Твари империи

Глава 20. Тайна. Змеиный Зуб

Светлые почти белые волосы, лишь самую малость оттенённые золотом. Крупные голубые глаза, но не настолько крупные и голубые, чтобы сравнивать с куклой. Тонкие брови. Ямочки на щеках.

Наверное, её облик должен считаться красивым. Сама Тайна не была в этом уверена. Ведь никто не скажет правды. Ни один из окружающих её людей не признает даже малейший изъян. Одни из любви, другие из осторожности или заискивания. Зеркало не врало, оно показывало, что есть, но не комментировало, не давало оценок. И девушке оставалось только сверяться с идеалами. По крайней мере, портреты, вернее живописцы их пишущие, подавали идеалы именно так, как видели сами. Тайна перевела взгляд на портрет матери — небольшую копию с полотна, висящего в Каминном Зале. Красота зрелой женщины, конечно, отличалась от девичьей. Но общих черт с каждым прожитым годом становилось всё больше.

Тайна вздохнула. Красота — слабое утешение, когда некого ей сразить. Она не может даже мечтать о принце, как простушки из сказок. Потому что сама является принцессой, а значит и принц ей положен, если можно так выразиться, по определению. "Вынь да положь" — как выражалась няня. Вытаскивать и класть принца предстояло её отцу, государю Сташу Старателю. И к счастью, он не собирался разменивать дочь на политические преференции.

Отец любил её. Вообще-то он одинаково любил и сына, и дочь, но если принц Колош воспитывался в строгости, так как с рождения являлся Наследником, то Тайну Государь баловал почти без ограничений. Однако, при всей строгости воспитания, наследник имел куда больше свободы. Он кутил с гвардейцами, уезжал из столицы на воинские сборы, на охоту, пару раз даже сопровождал посольства в соседние страны, а вот принцессе некуда было деться. Военизированная система государства просто не предусматривала достойного места для барышень. Страна гремела железом. Удел женщины — рожать и вскармливать воинов, всё остальное — чистая блажь. Разумеется, какие-то развлечения были — балы, турниры (пусть не такие как в Эстральде), охоты, но даже дамы знатных родов образованием себя не обременяли. Вернее их никто и не спрашивал.

Принцессу тоже не спрашивали, но ей повезло со сводным братом. Колышка учили всерьёз, без скидок на происхождение и даже вследствие происхождения, а он никогда не гнал сестру, если она садилась рядом и слушала уроки. Наставники в свою очередь опасались выставлять за дверь дочь государя, или отмалчиваться в ответ на её вопросы, однако, и не помогали, если вопроса она сформулировать не могла. Так что Тайне приходилось с детства рассчитывать только на себя, на свою сообразительность и интуицию.

Так она научилась читать и писать, разбираться в географии и естествознании. Не более того (на занятия, где звенели клинки, свистели стрелы и ржали лошади, её всё же не допускали), но и не менее. Дальнейшее образование взяли на себя книги. Эстральдские рыцарские романы редко забирались на книжные полки подданных государства Хоту, но беллетристика, то есть книги о войне, обязательно находили читателя. Целый приказ занимался их поисками, переводами, переизданиями. В список входили не только трактаты военачальников или военных философов, но и живописания битв, походов, частных историй офицеров и солдат. Среди этих книг принцесса откапывала приличествующее девушке чтение, дающее ей знания и темы для игр.

Тайна всегда играла одна. Служанки просто не понимали, чего от них хочет юная барышня, а подругами судьба обделила. Все эти фрейлины — дочери знатных вельмож, что составляли когда-то Двор Принцессы, оказались ещё менее понятливыми, чем служанки. Их интересы от кукол резко, без видимой паузы, переходили к женихам. Начались фальшивые вздохи, поиски подходящих румян, пудры и той границы до которой можно оголить плечо.

В одиннадцать лет Тайна совершила свой первый и пока что единственный политический акт — разогнала весь этот игрушечный двор ко всем чертям. Скандал тогда вышел нешуточный. Слуги и гвардейцы с трудом уворачивались от летящих вниз по лестнице кукол, корзин, сундучков. Пух из перин и подушек превратил залы цитадели в зимнюю сказку — кружился в воздухе, скользил по полу, парили в лестничном колодце. Фрейлины ревели, отправляясь с отцами в родовые имения с дурацкими куклами в руках и женихами в глупых головах.

Государь Сташ Старатель имел с принцессой Тайной беседу. Официальную. Как государственное лицо с государственным лицом, пусть одной из "высоких договаривающихся сторон" исполнилось в то время только одиннадцать лет от роду. Принцесса заявила, что больше не потерпит над собой издевательства, что лучше останется совсем одна, чем будет киснуть среди туповатых фрейлин и слушать их глупые разговоры.

Отец не перечил. Он передал в полное и исключительное распоряжение дочери комнаты её матери — спальню, гостиную и уборную, — наполненные удивительными и загадочными вещами. И, отдав все эти сокровища, выдвинул взамен единственное условие — Тайна не должна покидать без разрешения и сопровождения территорию Цитадели, отведённую под личные покои Государя и его семьи. Девушка легко дала обещание. По большому счёту, за пределами четвёртого яруса, где и проживала правящая фамилия, во дворце не существовало ничего интересного, а когда интересное вдруг возникало, она просто расширила понятие личных владений на вновь обретённое пространство.

Среди загадочной и странной обстановки маминых комнат Тайна провела следующие несколько лет жизни. Здесь она нашла, наконец, свой мир, или скорее собрала его из фрагментов головоломки, обнаруженных тут и там. А чем ей ещё было заняться?

Настоящим сокровищем стали матушкины костюмы, в числе которых обнаружилось много мужских, а ещё больше экзотических, собранных, казалось, со всего света. Надетые на манекены, они поначалу изображали собеседников, товарищей по приключению, но со временем, принцесса начала примерять костюмы на себя, вживаясь в образы, созданные отчасти книгами, отчасти собственным богатым воображением.

Тайна убрала волосы под широкополую шляпу — пиратскую, как постановила она — набросила на плечи поверх платья нечто похожее на офицерский сюртук. Вытащила из ножен кинжал — единственное оружие, дозволенное отцом, и в таком виде направилась к зеркалу.

— Выглядит не убедительно, — решила принцесса, взмахнув пару раз кинжалом перед горлом собственного отражения.

Она убрала кинжал в ножны и упала в кресло. Сегодня игра не пошла. Самое бы время почитать что-нибудь, но и тут был тупик. Новой книги ждать ещё целую неделю, до очередной поездки с отцом в город, на ярмарку; старые перечитаны сотни раз, а чтобы взяться за книгу в сто первый, нужно особое настроение. Его-то и не было. Оставалось, правда, ещё одно развлечение — подслушивать сплетни придворных и государственные секреты.

Честно говоря, Тайну к секретам такого рода особенно не тянуло. Она давно сформировала представление о государственных делах и сделала выбор в пользу книг или игр. А среди сплетен редко попадалось что-то по-настоящему любопытное. Но чем чёрт не шутит, возможно, именно теперь ей повезёт.

Принцесса метнула шляпу на манекен, но промазала и та укатилась в угол.

На стенах матушкиной уборной висело три гобелена. Ни один из них не являлся только лишь украшением. Все три несли информацию. Первый изображал схему Лабиринта. Причем начальные ходы от Закатных Врат были прорисованы в мельчайших деталях, но чем дальше ветвились проходы, тем подробностей становилось меньше, пока Лабиринт не превращался в набор чёрточек. Второй гобелен тоже изображал схему каких-то ходов. Её сопровождали рисунки людей, застигнутых смертью в разных позах, а также скелетов, зверей — настоящих и мифических. Тайна так и не смогла понять, что за место изображено на этом гобелене. С Лабиринтом никакой связи она не находила, с подземельем, что располагалось под Цитаделью, рисунок тоже не имел ничего общего. Эту загадку она оставила до лучших времен. А вот на третьем гобелене был изображен замок, который точно копировал Цитадель. Причём стены на рисунке как бы просвечивались насквозь, а ракурс был таким хитрым, что каждое, даже самое маленькое помещение, не перекрывалось другим.

Изучая наследство матушки, принцесса однажды разгадала и секрет этого гобелена. Стоило прислонить к избранному месту ухо, как становились слышны разговоры, происходящие именно в том самом изображённом на гобелене помещении. Никакой магии в этом, впрочем, не оказалось. Среди матушкиного наследства колдовство вообще отсутствовало, хотя про её магические способности ходило множество слухов. Тайна однажды заглянула за гобелен и обнаружила выходы трубок, идущих сквозь стены. Затем она придумала использовать для усиления звуков маленькую воронку (найденную в другой сокровищнице — небольшой алхимической лаборатории), прикладывая к гобелену широкий конец и слушая через узкий.

Хитрое устройство позволяло прослушивать большинство комнат и залов нижних ярусов, где располагались приёмные палаты, кабинеты советников, высших чинов правительства и армии.

Этим принцесса теперь и занялась. Прислоняя наугад воронку то к одному рисунку, то к другому, она вскоре наткнулось на голос отца, но успела уловить лишь окончание фразы.

— …совершенно некстати.

Почти сразу же наступила тишина. Не совсем тишина — слышались шаги, какое-то постукивание, поскрипывание, но разговор на некоторое время приостановился. Принцессе, однако, стало любопытно, что именно некстати показалось отцу, и она набралась терпения. Минуту спустя разговор возобновился.

— Ладно, допустим, сорпов покорять хлопотно, — голос принадлежал старшему советнику Генушу, весьма неприятному, по мнению Тайны, старичку. — Допустим, морской порт тебе не нужен. Ладно. Но Божидарское княжество ныне слабо как никогда. Одного решительного броска на столицу хватит, чтобы завладеть им. Нам даже не нужен флот, хватит рыбацких и торговых лодок. Высадим десант, а там рукой подать. Больших сил такая операция не отвлечёт. Подожди! Выслушай!

Генуш говорил довольно резко. Так разговаривать с Государем больше никто себе не позволял.

— Я понимаю твоё беспокойство, мой государь, но нельзя же всё время жить ожиданием войны, не начиная её, всю жизнь провести в седле, не пришпорив лошадь. Есть множество занятий достойных правителя мощнейшего государства и множество целей достойных его великой армии. А такой приз, как Божидарское княжество, способен украсить историю рода.

— Граф Писсель сравнивал войну с наркотиком, — спокойно возразил отец. — В неё легко втянуться, но трудно избавиться.

— Ты стал слишком осторожен, мой государь, — с укором заметил советник.

— И расчётлив, — невозмутимо добавил отец. — Тот же граф говорил: и победитель и побеждённый влезают в долги, с той лишь разницей, что победителю предстоит их оплачивать, а побеждённого часто избавляют от головной боли вместе с головой.

— Граф Писсель не провёл в своей жизни ни одного мало-мальски стоящего упоминания сражения. Вся его мудрость — чистейшей воды спекуляция скучающего в родовом замке заурядного вояки.