Время перемен. Том 2

— Ага. Сырая пшеница у одного мельника в амбаре. Жрать так хотелось… — кивал Жак, всё ещё глядя в никуда.

— И через год к нам приставили Марио.

— Ветреный Марио: портил воздух каждую минуту.

— Был у меня такой грех, — казалось, пестуец совсем не обиделся, — От волнэния первый год желудок сам нэ свой. Потом прошло.

— За Тиля! — они выпили и поставили кружки.

— Нет таких и не будет больше, — Жак взял ребро из блюда.

— Лучший арбалетчик, — подхватил Марио.

— Ага, — жуя, кивнул долговязый сержант, — Только ты, Лис, ему и ровня.

— Глаза уж не те…

— На мосту те были. И потом, на бруствере. Научил бы наших ротных стрелять.

— Если господин дозволит.

— Наш вот господин полковником стал, — продолжал Жак, — Де Вис, конечно, офицер неплохой, но без капитана пусто как-то, не то всё.

— Он теперь полковник, привыкай.

— Так ведь и других наших господ офицеров побило. Кого вместо них-то пришлют? Вот бы твоего графа нам дали.

— Помнится, вы с Тилем бранили его, когда только увидели.

— То он незнания. Справный офицер будет, верно ты тогда нас приструнил. Понимаю теперь, отчего ты так стоишь за него.

Род не ответил. За дальним от них столом, среди людей невоенных, он увидел знакомую рожу. Конюх Харт сидел между жилистым человеком и волосатым верзилой и, как ни в чём не бывало, хлебал эль из кружки.

Род протолкался сквозь толпу, подошёл к их столу и положил верзиле руку на плечо:

— Подвинься.

Волосатый не стал перечить.

— Ну, привет, Харт. Приятного, значит, тебе аппетита.

— Привет, Лис, смотрю, целый с войны-то воротился? Что-ж граф наш, тоже цел?

— Твоими молитвами. Отчего ты здесь? Отчего два дня тебя не видно у нас?

— Приходил я поспать, ты, верно, не заметил.

— Ладно. С лошадьми что? Не чищены они.

— Ты, Лис, скажи графу, не желаю я у него работать больше. Я ведь вольный холоп, могу уйти, когда вздумаю.

— Чем тебе граф наш не угодил, дурень? Такого хозяина искать не сыскать. Что делать-то будешь?

— На склады пойду, или ещё куда Там всяко посвободнее.

— Свободы захотел?

Род обвёл глазами дружков конюха. Те молчали. Недоброе что-то было в их молчании, отчего старому слуге захотелось побыстрее откреститься. И предчувствие орало, что от конюха, как от чумного, бежать надобно.

— Передам, коли так. Будь здоров.

— И тебе не хворать, старый Лис.

…

На удачу, двое лейтенантов, отобранных для борьбы с дуэлями, уцелели в военной кампании. Люк собирался взяться за старое, но оказалось, что новый командир полка отправил одного муштровать роту, а второго — начальником караула.

Кантан де Перел был у себя. На столе его лежало несколько списков добровольцев из других полков, кто хотел вступить в гвардейский.

— Господин полковник, есть важный вопрос, — не стал ходить вокруг да около де Куберте.

Де Перел поднял голову от стола. Выглядел он как заправский вояка, но все, до последнего солдата, знали — это штабной офицер. У Люка не было неприязни к штабным, но залихватский вид полковника и совсем не вяжущийся с этим характер деятельности — зачем?

— Говорите.

— Офицеры из десятой роты, де Норт и де Альдо, они мне нужны.

— Ваше дело, по приказу министра? Придётся потерпеть. Людей сейчас мало, пусть пока занимаются повседневными делами.

Люк потратил много сил ещё до войны, чтобы наладить работу по борьбе с дуэлями. Старый полковник препятствий не чинил, этот же решил то ли показать собственную значимость, то ли просто не желал вникать в проблемы де Куберте. На что он рассчитывал? Люк и маршала бы не постеснялся, так этот своим пренебрежением ещё и старого Лиса за усы дёргает. Надо бы внести ясность раз и навсегда.

— Сожалею, но в этот раз придётся потерпеть полку. Моё задание важнее караулов и муштры.

— Пока что я командир этого полка, и я при…

— Хотите и дальше им оставаться? Дайте мне людей и не морочьте голову.

— Вот как вы заговорили? Иначе побежите жаловаться министру? Каким образом вы планируете налаживать отношения с солдатами и младшими офицерами, если начинаете с мерзких кляуз?

— Никаким. Я давно наладил их на Мостовом Холме. Только откуда вам знать?

— Что за намёки? Смотрите, как бы это не обернулось для вас арестом или футом стали в животе.

— На куски изрублю. А часовые ваши скажут, так и было.

Де Перел побледнел от злости, но кидаться на Люка передумал. Люк хотел было выйти, но командир полка окликнул его:

— Постойте, полковник. Раз уж вам нужны люди, принесите приказ от министра. Закроюсь им от маршала в случае чего.

— Поищите в бумагах прошлого командира, — ответил де Куберте и захлопнул за собой дверь.

Двое часовых вытянулись в струну и не отводили глаз от него. Наверняка всё слышали.

— Вольно, — приказал он, проходя мимо.

Оба лейтенанта нашлись в казарме десятой роты. Один ожидал заступления в наряд, второй отдыхал перед занятиями.

— Соберите людей, нас ждут дела.

— Мне заступать в караул…

— Де Перел найдёт другого.

Перечить ему никто не стал, лишь де Норт учтиво поклонился:

— Разрешите поздравить вас с наградой, полковник.

— Откуда знаешь? Я никому не говорил.

— Приятель из министерской охраны рассказал. Я не думал, что это секрет.

— Не секрет, — махнул рукой Люк.

Раз один знает, значит, скоро весь полк будет обсуждать.

Дуэльные группы обоих лейтенантов сильно поредели, и полковник не придумал ничего лучше, чем добрать людей из их же взводов. Его собственная группа лишилась Тиля и ещё одного человека.

Он приказал лейтенантам заняться слаживанием, а сам ушёл в город, проведать старых соглядатаев. Знакомый уже кабатчик обрадовался, увидев его.

«Чему ты рад на самом деле? Мне, или министерским деньгам?»

В приватной беседе, проходящей, как и прежде, за бочкой, уставленной едой, он поведал, что люди дерутся теперь не только на улицах, но и в домах. Богатых домах. У каждого такого дома была собственная охрана, и стража туда не допускалась. Как ему прорваться на территорию таких вельмож, не нарушив при этом закона, Люк не знал. Радовало, что таких дуэлей приходилось гораздо меньше остальных.

И потекла рутина. Он опять использовал наводки и ловил нарушителей. Примерно половину дуэлей удавалось пресекать, если не считать тех, что происходили спонтанно и разрешались в ту же секунду на том же месте. И всё шло своим чередом, пока Первый министр не вызвал его к себе.

— Вам давно пора найти себе замену, де Куберте. Негоже полковнику рыскать по подворотням каждую ночь.

— Сам хотел об этом сказать, ваше превосходительство. У нас прибывают новые люди, и полковые дела требуют внимания.

— Подходящих офицеров уже ищут. Но я позвал вас не за этим. Помните, вы говорили, что часть поединков перенесли в дома?

Люк кивнул, а министр продолжал:

— Погибли два человека мне лояльных и мною продвигаемых. И оба — на такой вот закрытой дуэли. С этим нужно что-то делать. Думаю, как обойти запрет на вторжение в дома, как быстро подводить под это доказательную базу. Ясно одно: нам нужны слуги. Те, кто слышит всё в этих домах и те, кто сможет подтвердить виновность господ и вовремя сообщить о дуэлях. Но как заставить их сделать это? А заставить нужно любой ценой, Люк. Любой, слышите? Куда уходят деньги, что скрывает от нас де Сидония? Это уже почти что война, и методы должны быть соответствующие. Есть у вас идеи?

— Пожалуй.

— Поделитесь?

— Мелкий вопрос. Ничего такого, чем следовало бы забивать голову вам.

— И всё-таки?

— Поймать парочку, подкупить, или сочинить против них обвинение, дальше дело за малым.

— Мерзко… Но, как сказал Его Величество, воистину коварны наши враги. Сложно драться одним кинжалом против меча и щита. Действуйте, но осторожно, заклинаю вас. Никто не должен прознать наверняка, что я решился на это.

…

Третий узник взвился, когда солдаты стали привязывать ему руки.

— Отставить, этого пока не трогаем, — прервал их де Куберте.

«Думаю, с тебя, парень, хватит и угроз. К тому же, незачем светить синяками в доме де Прии».

— Знаешь, что нам выболтали твои дружки? Кто-то стащил у трактирщика четыре шиллинга и поясной ремень. И нашли их у тебя. Это пять лет каторги. Что думаешь?

— Я не брал ни гроша, у меня приличное жалование, господин. К чему мне воровать?

— Брал или нет, а всё одно — киркой махать на каменоломне. Или в шахте. Видел, какие там крысы? — полковник развёл руки в стороны, — Поедешь, это уж как пить дать. Или делай, что я говорю.

Лакей, видно, понял, что взяли его в оборот крепко и, смирившись, отвечал:

— Что же нужно вам от меня?

— Господин твой дуэли устраивает в своём доме. Дам тебе человека надёжного, обо всех ему будешь докладывать. И, коли что другое важное в доме случится, тоже ему скажешь. Уяснил?

Лакей ничего ему не отвечал, а жалостливо уставился в стену напротив. Тогда Люк взял его пятернёй за подбородок и грубо повернул к себе:

— Отвечай, когда полковник спрашивает, вор проклятый. Или на каторгу захотел?

Конечно, слуге никак нельзя было на каторгу с такой большой семьёй. Знал де Куберте, кого за жабры брать.

Слуга ответил ему грустным безысходным голосом:

— Расскажу вам, господин, всё, что ни потребуете.

Люк кивнул, уверенный в успехе, и объяснил, как найти трактирщика. Не очень-то ему нравилась эта работа. Пытать, шантажировать, вынуждать подчиняться. И, ладно бы, преступников. Но эти-то слуги виноваты были только в том, что служат не тем хозяевам.

…

Жерар отдал лакею пустой бокал и глянул на карты: сегодня ему везло.

Астарлоа поднял правую бровь вверх и, чуть подумав, придвинул пару фишек к общей куче:

— Поднимаю.

— Поддерживаю, — последовал Жерар его примеру.

— Пас, — де Бижон сложил свои карты и убрал на край стола.

— И я продолжаю, — незнакомый господин, пышущий здоровьем и благополучием, добавил пару своих фишек.

Было ему на вид лет двадцать пять: умное лицо с курчавыми волосами, румяные щёки, хороший бежевый костюм.

— Как ваша военная кампания, Жерар? — не отрываясь от подсчёта фишек, спросил Истэр, — Наградили? Может, продвинули по службе?

— Ни то, ни другое. Хотят поставить командовать взводом, так что больше не нужно шастать с дядей по подворотням. Но повышение это, или понижение, сказать не берусь.

— Поднимаю.

— Поднимаю.

Жерар без слов поддержал, придвинув одну фишку.

— Выходит, всё было зря? Столько дней терпели подле себя грязных, вонючих солдат, и ничего — ни медальки, ни завалящего ордена?

«Зря? Мы прогнали еретиков, разве этого мало? А насчёт терпения — помнится, дней через пять я вонял точно так же, как любой другой солдат», — лишь отметил про себя Жерар.

— Вот господин Астарлоа, — продолжал председатель, — Тоже ушёл из армии. И поделом, героев они не ценят. Люди тратят свои жизни, управляя всяким отребьем, а их не награждают ни титулами, ни деньгами.

Жерар вспомнил, как это «отребье» держало насыпь, как било врага из последних сил, как раз за разом возвращалось в строй с пропитанными кровью повязками, умирало, мокло, стонало, издыхало на марше, но не просило пощады и не ныло от своей участи.