Мир Нежити. Книга I

Вампирша открыла было рот, но старик остановил её жестом, желая услышать объяснения живых.

— Они здесь потому, что хотят обрести жизнь, и возродить её в мире, — произнесла Вистра.

— Благородно, — сказал старик, хотя в его голосе сквозило недоверие. — Непонятно мне только, откуда в умершем мире взяться паладинам, друидам и магам. Может я тут и сижу отшельником, но мне известно, что случилось снаружи. Нежить всё привела к погибели.

— Она воспитала нас, — поручился за Кинию Атти, — дала нам запретное знание, чтобы воскресить мир.

— Я узнала об этом месте из старых книг, — заговорила вампирша. — Это возродило во мне надежду, что можно вернуть прошлое. Я читала, что здесь бывали и другие посетители.

— Это правда. Бывали. Давным-давно.

— Кто же ты? — спросил Сотэр. — Мы не думали встретить здесь живую душу.

Старик прикрыл глаза, словно медленно погружаясь в ставшие бездонными глубины памяти. Все приблизились к нему мелкими шажками.

— Моё имя — Дормир, — устало произнёс старик, и ухмыльнулся. — Дормир. Так давно произносил это вслух, что… будто не только вам открываю имя, но и сам заново знакомлюсь с ним.

Голос Дормира задрожал, так что казалось, что он вот-вот разрыдается. Но старик совладал с чувствами, и продолжил:

— В незапамятные времена я сделался жрецом ныне дремлющего бога — Бардиасана. В ту далёкую эпоху его святилище было открыто для всех искателей мудрости и благословений. Никаких печатей, никаких магических барьеров. Затем между адептами разных богов вспыхнула большая война.

— Война оракула, — Вистра припомнила древние хроники. — Но я думала, что это легенда.

— Это быль, дитя. Боги, разгневанные поведением смертных, покинули мир, а может, перебили друг друга подобно своим слугам. Никто в точности не знает. Как бы то ни было, смертные оказались в одиночестве, предоставлены сами себе. Тогда-то Бардиасан погрузился в беспробудный сон, больше не отвечая на молитвы. Адепты Бардиасана проиграли Войну оракула. Хотя все проиграли её, победителей не было. Святилища нашего бога опустошили. В те дни, используя доступные крохи силы Бардиасана, мы сотворили вокруг этого храма — последнего храма нашего божества — магический барьер с печатями. Только те, в чьих душах был свет, у кого дух горел огнём и носил благословение природы, могли посетить храм. Постепенно погибли все жрецы, один лишь я покамест дышу. Источник даровал мне долгую жизнь или вовсе бессмертие. Наверное, чтобы я был вечным хранителем Источника. Это одновременно благословение и проклятие. Я окончательно закрыл святилище, когда нежить прибрала к рукам мир, брошенный богами. С тех пор вы первые посетители.

— Так возможно с помощью Источника дать миру новую жизнь? — спросил Сотэр. — Вдруг именно ради этого судьба даровала тебе бессмертие!

— Ради этого, говоришь? — Дормир ухмыльнулся. — Ты юн и горяч, а потому из уст твоих легко исходят суждения о путях судьбы. Подступись ближе. Позволь испытать чистоту твоих намерений.

Когда Сотэр подошёл на расстояние вытянутой руки, Дормир долго и проницательно всматривался в его глаза.

— Истинный паладин. Но вижу в тебе изъян. Впрочем, это поправимо… А теперь ты, дитя!

Атти нерешительно приблизился.

— Подлинно друид. Не та сила, какую я чувствовал у прочих друидов, но нет сомнений: на тебе благословение природы и душа твоя чиста… Прошу тебя.

Последние слова были приглашением для Вистры. Её Дормир изучал дольше прочих.

— Тебя отягощают смятение и смертельная боль, которые ты старательно прячешь за слоями оправданий и… ещё вижу… ах!!!

Никто глазом моргнуть не успел, как вампирша вонзила меч в грудь Дормира, и для верности провернула клинок, прежде чем выдернуть его. Последний жрец Бардиасана и хранитель Источника пал на спину, и больше не двигался.

Сотэр дёрнулся, чтобы выхватить свой меч, но Уна не случайно заранее «встала» позади. Погрузив невесомые руки в спину паладина, призрак пустила к сердцу давно заготовленное обездвиживающее заклятье. Юноша призвал свою магическую силу, чтобы заблокировать враждебные чары, да запоздало. Ноги обмякли, и Сотэр плюхнулся на мох. Вампирским рывком Киния сбила с ног Вистру, которую определила как самого опасного противника после Дормира и Сотэра. Остался только Атти, но что он мог сделать против Высшей нежити, будучи далеко от ручья? Разве что неуклюже выставить перед собой трезубец. Киния играючи отбила его в сторону, и долбанула рукоятью меча по животу друида, отчего тот с хрипом завалился набок.

— Быстрее, Уна, обездвиживай всех, — вампирша придавила эльфа ногой.

— Вот так, сопляки! — торжествовала призрак, набрасывая на Вистру то же самое заклятье, каким обездвижила Сотэра. — Вот настоящие «Прах» и «Пепел»! Вот как нужно внезапно справляться с толпой. И это несмотря на неучтённое появление старикашки. Учитесь! Хотя о чём это я, вам уже поздно учиться…

Когда Уна закончила возню с Вистрой, то подлетела сковывать Атти. Киния схватила Сотэра за шиворот, и потащила к алтарю.

— Как ты могла?! — заорал Атти, пока Уна набрасывала на него волшебные оковы. — Как ты могла так поступить?!

Киния не обращала внимания. Хоть заклятье сковывало подвижность конечностей, но вот вращать головой и говорить позволяло. Однако Сотэр молчал.

— Надо поспешить, пока не пришёл, — твердила Киния. — Пока не пришёл…

Подойдя к алтарю, вампирша расположила на нём юношу — лицом кверху. Распрямила руки и ноги Сотэра, а затем достала кинжал — тот самый, которым пытала похищенный скот. Отчаянно драл горло Атти, выкрикивая вопросы, оскорбления и мольбы. Киния занесла кинжал над Сотэром. И покосилась на паладина.

— Ничего не скажешь перед смертью? — поинтересовалась вампирша будто бы равнодушным голосом. — Никаких проповедей? Уговоров? Возмущений? Проклятий? Слышишь ведь, как друид усердствует. Позволишь ему надрываться за двоих? Поспеши с последним словом, ибо надо дорезать вас, чтобы высвободить магию, которая откроет мне доступ к силе Источника. И сделать всё до того, как появится… он.

— Ты наверняка ждала последних слов и подготовилась не воспринимать их, — сказал Сотэр.

Сказал удивительно спокойно, вопреки ожиданиям Кинии, так что она посмотрела в его глаза, и вместо отчаяния, ненависти, обиды или ужаса увидела что-то похожее на смирение, как будто паладин настроился принять любой исход, даже самый для него горестный: крушение мечтаний о вновь зеленеющем мире; как собственную смерть, так и смерть немногих близких.

— Всё же мне есть, что сказать. Я поверил тебе, Киния. Поверил, потому что за всем лицемерием узнал в глубине твоей души стремление быть живой. Это выдали прорвавшиеся наружу сновидения.

— Да, хочу быть живой, — сухо подтвердила Киния, по-прежнему стоя с занесённым кинжалом. — Но это неважно, потому что даже десять источников жизни не способны изменить природу нежити. Раз ступив за черту смерти — не вернуться обратно. Это незыблемый как само мироздание закон. Так что неважно, насколько сильно мне хочется быть живой.

— Но это никуда не уйдёт. Ты убьёшь нас, и к твоим кошмарам добавятся новые. Ведь та же часть твоего сердца, что желает жизни, привязалась к нам.

— Как трогательно, — проворчала Киния. — Приготовься, будет больно. Ритуал не допускает мгновенного убийства. Придётся немного помучиться.

Вампирша опустила кинжал — остриё уткнулось в живот Сотэра. Положив ладонь поверх рукояти, Киния надавила. Клинок пронзил кожу. Вокруг лезвия проступила тёмная кровь.

— Не-ет! — плакал Атти.

Сотэр зажмурился, и сквозь его стиснутые зубы прорвался стон. Киния медленно погружала клинок в живот. Кровь сильными толчками выбивалась из раны и стекала на алтарь.

— Киния, — сорвалось с дрожащих губ Сотэра.

Клинок вошёл в плоть уже наполовину. Тогда вампирша остановилась, и медленно повела его в сторону, намереваясь разрезать живот.

— Ох, ребятушки, — всхлипнула Уна, — буду очень скучать. Тяжко второй раз видеть, как мать умертвляет своих детей!

Руки вампирши задрожали, причиняя паладину ещё большие страдания. Но задрожали вовсе не потому, что того требовал ритуал. Киния пробовала вернуть движениям былую твёрдость — и не могла. Больше не сдерживаемый, крик боли Сотэра выплеснулся наружу и ударил по чувствительному вампирскому слуху. Дрогнули мускулы на бледном словно мраморная маска лице Кинии.

Она выдернула окровавленный кинжал, и запустила его в дальний конец пещеры.

— Госпожа?! — поразилась Уна.

Киния так крепко вцепилась в край алтаря, что ломающимися ногтями оставила царапины на его каменной поверхности.

— Будь ты неладен, щенок! — в рычании, смешанном с воплем, с трудом можно было разобрать слова. — Да, я хочу жить! Но невозможно это! Слышишь?! Невозможно вернуть жизнь!

Она склонилась над Сотэром и дёргала свою кольчугу у груди, так что кольца жалобно звенели.

— А если и верну, то что мне с этого?! Права Вистра: буду жалким бессильным ничтожеством! Только умножу свои страдания! И зачем мне такое?!

Случайно или намеренно, Киния сбросила с Сотэра обездвиживающие чары. Юноша первым делом закрыл рукой обильно кровоточащую рану. Уна собралась было кинуться к паладину с новым сковывающим заклятьем, но вампирша остановила её вялым взмахом руки. Вскрикнув последний раз, Киния обмякла, и опустилась на землю. Поджав ноги, вампирша уткнулась лицом в колени.

— Не вернуть мне жизнь, — бормотала вампирша. — Да и зачем такая жизнь?

Сотэр чуть приподнялся на локте.

— Я знал, — выдохнул юноша. — Знал, что… твоё сердце не совсем… зачерствело.

Киния молчала. До тех пор, пока не услышала мерно повторяющийся стук.

— Явился наконец, — прошептала вампирша.

Подняв голову, она увидела у входа лича-императора Онгхуса, хлопающего в костяные ладоши. Рядом с ним возвышался демон-нежить с огненной секирой.