Дороги и Тропы

Император некоторое время наблюдал, как вернувшиеся с Тропы мужчины, тяжело плюхнувшись в первые попавшиеся свободные кресла, с трудом приходят в себя, а потом, опомнившись, запускают отработанный годами процесс восстановления Силы. А леди Даллет спокойно на все это смотрит, внешне ничуть не уставшая и абсолютно спокойная.

— Вам понравилась экскурсия, милорды? — иронично осведомился государь, — все ли ваши сомнения развеяны? Все ли гипотезы подтвердились?

Господа из Высокого Жюри нервно переглянулись, и граф Фаррелл ответил:

— Экскурсия была весьма содержательной, но по объективным причинам пришлось ее сократить. Мы готовы признать свои ошибки, ваше величество. Все предупреждения о том, что Тропа хищная и способна пожирать наши силы, оказались чистой правдой. Коллега Ревз пренебрег просьбой леди Даллет, решил показать всю мощь своей магии… В итоге, как видите, сам чуть не погиб и нас поставил в крайне опасное положение. Если бы не миледи, мы бы вряд ли сейчас с вами разговаривали.

— Ваш вердикт?

— Безусловная магистерская степень. И… я бы посоветовал развивать это направление. Хотя бы с исследовательской целью. Наверняка найдутся маги, способные научиться ходить по Тропам, как леди Даллет. Согласен, их будет немного, но мне кажется, такие проводники нам нужны.

— Я услышал вас, милорд Фаррелл. Вердикт Жюри подтверждаю. Тайонна-Ри ор Даллет, поздравляю вас с успешной защитой. Теперь вы полноправный магистр, и с этого момента имеете право быть наставником в том, чем владеете сами. Подойдите! И вы, наставник Гайдиар, тоже.

Его величество держал на ладони тепло сияющий знак гильдии магов — три золотых языка пламени. Он означал конец обучения, завершение всех взаимных обязательств ученицы и наставника, полную свободу и… да, разрыв той самой связи, из-за которой все остальные отношения были под запретом. Еще несколько мгновений, и никто не посмеет их обвинить… Юная герцогиня низко поклонилась императору, и, как полагалось, преклонила колени перед наставником.

— Я научил тебя всему, чем владею сам, дитя. Моя клятва исполнена, и я отпускаю тебя в Мир. Да будут свидетелями этому все сидящие в зале, мой государь, а также силы видимые и невидимые… — Голос ваюмна к концу стал совсем тихим, а рука, нежно опустившаяся на склоненную голову Тайри, непривычно тяжелой. Далекий звон разрываемой струны услышали все, кроме, казалось, наставника и теперь уже бывшей ученицы. Они смотрели друг на друга с немым удивлением, но их лиц никто не видел кроме императора, который если что и заметил, то виду не подал.

— Встаньте, леди, — без улыбки произнес монарх, и, как только она выполнила его приказ, прикрепил к ее плечу гильдейский знак, — надеюсь, ваши знания и будущие ученики послужат благу мира и империи. Примите мою благодарность, мастер Гайдиар.

Ваюмн, все еще пытаясь справиться с эмоциями, молча поклонился. В горле стоял ком, а голос отказался слушаться.

— Что ж, нам осталось только поздравить молодых магистров на Балу Наставников. Через неделю вас ждет торжество в серебряном зале Академии. Благодарю Высокое Жюри за мудрое судейство и внимание к работам молодых магов, — император покинул свое кресло и исчез в Коротком переходе. Народ в зале зашевелился и зашумел. Кто-то поздравлял мастера, кто-то обнимал ученицу, многие бросились задавать вопросы тем смельчакам, что прогулялись по Тропе под руководством Тайри. Самые расторопные уже тащили бутылки с игристым вином и высокие бокалы… Как часто получается, после двух-трех тостов самые веселые перебрались в ближайшую таверну, остальные вернулись к своим делам, даже не обратив внимания, куда подевались виновники торжества. Гай и юная леди сбежали на остров Юм — подальше от шума, суеты и любопытных взглядов. Надо было сосредоточиться и понять, что же произошло.

Сначала они просто сидели, обнявшись, на поваленном дереве и смотрели на тихое море. Впрочем, другим оно здесь и не бывало. Так действовали чары соотечественников Гая, небрежно брошенные за ненадобностью в мире, что четыре сотни лет служил им приютом.

— Нить осталась, Гай, — Тайри произнесла это первой и с удивлением обнаружила, что сей факт вовсе ее не огорчает. Разве это плохо — всегда знать, что происходит с любимым человеком, успеть примчаться на помощь, защитить, уберечь…

— Не такая, как раньше, — ваюмн, похоже, не разделял ее радости.

— Интересно, почему она не исчезла? Возможно, мы нарушили закон, и…

— Вряд ли. Мы далеко не первые и не единственные, радость моя. Остались бы хоть какие-то упоминания, намеки, легенды. Просто мир считает, что я не до конца выполнил свою работу, — мастер грустно улыбнулся, — знать бы еще, чему такому я тебя не доучил.

— Мир решил, мир и подскажет. Разве это так уж страшно, Гай? Мы ведь давно привыкли к этой нити. Вот, сейчас я прекрасно чувствую, что ты, несмотря на все мои усилия и удачную защиту, все мрачнее с каждой минутой.

— Не выдумывай…

— Я не выдумываю, всего лишь сопоставляю кусочки мозаики и вижу полную картину. Твоя дочь где-то на Ллире, так? Раньше он был недоступен, и проверить ты не мог. А теперь отступить нельзя, ведь у нас попросили помощи.

— Не уверен, что она на острове, — не стал отпираться мастер, — но единственно верная тропинка к ней тянется именно оттуда. И мне ее не миновать.

— Что ж… Значит, одним вопросом меньше. И запомни, я не буду тратить время на то, чтобы бесконечно вздыхать, рыдать и бестолково метаться в поисках помощи. И тебе не позволю. Наше время можно прожить гораздо интереснее, — сердито ответила леди Даллет.

Ваюмн покачал головой, с восторгом глядя на свою ученицу. Когда твоя женщина столь прекрасна в гневе, разве можно удержаться от поцелуя? Губы ее горчили, но у правды иного вкуса не бывает. У обреченности тоже, но вот ее он как раз и не чувствовал. Зато мастер теперь словно прозрел, стал внимательнее относиться к мелочам, мимо которых раньше прошел бы и не заметил. Он старался запомнить и сохранить, точно великую драгоценность, каждый миг, проведенный с Тайри, каждое ее слово, прикосновение. Вот когда пригодилось одно из умений, сызмальства практикуемое послушниками в храмах Райдо. Гай умел не только запоминать, но и в нужные моменты оживлять глубоко спрятанные воспоминания.

Пока это возможно, не отпускай меня, милая, — думал мастер, зарывшись лицом в пахнущие полынью и дымом медовые локоны. Я хочу, чтобы ты навсегда осталась — хотя бы в моей памяти, если уж нельзя иначе. Я унесу с собой каждый взгляд, каждый вздох, все твои улыбки, адресованные мне, ощущение твоих легких пальцев на затылке, тень от ресниц на щеке. Твой горячий шепот и отчаянную нежность — самую невероятную магию, каждый раз поднимающую меня к небесам и превращающую в кого-то другого, более сильного, решительного и смелого… Ты права, милая! Единственное, что сейчас действительно стоит делать — это оставаться вместе, не разлучаясь, не отпуская рук. Скажешь, так не получится? А мы попытаемся…

Как ни странно, им обоим стало легче. Определенность словно добавила сил, открыла второе дыхание. Известен срок, так не сидеть же в ожидании! Тайри пришлось серьезно готовиться к Балу наставников. Гай просил, чтобы его ученица была самой прекрасной, и отказать ему юная леди не решилась. Смешно подумать, год назад она вообще собиралась проигнорировать это, как ей тогда казалось, помпезное и абсолютно бесполезное мероприятие. А теперь пришлось тратить уйму времени на посещение магазинов, портных, ювелиров… Не так-то просто сшить платье мечты, когда у тебя всего неделя!

Наконец-то удалось найти желаемое! Тайри и Одри, довольные и сияющие, покинули торговый дом "Тирз и сыновья", унося с собой два отреза великолепного уккабского шелка и еще подходящий по цвету кусок атласа — для туфелек. Поскольку покупки почти ничего не весили, юная герцогиня отпустила экипаж и решила пройтись пешком. За купеческим кварталом лежал большой парк, больше похожий на мрачноватый лес. Говорили, что он постарше парка императорского, а уж сколько легенд о нем ходило в Столице, в том числе и недобрых…

— Госпожа моя, может, обойдем эти дебри от греха подальше? — зябко передернув плечами, спросила Одри.

— От тебя ли я это слышу, о моя отважная колдунья? — шутливо удивилась леди Даллет, — что может быть опасного в старом парке, пусть и несколько заброшенном?

— Мне тревожно, госпожа моя. Сны какие-то мутные, точно кто прячет от меня важное, увидеть не дает. Руны вроде ничего плохого не сказали, да только когда рядом выпадают перевернутые "тир" и "од", а с ними вместе голая кость…

— Пустая руна? — Тайри помнила, что означают все эти руны по отдельности, но вместе… Вместе они говорили нечто несусветное. Перевернутая "од" — бездна, Тьма или, как в последнее время все чаще ее толковали, "Отступник". Перевернутая "тир" — перекрытая дорога, невозможность продолжать путь. А "голая кость" — полная неопределенность, отказ что-либо открывать и предсказывать о судьбе вопрошающего. Ибо не положено смертному знать, что там придумали для него высшие силы.

— Это что получается…

— Да ничего путного. Такого расклада у меня с роду не выпадало.

— А если подумать, Одри? Или еще раз спросить руны?

— После того, как выпала "голая кость", ни одна гадалка не возьмется тебе предсказывать раньше, чем через месяц, даже самая сильная. Тут только напортить можно.

— Ладно, забудь. На нас, магов, гадать — только время терять. Непредсказуемые мы, — отмахнулась леди Даллет, — пойдем скорее. Посмотри лучше, как здесь красиво.

Одри рассеянно кивнула, с сожалением оглядываясь на оставшуюся за спиной чугунную вязь ворот и светлую улицу. По зимнему времени парк был пуст и выглядел диковато, хотя дорожки кто-то почистил совсем недавно. Свежий снег не сделал аллеи светлее, под тяжелыми ветвями старых раскидистых елей до поры прятались зимние густые сумерки.

Тайри и сама не рада была, что потащила подругу этой дорогой. По ее расчетам, они должны были уже попасть на улицу, куда выходил задний двор особняка Даллетов, а дорожка среди голых кустов и мохнатых елей все тянулась и тянулась. Стало подозрительно тихо: ни белок в ветвях, ни птиц над головой, даже ветер куда-то подевался и гравий под ногами перестал шуршать.

— Не нравится мне все это, госпожа, — хмуро проговорила Одри. — Темным колдовством попахивает, а еще ловушкой.

— Ну что вы, милая девушка, какие могут быть ловушки в наше-то время? — приторно-ласковым голосом произнес незнакомец. И откуда он взялся-то, точно из-под земли выскочил! Стоит посреди дороги, елейно улыбается тонкими, чересчур яркими губами, сверлит бесцветными своими глазками, чтоб ему пусто было! И Тьмой от него разит так, что аж зубы ноют. Вот вам и перевернутая руна "од"…

— Не разговаривай с ним и в глаза ему не смотри, — быстро зашептала деревенская колдунья на ухо подруге, нашаривая под шубкой заветный медальон на серебряной цепочке.

— А тебе бы лучше помолчать, — прошипел непрошенный собеседник. Его глаза полыхнули алым, а улыбка превратилась в оскал, — я ведь именно поговорить пришел с твоей госпожой. Пока — только поговорить, — он тряхнул головой, и длинные пегие волосы взлетели, подхваченные несуществующим ветром, — а ты нам все портишь… дура! — как только ладонь Одри коснулась медальона, незнакомец щелкнул пальцами, будто сбивая невидимую пылинку с рукава, и девушку отбросило далеко назад, в сугроб. Из-за кустов вышли две поджарых собаки — дымчато-серых, длинноногих, с узкими костистыми мордами и стоячими ушами. Клыки и когти слабо отсвечивали зеленью, а вместо глаз были темные провалы с плавающей в них алой точкой зрачка.