Союз Преданных

11

В руках сам собой оказался бокал вина. Пряное, насыщенное специями, оно уже остыло, и теперь оседало горечью на языке, но Доминика продолжала делать глоток за глотком, пока князь Карстан торжественно объявлял начало поединка. Эти все высокопарные речи с наигранной веселостью, мол, это их шанс восславить предков и отдать дань традициям, вызывали у Доминики едкую усмешку. Такие же ухмылки, азартные, хищные, вылезли на лицах Ладвига и Ирвина, вставших со своих мест и под одобрительный гул толпы принявшихся готовиться к поединку.

Блюда с остатками закусок были сдвинуты в центр, на освободившееся место легли кинжалы, ножи. Следом упали кафтаны, пояса, наручи, рубашки. Мужчины остались в одних штанах и сапогах. Послышались довольные возгласы женщин.

«Сегодня среди нас есть дева благородных кровей, — тягуче произнес Карстан, указывая на Доминику. — По старой традиции она может выбрать фаворита и подарить ему свой знак внимания. Кого вы выберете, принцесса?»

«Никого», — если бы такой ответ был возможен, Доминика дала бы именно его. Ей бы хотелось, чтобы время повернулась вспять, насколько это возможно, и перестало утягивать ее в пучину решений и их неконтролируемых последствий. Но гудевшая толпа хотела голосовать за победителя. За руку, что ее кормит. За меч, что ее защищает. Поэтому Доминика послушно поднялась со своего места, высвободила из прически одну ленту и с улыбкой протянула ее Ладвигу. Князь улыбнулся и склонил голову, как довольный пес, приложил руку к сердцу. Толпа ликовала от радости, что незнакомая им чужестранка угадала их желание. Князь протянул жилистую руку, позволяя принцессе повязать свой знак внимания на крепком запястье. На секунду кожа коснулась кожи, взгляды встретились. Ладвиг еле заметно шевельнул губами:

«Я делаю это и ради тебя», — прошептал он так, чтобы услышала только Доминика. Принцесса чуть заметно сжала его руку, опустила глаза. В груди снова всколыхнулась злость. Гнев на него, за эти бесконечно красивые фразы, которые он щедро источал, затуманивая ее ум. Она отчаянно искала подвох и злилась, понимая, что больше всего хочет, чтобы эти слова оказались искренними. Это бесило еще сильнее. Калисса тоже говорила, что делает все ради нее. И где она оказалась?

Ладвиг отпустил ее руку, повернулся к толпе, демонстрируя им серебрящуюся ленту вокруг своего запястья. Зрители отреагировали радостным свистом, воодушевляющими напевами. Доминика вернулась на свое место.

— Ладвиг — отличный выбор, — коснулся ее плеча Карстан. — Он обрел верность традициям и предназначению, как и подобает князю. Духи оценят твою мудрость.

— Я просто не люблю тех, кто всеми силами пытается разжечь рознь, — ответила Доминика. Карстан покачал головой, в целом удовлетворенный ответом. Затем повернулся к толпе и принялся декламировать правила поединка.

Соперники бьются до тех пор, пока один из них не сдастся или не сможет подняться.

Соперники не имеют права использовать запрещенные приемы, проводить атаки, которые могут привести к потере конечностей или жизненно-важных органов.

Убийства запрещены.

Мужчины слушали вполуха. Они разошлись по разным сторонам площадки, помост для музыкантов убрали, и теперь соперников разделяла чертой раскрывшая свою ненасытную пасть Щербина. Им нужно будет проявлять осторожность, чтоб ненароком не сорваться в пропасть. Но мужчины как будто не беспокоились об этом. Они лучились игривым азартом, подначивали друг друга, щурились, кивали. Но не говорили ни слова.

«Мальчишки», — подумала принцесса, наблюдая за ними. Взгляд то и дело цеплялся за обнаженную спину Ладвига, по крепким мышцам плясали отблески света костра. «Соблазнить его, сделать пешкой в руках Ост-Гаэля», — как наивна она была. Теперь она сама была в его руках. Единственный выбор для нее — решить, сделает ли она Ладвига своим врагом или избежит этого, насколько возможно. Был еще Ирвин, воинственный, самоуверенный, такой… раздражающий. Доминика откинулась на спинку стула и принялась массировать виски. Думать в такой поздний час насыщенного дня было ужасно утомительно.

— Даже не сомневайся, Ладвиг его сделает одной левой, — раздался голос Эдвина рядом. Мужчина, раскрасневшийся после пробежки, плюхнулся на стул рядом с нею.

— Что-то случилось? — обеспокоенно спросила Доминика. — Ты бежал…

— Я не мог пропустить, как моему брату надерут задницу, — осклабился Эд. Доминика выдавила из себя улыбку, наблюдая, как рыжий великан, наплевав на протоколы, вольготно располагается за княжеским столом и обшаривает тарелки в поисках остатков закусок. — Спасибо за изящный финт в лесу, — вдруг добавил он.

— Не за что. Как все прошло у тебя?

— Ну, относительно спокойно, — он понизил голос и приблизился к Доминике. — Когда я добрался до них, маленькая сучка всеми правдами и неправдами пыталась заставить Ладвига хотя бы поцеловать ее. Благо, ее детеныш первым не выдержал и решил выйти. Я бы на его месте сделал также.

— Ирвин знал, что они там будут, — задумчиво проговорила Доминика.

— И хотел, чтобы Фредерик увидел, что Ладвиг снова «возжелал» его жену, — кивнул Эдвин, закидывая в рот кусок вяленого мяса. — Но проблема предотвращена, все счастливы.

— Надо быть осторожнее, кто знает, что еще мог задумать Ирвин, — проговорила Доминика.

— Ирв, конечно, горазд в уши ссать, но когда Ладвиг надерет ему задницу, он уползет в свою нору, и еще полгода мы о нем ничего не услышим, — отмахнулся Эд, подтягивая к себе блюдо с остывшими перепелами.

— Не нравится мне это.

— Ты слишком много думаешь, лучше расслабься.

— Ого, это забота? — едко усмехнулась принцесса.

— Нет, просто ты меня опять начинаешь раздражать, — Эдвин придвинул к ней ближе графин с вином и указал на площадку.

Там князья под гул и гомон зрителей начали обращаться. Они сделали шаг, другой навстречу друг другу, подались вперед, словно одновременно споткнулись. Спины вытянулись, черты лиц исказились. Тело Ладвига вытянулось, покрылось густой косматой шерстью, грудь расширилась, и через секунду из нее вырвался боевой рев — зверь оказался на свободе. Ирвин в тот же момент выгнулся; его лицо вытянулось, из-под потемневших губ показались острые клыки, все тело покрылось жесткой короткой шерстью цвета огня. Крепкое поджарое тело, короткие мощные лапы, черта чуть более темной шерсти, вставшая дыбом от загривка до короткого хвоста. Зверь был Доминике не знаком, но напоминал рысь-переростка без единого пятна. Размером он был с целого пони, но в каждом движении угадывалась неизмеримая сила, скорость, хитрость.

— Скальный лев, — пояснил Эдвин. — В древности они жили по всей Гряде. Сейчас уже вымерли, оставили после себя жалкое слабое подобие.

— Ты выглядишь также? — спросила Доминика.

— Естественно, мы же братья. Одной крови, одного дома, — хмыкнул Эд. — Скальный лев хитрее и быстрее медведя, но медведь сильнее и мудрее.

— А какие воплощения у остальных? — поинтересовалась принцесса. Эд вздохнул, не желая отрываться от зрелища, но все же ответил.

— Кимне — речные леопарды. Они были родственниками тем духам, что жили на Гряде. Они одними из первых разделили между собой земли севера и без преград охотились на них. Фредерик и его дом — что-то похожее на огромную росомаху. Ужасно неуклюжие, ненавидят превращаться. Оннады — ужасные волки. Им проще всего. Если на этом — все, то будь добра, смотри туда.

Прямо перед ними в напряженном молчании медведь и скальный лев кружили друг перед другом. Ирвин то и дело подскакивал, делая выпад то в одну, то в другую сторону, порыкивая, дразня. Ладвиг повернулся к нему полубоксом и внимательно следил, изучая. Ирвин еще раз пружинисто оттолкнулся от земли и бросился вперед. Ладвиг сделал короткое движение лапой, будто отмахнулся от назойливой мухи, но лев лишь чуть пригнулся и тут же оказался у него за спиной. Ладвиг обернулся. В то же мгновение лев прыгнул, попытался схватить за загривок, но медведь слегка отклонился, и рыжие лапы взрыли снег. Огромный кот неуклюже развалился, но тут же поднялся. Ладвиг все также не торопился атаковать, изматывал Ирвина, заставлял плясать. И как бы князь Гряды ни хотел, ему приходилось поддаваться, и он продолжал скакать, выискивая слабое место.

На каждый его бросок Ладвиг отвечал незаметным полушагом в сторону. То влево, то вправо, то чуть назад. Толпа, до того потешавшаяся над пляской скального льва, теперь начинала недовольно гудеть, требуя зрелища. Доминика мерно потягивала вино, как вдруг заметила — с каждым шагом Ладвиг теснил все больше распаляющегося Ирвина к Щербине, к ее коварно приоткрытой пасти. И вот, когда до расщелины оставалось полпрыжка, он атаковал.

Не было ни замаха, ни какого-либо движения, предупредившего бы удар. Только быстро выброшенная вперед лапа, ударившая льва по морде. По сути, не удар, а хлесткая жесткая пощечина. Ирвина повело немного в бок, из горла вырвалось гневное рычание. Лев припал к земле, а затем быстро метнулся вперед. Но Ладвиг уже поднялся на задние лапы и, когда острые зубы клацнули совсем рядом с его шеей, он свел передние лапы, заключая Ирвина в стальных объятиях. Лев заметался, изогнутые когти заскребли по косматым плечам, жилистое тело извивалось, в попытках выскользнуть, но медведь не ослаблял хватки. Со стороны Ладвиг был похож на младенца, крепко обнимающего дворовую кошку, пока та на своем языке проклинает его род до седьмого колена, а неразумное дитя все равно стискивает зверя в объятиях от умиления. Вот только тут на нежность не было ни намека. Медведь сводил передние лапы все ближе, как тиски, оставляя Ирвина все меньше места, а тот лишь продолжал остервенело рвать почти черную шерсть, рычать и кусаться. Задние лапы скребли по косматому животу, путались в шерсти, пока лев не начал сдавать. Передавленная грудная клетка давала о себе знать, зверь стремительно слабел.

— Скучно! — завыл Эдвин. Доминика встрепенулась, оглушенная грохотом его голоса.

— Он хочет победить малой кровью, — прошептала она.

— Тогда никто не поймет, что он победил. И что они вообще сражались.

В этот момент скальный лев еще раз уперся лапами в медведя и сделал сильный рывок. Ладвиг покачнулся и неуклюже повалился набок, увлекая соперника за собой, погребая его под своим телом. Из-под косматой туши то и дело мелькали рыжие лапы. Ладвиг прижимался к земле, пытаясь усмирить беснующегося зверя, словно предлагая ему сдаться.

Вдруг раздался рев. Львиная лапа полоснула по медвежьему уху. Комок лап расцепился, звери отстранились друг от друга, чтобы через секунду снова схлестнуться, не уступая друг другу по ярости. Ладвиг наносил широкие хлесткие удары. Ирвин то бросался, то отскакивал. В нем не было кошачьей грации, только напряженная злость. Он окончательно отрезвел после удушья, Доминика видела, как его атаки становятся все быстрее. Ладвиг отбивался. Ирвин нападал так быстро, что медведь едва успевал подняться во весь рост, чтобы ударить сверху. Взгляд Доминики прикипел к двум фигурам, рука машинально подносила бокал к губам, а вино все никак не исчезало, подливаемое рукой Эдвина.