Клятва Смерти

12. Спаси меня, если сможешь

К своему несчастью, Мира очнулась очень рано. Обнаружив себя в постели в незнакомой комнате, она вскочила и попыталась выбежать, но не тут-то было. Цепь от ошейника была не такой длинной, как хотелось бы, и Мира свалилась обратно на кровать, не успев с нее подняться. И осознание произошедшего нахлынуло волной, она закричала.

Мало того, что доска Уиджи каким-то образом усилила ее способности быть проводником душ, так ещё и явно недоброжелательный призрак захватил ее тело. Она плохо помнила, что именно произошло, но тело не покидало ощущение чужеродного вторжения. Словно липкая субстанция облепила тонким слоем всю кожу, и при этом она была холоднее льда. Неприятное чувство, которое она не желала больше испытывать. Но мысль, что это могло помочь, не покидала ее. Она должна научиться контролировать этот процесс, а для этого ей нужна та самая доска.

‒ Уже очнулась, милочка? ‒ противный голос хозяина разрезал тишину комнаты. Дверь отворилась, пуская тонкую полоску света из коридора, которая тут же пропала. Но рыжий старик зажёг свечу в комнате и приблизился, чтобы разглядеть свою новую игрушку получше. ‒ Ты хорошо себя показала. Если продолжишь в том же духе, будешь купаться в роскоши и моей благосклонности до конца своих дней.

‒ Зачем вы меня здесь держите? ‒ спросила Мира, хватаясь за ошейник. Ей не хотелось верить в самое плохое, но она уже знала ответ. Да и мерзкая улыбка старика говорила о том, что ее мысли правдивы. ‒ Нет, отпустите! Вы не имеете права!

Она резко дернулась, то ли опять хотела попытаться вырваться, то ли схватить подсвечник в руках хозяина дома и ударить его. Сделать хоть что-то, чтобы освободиться. Она не могла вот так смиренно принять свою участь, только не сейчас. Но встретилась лишь с увесистой пощечиной и вновь упала на кровать. Почувствовав кровь на губе, Мира со злостью, которой ещё никогда не испытывала, посмотрела на своего пленителя.

‒ Ничего, ты скоро научишься, как себя вести с хозяином, ‒ сказал старик, задул свечу и покинул комнату, оставляя Миру с воем на устах. Она не первая такая строптивая и далеко не последняя.

***

Сазгаус во многом отличался от Зеда. И дело не только в убийстве, чего Саз лишнего не делал, а в самом пути. Он не только не убивал бездумно, но и, если приходилось вступать в бой, было заметно, как легко он расправлялся с одним противником, но чем больше их было, тем труднее было Сазу. Он дуэлянт, но не воин, готовый и умеющий биться с толпой.

Да и раны его давали о себе знать.

Его другом была тень, как и Зеда, но в ней он прятался не так хорошо, но достаточно, чтобы проходить мимо рабов и вельмож. А вот с теми, кто носик трезубцы или двузубцы приходилось сражаться. Смерти были редки, обычно то было лишь ударом в затылок, если удавалось до него добраться.

Так получилось, что в одном коридоре на втором этаже он заметил дорогу из трупов ‒ они с Зедом разминулись, но сам Саз не понимал, чьих рук это было дело. Пройдя вдоль стен и проверив комнаты на отсутствия Кона, Миры и Мары, он вернулся дальше. Так были пройдены первый и второй этажи, а вот на третьем он уловил запах Миры.

Иногда, как бы Саз ни не любил вспоминать отца, которого в глаза не видел, но за некоторые способности он был ему благодарен. За нюх так точно. Он не мог опознать носом яд, занесенный в рану, не мог уловить запах зверя в лесу, который находился за пару километров, но вот запах того, с кем ему довелось быть долгое время ‒ это пожалуйста. Тем более тут не было запаха крови, который бы перебивал нужный ему аромат.

Сазгаус пошел за ним.

Стража охраняла здесь покои хуже ‒ видать, здесь уже были комнаты господ, а не рабов, за которым нужен был глаз да глаз. Но на всякий случай, проходя мимо комнат, в которых кто-то был, Сазгаус тихонько запирал двери. Что-то вставлял меж ручек или помогал себе теми самыми «невидимками».

Чем дальше, тем меньше комнат и людей. И тем сильнее был запах Миры, пока наконец-то Саз не наткнулся на нужную ему дверь, из которой веяло Мирой очень сильно ‒ она находилась здесь долгое время.

Убедившись, что в комнате никого нет, он открыл дверь и пригнулся. Да, это была Мира… Лежала на кровати, не способная встать из-за ошейника. Боги, а она была с ним так сексуальна. Сазгаус улыбнулся, не в силах с собой ничего поделать ‒ он пошел к кровати, прекрасно различая в темноте каждый предмет, но пригнувшись так, чтобы она его не видела ‒ лишь открытую дверь, в которую кто-то зашел.

Он уловил шевеление на кровати ‒ Мира заметила чье-то присутствие. И только боги знали, какая жесткая борьба проходила внутри него: сохранить достоинство или воспользоваться ситуацией и вдоволь поиздеваться над ней.

‒ Кто здесь? ‒ тихо спросила Мира и села, из-за чего цепь громыхнула. Был ли это вновь хозяин, чтобы преподать новый урок, или кто-то другой, она не знала, но напряглась в любом случае.

Мира пробыла здесь достаточно, чтобы на шее остались следы удушения от бесплодных попыток избавиться от ошейника; чтобы истратить много сил на слезы и крики, а затем восстановить их немного беспокойным коротким сном. Она не знала, сколько прошло времени, пока находилась в темноте, не слышала, что происходило снаружи. Ее никто не приходил кормить, а с последнего ужина она очень проголодалась.

Забившись в угол, она могла лишь ждать спасения. Кон ведь ее не бросит здесь, несмотря на все разногласия. Он не мог так поступить с ней.

‒ Черт, Птенчик, однако, как же ты сексуальна в таком виде… ‒ томно прошептал Сазгаус, поднимаясь на ноги и возвышаясь над кроватью, после чего он и вовсе на неё сел, перекрывая собой свет, отчего сам выглядел высокой темной фигурой и…

Красный огонёк мелькнул в его глазах? Или то было лишь воображением?

Он ощутил одновременно и испуг Миры, и облегчения от того, что за ней пришли. Но акцентировать на этом внимание не стал ‒ у него было кое-что интереснее сказать:

‒ Скажи, ты позволишь мне как-нибудь надеть на тебя ошейник? Не рабский, о нет… Красивый, кожаный, с украшениями… ‒ Он всё-таки не удержался.

Он сидел и глумился над ней вместо того, чтобы спасти бедную девушку. Но было дело в его уверенности ‒ Сазгаус был уверен, что у них было пять минут на разговор, оттого и позволял себе молоть языком. Вдруг его тень наклонилась, и рядом со своей скулой Мира ощутила тепло его руки, но прикосновения так и не произошло. Зато Сазгаус изобразил страдальческий голос:

‒ Проклятие! Птенчик, как же мне быть? Я же пообещал, что не прикоснусь к тебе своим руками. По крайне мере, пока они не остынут. Но как же мне тебя освободить? ‒ Он вновь склонил голову на бок, но уже в другую сторону, как бы спрашивая разрешения: ‒ Сними запрет, дорогая. Иначе я не смогу спасти тебя.

‒ Иди ты к черту, Сазгаус, со своими шутками! Просто сними уже этот проклятый ошейник, ‒ не выдержала Мира, чуть ли не срываясь на крик. Ей и без того было плохо, больно и страшно, а он ещё добивал ее своими шутками. Она отвернулась, чувствуя, как к горлу подкатил комок, готовый прорваться новым потоком слез.

Сейчас абсолютно было не до издевательств с его стороны. Будь они в другом месте и при других обстоятельствах, ей, может быть, и польстили бы его слова, но здесь и сейчас они казались жестокой насмешкой. А он все держал руку на расстоянии, хуже того, ей показалось, что он и правда мог уйти, оскорбленный ее словами. Рвано выдохнув, она повернулась, чтобы видеть хотя бы его образ, и наугад схватила его руку в темноте своими ледяными пальцами. Она провела по предплечью к ладони и потянула ее к себе на шею, где-то там под волосами должен был находиться маленький замочек, держащий ее здесь в плену.

‒ Пожалуйста… ‒ тихо взмолилась Мира, будто и правда думала, что он мог ее тут бросить. Но она просто просила не быть его козлом хотя бы минутку, пока она в таком состоянии. Вот выйдут из этого проклятого дома, пусть издевается, сколько влезет, она и слова поперек не вставит.

Сердце неприятно кольнуло от того, как она произнесла это «пожалуйста» и с каким отчаянием потянула его руку, не видя, как он морщится от прикосновения железа к дыре в плоти. Но ничего не сказал. Только тяжело выдохнул.

Он не помнил, но, кажется, это был первый раз, когда Мире удалось осадить его игривость. И вместо слов он убрал свою руку с её ошейника, встал… Но не ушел, а пересел, потому что обнимать, снимая ошейник, получая от этого пользу для себя, он не хотел.

Пропало настроение.

Натренировавшись со своими замками и с дверьми, ошейник он снял довольно быстро, осторожно открепив его от шеи и уложив на кровать.

‒ Любишь ты всё испортить, Птенчик.

Всё-таки не удержался, но как было бы обычно, сейчас улыбка не скользнула по его лицу, да и не увидела она этого. Сазгаус поднялся с кровати, взяв только лишь пальцами её кисть руки, после чего потянул на себя.

‒ Я проведу тебя к выходу, спрячу, и ты будешь ждать, пока я остальных не найду, поняла? ‒ строго спросил он, выводя её из комнаты, осматриваясь. Этот коридор, да и по запаху людей, дальше было пока пусто.

Ведомая за ним, Мира потерла горло и таким образом согнала неприятное чувство на нем. А выйдя на свет, и вовсе потеряла себя от радости. В какой-то момент ей и правда казалось, что остаток жизни придется провести в темном чулане на цепи или покорившись. Она сделала быстрый шаг вперёд, обнимая Сазгауса сзади, но лишь на мгновение. Такой благодарности ему хватит с лихвой, учитывая все издевательства.

‒ Мне нужно найти, где они хранят доску Уиджи, ‒ сказала Мира и обогнала Саза, чтобы посмотреть на него. И только сейчас увидела всю кровь на нем, что даже ахнула, испуганно прикрывая рот рукой, чем задела свою собственную болячку на губе. Ран не было, возможно, это и не его кровь вовсе, но что-то ей подсказывало, что большая часть принадлежала ему. Все дело в дырах на руках. Для себя Мира решила, что когда они вернутся на корабль, она обработает его руки и всю неделю не позволит ими двигать, чтобы хоть немного зажило! ‒ С доской я могу больше. Найдем ее, я сразу найду, где все… Остальных тоже схватили? ‒ вдруг дошло до нее. Так вот почему Кон не приходил за ней! Подумает об этом позже. Махнув головой, она снова обратилась к Сазгаусу: ‒ Потом спрячешь, сопротивляться не буду. Если придется драться, из меня выйдет плохой помощник.

Но Сазгаус не отвечал так быстро, как она бы хотела. Дело было в том, отчего она вдруг сменила свою реакцию ‒ его руки и ноги. Саз видел, как аж рот прикрыла от этого вида, и слегка смущенно прятал руки за своей спиной. Мелочь, но эта мелочь показывала его слабость. А Саз не любил показывать себя слабым.

Её идея ему никак не понравилась. Она только что сама призналась, что из неё будет дурной помощник ‒ что есть правда, между прочим. И все равно хочет рискнуть своей жизнью, жизнью Сазгауса ‒ она же не думает, что он отпустит её одну. И все ради… Чего, простите?!

‒ Птенчик… Я правильно понял тебя? ‒ спросил он устало, поворачиваясь к ней боком, чтобы, потирая свои глаза устало, не было видно дыр. ‒ Ты собралась идти, хрен знает, куда, обойти каждую хренову комнату ради… Доски? ‒ Надо ли говорить, что выражал его взгляд? Что-то, где точно мелькало слово «Дура». Но он уже познал этого птенчика ‒ она от своего не отступит. Так отчего бы тем не воспользоваться. ‒ Я тебе сейчас долг вернул, ‒ задумчиво сказал он. ‒ Второй, между прочим. Так что последующую работу телохранителя тебе придётся оплатить. Только вот… Что ты мне предложишь?