань, меня всё устраивает.

— Мне достаточно известен и реальный мир, и мир Потока, свой выбор я сделал, и, как ты сказал, разубеждать никого не буду. Если вдруг захочешь испытать что-то кроме пассивного созерцания, зайди хоть в подвал к Одеру, постреляй по мишеням. Счастливо оставаться.