Время перемен. Том 2

Глава 9: мы все должны выбрать сторону

Жерар стукнул своим бокалом по бокалам Франческо и Максимилиана:

— За победу, за нашего капитана.

Он не стал ничего придумывать и созвал друзей там же, где снимал комнаты — в «Бойком месте». Теперь-то уж точно он может назвать их друзьями.

Вокруг сидел праздный народ, а зал из прекрасного лакированного дуба и ясеня, украшенный драпировками, картинами охоты и круглыми фонарями в виде лилий, источал уют. Молодой граф до войны не замечал таких мелочей. Теперь же прелести мирной жизни открылись ему заново. Он будто впервые ел в трактирах, одевался не в доспехи, спал под крышей, ходил в фехтовальный зал. Это было интересно и странно, а ещё город уже не казался ему таким большим, как раньше.

Но, несмотря на весь уют, на душе у него было темным-темно, ведь за столом их всего трое. Весельчак Пероль и Леонардо, столь многообещающий молодой офицер, остались на том поганом сыром холме, и ничего для них уже не будет — ни этой посиделки, ни прогулок в вишнёвых садах близ реки, ни новых званий, ни новых подвигов.

Поход этот, совсем не долгий по военным меркам, оставил в душе графа огромный след, и обратно вернулся совсем другой человек. Третий Гвардейский Полк Лемэса стяжал заслуженную славу, и за славу эту дорого заплатил. После победы на холме армия Его Величества гнала еретиков прочь ещё два дня, добивая остатки их армии.

Капитан де Куберте был пожалован чином полковника, перескочив майора, что являлось почти небывалой редкостью. Однако, старый маршал не сделал его командиром полка. Им стал бывший заместитель командира, полковник Кантан де Перел, давно ждущий повышения. Дядю же сделали заместителем, вторым человеком полка.

Жерара временно поставили командовать вторым взводом, и он вникал во все тонкости армейских взаимоотношений, про которые во многом узнавал от своего слуги и сержанта Жака. Их он старался держать поближе, по совету матери пользуясь не только своими знаниями, но и знаниями своих людей.

Грязные, израненные и потерявшие больше трети людей, но овеянные славой, они двинулись в обратный путь. Маршал больше не гонял их в охранение каждую ночь, к тому же, на обратном пути выпало несколько погожих деньков, в которые де Куберте принялся учить Жерара владеть не только эспадой. Схватывал граф быстрее любого другого, и под конец пути успел одолеть многих молодых офицеров в учебных поединках. О нём пошла молва, как среди дворян, так и среди солдат, и в Лемэс де Сарвуазье вернулся не просто молодым человеком из богатой и знатной семьи, а офицером с определённой репутацией, чему в том числе способствовала и пара конфликтов в дороге, которые граф разрешал с неизменной мрачной решимостью, проснувшейся в нём там, на холме, и справедливостью, привитой ему родителями с детства.

Молодой граф, пробыв уже два дня в городе, никак не мог привыкнуть, что тело и одежда чистые, а слуги могут согреть ещё воды в любой момент.

Максимилиан оторвался от жареного каплуна и обратился к де Вису, тем самым оторвав и Жерара от его дум:

— Франческо, долго ли ждать пополнения?

— В полку говорили, первые рекруты будут уже на следующей неделе.

— Наверняка капитан выберет для нас каких получше.

— Полковник, Максимилиан, полковник. Привыкайте.

— Кажется, всем нам долго придётся привыкать к этому.

— Спорить не буду, — де Вис откусил брускетту и запил глотком вина, — Даже вечный капитан не вечен. Помните, господа, что творилось с людьми, когда его выбрали командовать там, на холме? Всем известно, как солдаты к нему относятся, но чтоб настолько. Мне ни разу не приходилось видеть подобного единства.

Жерар надкусил бутерброд с сыром, вяленым помидором и базиликом — что за божественный вкус, которого он раньше даже не замечал? Беседа их текла неспешно. Насладившись, он задал вопрос, давно крутившийся на языке.

— Простые солдаты сильно благоволят дяде. Почему так?

Максимилиан ответил, одновременно срезая сочное мясо с косточки:

— Храбрец, отменный командир и бережёт своих солдат. Я слыхал, он убил нескольких офицеров за неподобающее отношение к подчинённым.

— Как это случилось?

— Спросите у него сами. Не хочу пересказывать всё, наверняка половина — сплетни.

Жерар сидел вполоборота к двери, но такого неуместного здесь сержанта Жака заметил сразу же. Жак тоже приметил их и, непонятно отчего сконфузившись, пробирался к ним через залу, аккуратно огибая столы. Когда он обходил соседний с графом стол, один из посетителей отодвинул стул, чтобы встать. Получилось это резко, неожиданно и прямо под ноги Жаку. Сержант не успел остановиться и налетел на этого господина, отчего тот расплескал вино себе на колет и сильно шатнул стол. Прямой как струна господин лет двадцати пяти в чёрно-белом костюме, частью ставшем красным от пролитого на него вина, сначала удивлённо воззрился на сержанта.

Жак всё это время стоял, приклонив голову и бормотал:

— Покорнейше прошу простить. Прошу простить, что не увидел я вовремя…

— Ты откуда здесь взялся, холоп?! — господин ударил солдата ладонью по щеке.

Голова его даже не дёрнулась от этого, лишь глаза на миг закрылись. Это было ясно видно — долговязый Жак возвышался на пол головы над чёрно-белым господином.

Ещё одна пощёчина, потом ещё. Ветеран просто закрыл глаза и терпел.

Жерар вспомнил, как этот же человек несколько недель назад тяжело дышал, опершись на алебарду, как стоял под натиском врага, весь перемазанный кровью, орущий на своих людей, цеплял крюком щиты еретиков, бил, колол и снова цеплял, не жалуясь, не прося отдыха, принимая судьбу свою, какой бы она ни оказалась, лишь бы не дать врагу взобраться на тот холм.

Молодой господин тем временем совсем вошёл в раж и принялся трясти сержанта за шею.

Граф вскочил, проклиная себя, что так долго смотрел на это, в три шага оказался рядом и, не церемонясь, рывком этого господина к себе:

— Вам не кажется, что уже хватит?

— Эта деревенщина испортила мой костюм! Что прикажете мне делать?! Летийский шёлк! Да на эти деньги троих таких как он на всю жизнь можно нанять!

— Он извинился, и не единожды. Этого достаточно, тем более, если вопрос касается одежды, пусть и дорогой. И, видят Трое, не один он причина этого конфуза.

— Здесь я буду решать, чего достаточно, а чего нет! — господин в забрызганном костюме повысил голос уже на него.

Жерар снова вспомнил рубку на холме, нескончаемые ночные дозоры, вспомнил, как этот сержант, вместе с другими своими солдатами, кряхтя, тащил ящик по бесконечному полю под нескончаемым дождём, как ютился под накидкой, пытаясь укрыться от сырости…

«Будь что будет, к демонам этого хлыща», — де Сарвуазье с силой влепил пощёчину чёрно-белому господину.

Господин сделал шаг назад и достал эспаду.

Жерар тут же вытащил свою.

— Вы умрёте за эту пощёчину.

— Не нужно было вам бить моего солдата.

Испачканный сделал выпад. Отходить тут было особенно некуда, поэтому Жерар решил заранее, как примерно будет вести бой. Он отбил выпад, ответил скупым и коротким ударом сбоку в лицо, от которого господин отскочил, но, ещё во время отскока, Жерар атаковал его руку с эспадой, присев на правой ноге и весь вытянувшись в выпаде. И, не делая паузы, повторил удар в лицо. Всё это он проделал так быстро, как только мог. Удачно. Глубокий косой порез чуть ниже локтя разрезал и рукав, и кожу, одежда окрасилась уже не вином. Рана в полпяди на лбу господина дополняла дело. Он немного ошалел от такой атаки, но клинок не опустил.

Де Сарвуазье было этого мало — он подбил эспаду противника с одной стороны, с другой и, когда тот сделал неправильное движение, показал, будто сейчас уколет в живот. Господин в чёрно-белом костюме попытался парировать, отпрыгивая при этом назад, и налетел на тот самый злосчастный стул, а граф стремительно крутанул эспаду, выводя из ложного укола, и рубанул соперника сбоку, по той же самой руке. На этот раз удар пришёлся чуть выше локтя и ранил он глубже предыдущего.

На рукаве быстро и обильно выступила кровь, господин побледнел, а Жерар треснул его как следует плоской стороной клинка по запястью, заставляя немедленно бросить эспаду:

— Что, хватит с вас?

Недавно ещё рассерженный и свирепый, господин сел на стул, едва не свалившись назад. Двое других подскочили к нему, трактирщик прибежал и суетился рядом с полотенцами в руках. Одну из кухарок отправили за доктором.

Только Жак стоял посреди всего этого мельтешения и, похоже, совершенно не знал, куда ему деваться.

Граф решил, что надо бы узнать, зачем он вообще оказался тут:

— Сержант, идём-ка на улицу.

Даже в вечерних сумерках граф видел, что Жак всё ещё сгорбленный и зажатый, словно в тиски.

— Ты нас искал?

— Не всех, ваше благородие. Вас найти было велено. Что-ж теперь, из-за меня того господина… Такая размолвка. Что-ж будет-то?

— Что будет, то и будет. Может, он спесь свою поубавит малость. Искал-то зачем?

— К его благородию министру вас просят срочно. Говорят, вы знаете, куда идти.

— Знаю. Ступай-ка отсюда в казармы, да побыстрее. Сам доберусь.

Граф только сейчас обнаружил, что так и стоит с эспадой в руке, повертел её под фонарём, проверяя, чистая ли, и убрал в ножны.

«Потом нужно будет отдать её Роду, пусть промаслит как следует, мало ли что».

Жерар проходил по вечернему городу, укутавшись в тёплый плащ. Дожди перестали, но на столицу опустилась сухая зимняя стужа, когда лужи, а кое-где и река, по утрам стягиваются прозрачной коркой льда, а днём так холодно, что гулять по этим красивым улочкам, ухоженным паркам и презентабельным набережным совсем не тянет.

Мирная жизнь… Никто никуда не торопится так, как там. Да, днём люди бегают и снуют туда-сюда, но не выбиваются вконец из сил, промокшие, гружёные, словно мулы, едва не выплёвывающие лёгкие. Вот и стража у ворот министерства стоит с выражением лёгкой надменности на лице — спокойно, уверенно, прямо. То ли дело дежурные отряды на давешней насыпи — сгорбленные, напряжённые в ожидании очередного удара, или валящиеся с ног, спящие прямо на земле после отступления врага.

Граф назвал фамилию и беспрепятственно прошёл в караулку.

— Здравствуйте, — молодой лейтенант поднялся из-за стола и сделал шаг навстречу, — Эспаду придётся сдать.

Жерар отстегнул ножны от перевязи и отдал ему клинок, затем расстался и с кинжалом, всегда висящим на поясе после битвы на холме.

— Поздравляю Третий Гвардейский с возвращением и победой.

— Спасибо.

Сад, вход во дворец, приёмная — всё под охраной, и вот Жерар отворил дверь кабинета Первого министра Винсена де Крюа. За огромным столом сидел сам министр, дядя Люк и ещё один человек, которого Жерар не знал.

— Граф, познакомьтесь, — представил его де Крюа, — Министр финансов, барон де Пинес.

«Министр финансов, а всего лишь барон, странно».

Граф с почтением пожал протянутую руку, рукав и ладонь которой кое-где испачкались чернилами. Зоркие глаза худощавого барона с вниманием глядели из-под кудрявой соломенной шевелюры, некую детскость которой оттенял большой орлиный нос. Рукопожатие его не было вялым, но и не отличалось крепостью, как дядино. Костюм его был похож на одеяние Первого министра — строгий, неяркий, выдержанный в чёрно-серых тонах. Дядя же, как всегда, был одет по-военному и смотрелся в этом кабинете несколько неуместно.