Союз Преданных

12

Долгий день празднества закончился, но его эхо звенело во всем теле Куно тяжелой, как колокольный набат, усталостью. Он не помнил, чем закончилась история с Фредериком, как назвали новорожденного малыша и куда делся Ирвин. В его памяти едва отпечатался сладостный момент, когда он рухнул на свою постель, блаженно потерся щекой о подушку и уснул сном младенца, пуская слюни и периодически корча рожицы. Темнота окутала его непроницаемым покровом, а затем на него словно уронили наковальню. Тело рассыпалось на миллион осколков и впиталось в одеяла, как влага после дождя. Чародей провалился в тяжелый сон без сновидений и провел там почти сутки, плавая в непроглядной темени, будто запертый в колодце собственной головы.

Но он не мог полностью отключиться и отдохнуть, даже сквозь сон он чувствовал, как по его телу курсирует нерастраченная энергия. С тех пор, как он научился ее вбирать, она копилась в нем, требовала действия, лишала покоя. Ему казалось, что во время праздника он растратил все, что в нем было, как неопытный юнец. Он творил самые мощные и правдоподобные иллюзии, и казалось, что от недостатка сил он вот-вот потеряет сознание, но стоило ему случайно коснуться укрытого снегом дерева, как энергия вновь наполнила его бодростью. Еще один глоток силы он урвал украдкой во время танца. Ему снова начало казаться, что он выдохся, ему уже хотелось отойти к столу и как следует поесть, расслабить ноги, но его руку вдруг схватила очаровательная рыжеволосая жительница города. Она улыбнулась и потянула его обратно к танцорам, и Куно обхватил ее руку крепче. В это мгновение по всему его телу пробежали толпы мурашек от ощущения тепла, мягкого, покалывающего, живого. Это было что-то среднее между ощущением, которое давал свет и тем жаром, что жег изнутри, если ты берешь на себя риск напитаться огнем. Но эти мысли сдуло из его головы, потому что девушка тут же пошатнулась и упала в снег. Со смущенной улыбкой она сказала, что у нее потемнело в глазах. Куно осторожно помог ей подняться и провел ее к столам и больше старался ни с кем не взаимодействовать.

Это было сложно. Каждый норовил пожать ему руку, прикоснуться к нему, потрепать за плечо. Куно не хотел показаться невежливым, но магия внутри него поднимала голову, как ненасытный зверь, когда кто-то протягивал руку, тело стремилось снова впитать это тепло. Когда его позвали на помощь с Элизабеттой, он каким-то образом смог совладать с собой, но стоило ему вернуться к остальным гостям, жажда проснулась с новой силой. И достаточно было одного прикосновения к Ладвигу, когда чародей вправлял ему руку, чтобы все повторилось. Но князь будто не заметил. Силы в нем было так много, что Куно самого чуть не отбросило назад.

Жажда мучила его даже во сне, воспоминание ползало под кожей, как паразит. И когда вернувшаяся в покои посреди ночи Васса попыталась устроиться в его объятиях, Куно, проснувшийся на долю секунды, отодвинулся как можно дальше, отвернулся, чтобы не прикасаться к ней, и снова забылся тревожным сном.

Он проспал весь следующий день и пропустил то, как все обитатели замка искали Ирвина. Как Фредерик, несмотря на уговоры, собрал жену и новорожденного и спешно покинул замок, напоследок пожав руку Ладвигу. Вдали от чужих глаз он сказал правителю Бернберга что-то настолько тихо, что услышал только князь Таиг. В ответ тот горько улыбнулся и крепко обнял Фредерика, как давнего друга, после долгой разлуки.

И все же в какой-то момент темнота сна без сновидений расступилась. Куно знал это чувство, оно стало его новой привычкой. Как будто в колодце, где он парил в безвременьи, кто-то отодвинул крышку, и огромная невидимая рука вытащила его на поверхность.

Внутри него в ту же секунду все перевернулось, он взмывал все выше и выше, желудок сгруппировался где-то под челюстью, чтоб в случае жесткого приземления выйти первым. Чародей отчаянно хватал ртом воздух, весь сжался в ожидании удара о землю, но его не последовало. Юноша просто резко открыл глаза и сел на кровати, бешеный пульс эхом отдавался в ушах, простыни прилипли к мокрой спине, и в целом все тело ощущалось так, будто его окунули в бочку с холодной водой. Его била крупная дрожь. Куно ощупал кровать — Вассы не было рядом. За окном уже сгустились сумерки нового дня, и несколько свечей разгоняли по углам комнаты полумрак. Чародей немного поворочался, затем на подкашивающихся ногах прошел в ванную и, не чувствуя холода, рухнул в наполненную водой ванну, не чувствуя ни холода, ни тепла.

Вода успела уже остыть, чародей устало посмотрел в сторону потухшего очага, затем опустил руки под воду и представил исходящее от них тепло. Он закрыл глаза, чтобы лучше сконцентрироваться на ощущениях, начал представлять, как жар костра согревает лицо и руки на трескучем морозе, как жгучее солнце палит в знойный летний день, как песок обжигает пятки и забивается между пальцами. Он чувствовал это так явно, ассоциации уносили за собой, и Куно отпустил их в полет, они взвились перед глазами ярким хороводом, а в следующую секунду вода в ванне забурлила. Ошпаренный чародей с визгом выскочил, подставляя алую обожженную задницу прохладному воздуху.

Магия сочилась из него, как перебродившее вино из треснувшей бочки. И все же он вытянул руки над водой, впитывая тепло обратно. Затем, когда вода стала приятной температуры, залез обратно. Нужно было высвободить терзавшую его силу, но как?

Тратить энергию на что-то мощнее вечернего макияжа или лечения ран? В первую очередь на ум приходили жуткие разрушения, которые могли устраивать пропитавшиеся огнем «Сгоревшие». Они могли уничтожить половину армии, разнести в пыль каменный дом, наложить ужасные чары, стиравшие с лица земли целые поселения. Куно поежился от всплывших в памяти историй. Нет, он не будет делать ничего подобного.

«Может, в книгах есть примеры какого-то достойного использования сил», — не успев толком отмокнуть, юноша вылез из ванны, наспех вытерся и залез в прикроватную тумбочку, где хранил изучаемый фолиант. Ветхие страницы отозвались на прикосновение приветственным шуршанием. Куно быстро пролистывал гримуар в поисках чего-то достойного. Он нашел чары для призыва урагана, для создания големов, различные боевые заклятия, знаки для дробления гор. Все так или иначе связанное с разрушением. Он чуть не взвыл, как вдруг на глаза ему попался маленький раздел в самом конце книги, исписанный мелким почерком, как примечания. В самом верху страницы, многократно подчеркнутая, красовалась надпись: «Любовные чары». Чародей хищно облизнулся, не понимая, как он мог пропустить это раньше, и принялся читать.

***

Доминика собралась с духом и постучала в дверь покоев Ладвига, а затем привалилась к косяку так, словно это стоило ей всех сил. Отчасти это было так. Она оказалась в постели с первыми лучами солнца, но сон толком ее так и не настиг. В полдень она вместе с другими гостями замка спустилась в обеденный зал. Остальные вяло переговаривались, создавалось впечатление, что все покинули свои покои только чтобы подать признаки жизни и разойтись дальше спать, но даже после обеда Доминика не могла уснуть. Она ворочалась, прокручивая события прошедшего дня, вспоминая слова Ладвига и пытаясь понять, что делать дальше. Предложение стать вассалом все еще не укладывалось в ее, как ей раньше казалось, идеальный план. Это было слишком просто, слишком… бескровно и честно. Хотя, если задуматься, легкости в решении Ладвига тоже не было, король Луис не оставит без внимания отток магов из королевства, но если мощная древняя магия сможет защитить их, то все вполне может получиться. Эта мысль вилась в ее голове, и Доминика отчаянно искала подвох. Зачем Ладвигу идти на этот шаг? И действительно ли все дело в симпатии? И есть ли у него эта симпатия на самом деле, или он просто создавал видимость, чтобы усыпить ее бдительность?

Доминика гнала эти мысли, напоминая себе, что это не так уж важно, но каждый раз возвращалась к этим вопросам. В конце концов, она решила, что проще всего будет просто спросить Ладвига напрямую. Понимая, что она ведет себя, как неразумная девчонка, она оделась и добрела до покоев Ладвига.

Князь позволил войти. Он обнаружился сидящим в кресле у камина, на коленях — раскрытая книга, но взгляд лениво блуждал среди танцующих языков пламени. Когда Доминика вошла, он кивком предложил ей сесть напротив. И вот, уже несколько минут они сидели, каждый окутан своим молчанием. Затем принцесса аккуратно попыталась начать разговор.

— Как рука?

— В порядке, — Ладвиг продемонстрировал ей перемотанную конечность. — Ты сама как? Набралась сил?

Он перевел взгляд с пламени на ее лицо, и теперь внимательно изучал принцессу. Что-то изменилось в ней, может, усталость вымыла из ее черт заносчивость. Девушка только неопределенно пожала плечами, не желая врать.

— Я хотела извиниться за вчерашнее. Мне не стоило давать волю эмоциям, а затем и терять сознание, — проговорила она и выдавила улыбку. — Так себе поведение для вассала.

— Не переживай. Когда я узнал, что буду князем, я два часа колотил стены, — отмахнулся Ладвиг, изучая ее лицо еще внимательнее. — Так ты согласна?

— Лучше варианта не будет, — кивнула принцесса.

— И только поэтому?

Этот же вопрос она задавала себе всю ночь, но так и не нашла ответа. А теперь, когда он прозвучал от Ладвига, под взглядом льдистых глаз, Доминика вдруг нащупала правду, которую прятала от себя же.

— Когда мать готовила меня к правлению, я слабо верила, что у меня что-то получится. Она и сама вряд ли представляла какие-то перспективы кроме бесконечных совещаний с министрами и закапывания балов. А сейчас, мне кажется, у меня есть шанс сделать что-то правильное для людей, которым это необходимо.

Ладвиг кивнул, удовлетворенный этим ответом.

— Одного я не могу понять, — продолжила Доминика. — Обычно короли дарят женщинам наделы, когда хотят избавиться от них, чтобы чем-то занять, пока сами развлекаются с новыми фаворитками. А ты…

— Симпатии — отдельно, дела Севера — отдельно, — взмахнул рукой князь. — Когда ты станешь вассалом, у тебя появится масса обязанностей, которые будет невозможно решать из Бернберга. Но я не отказываюсь от своих вчерашних слов.

— От…

Щеки обожгло румянцем от всплывших на поверхность воспоминаний. Доминика не смогла сдержать улыбки. Не посмела опустить глаза. Несколько мгновений они с князем смотрели друг на друга, словно прикованные друг к другу взглядами. В памяти Доминики вихрем пронеслись все правила приличия, предписывающие хранить честь, проявлять скромность, отстраненность, думать о политических выгодах — все они пошатнулись и оказались погребены под тяжелым, как скала словом «плевать».

В следующее мгновение они с Ладвигом бросились друг к другу. Не помешал ни разделявший их столик, ни раскиданные по полу подушки. Доминика подхватила юбки и просто перешагнула через мешавший предмет мебели, и села на колени князя. Тот тут же обхватил ее лицо ладонями и притянул к себе для медленного, ласкового поцелуя.

Пока князь разбирался со шнуровкой, она принялась освобождать его от жилета, затем вытянула заправленную под пояс рубашку и положила руки на ремень. Еще один сдавленный смешок от щекочущего прикосновения холодных пальцев к холодной коже. Доминика, чуть подразнивая, потянула за свободный конец ремня, но через секунду отпустила, провела рукой ниже, массирую его через плотную ткань штанов. Ладвиг запрокинул голову, впиваясь пальцами в ее плечи. Принцесса сильнее вжалась в него бедрами. В этот момент Ладвиг вцепился в ворот ее платья и потянул, высвобождая девушку из крепких объятий парчи. Доминика стянула рукава, затем встала, позволяя платью скользнуть на пол, оставляя ее в тонкой нательной рубашке. Ладвиг поднялся следом, сбрасывая с себя смятую рубашку, подцепил подол доминикиной, сжал в кулаке и потянул за собой, в сторону кровати. Принцесса с готовностью следовала за ним, на каждом шагу перехватывая короткие жадные поцелуи, пока князь не развернул ее спиной к себе и, наконец не стянул с нее последний предмет одежды. Холодное касание воздуха пощекотало обнаженную кожу и тут же сменилось жаром рук. Ладвиг провел пальцами по ее животу, крепко сжал бедра и потянул на себя, прижимая ближе, одновременно стискивая грудь и покусывая кожу. Доминика прогнулась, требуя большего, но князь отступил, рукой указывая на кровать. Принцесса только хищно улыбнулась, села на край постели и схватилась за край брюк, отточенными движениями лишая мужчину одежды. Она уже видела его обнаженным, но теперь даже не пыталась скрывать, насколько ей нравится такой вид. Она провела руками по горячей, исчерченной шрамами коже, поцеловала след рваной раны на боку, хотела опуститься ниже, но Ладвиг не позволил. Он подхватил ее бедра и потянул на себя, наклонился вперед, чтобы отвлечь мягкими, дразнящими поцелуями, пока медленно, растягивая удовольствие, проникал в желанное тело.