Плоды мести

Глава 4

Гоблин на всеобщем. Гобелин на эльфийском.

Гобелинус на староэльфийском. Коблин на дворфийском.

На правсеобщем — кобалус. Самоназвание — гобхаты или гобхуты, в зависимости от диалекта. Энциклопедия разумных видов

Нужно спрятаться. Единственная мысль заменяла собой все остальное. Убегай, если враг сильнее. Нельзя убежать — прячься. Эти простые истины впитаны с молоком матери. Мамочка, где же ты? Нет больше мамы. Она осталась где-то там среди других обгоревших тел. Можно, наверное, посмотреть в щелочку, но страх заставляет вжимать голову в плечи и не дает пошевелиться. Да и что получится там увидеть? Снующие в отблесках костров огромные тени? Их противные голоса орут пьяные песни на незнакомом языке и мерзко гогочут. Сейчас они там пируют прямо среди зарезанных гоблинов. Возле его мертвой семьи, возле соседских мальчишек, тоже мертвых. Ненависть вскипела в крови и погасла. Сейчас не время думать о таком. Безрассудство — лучший путь к бессмысленной смерти. Лучше думать о выживании.

Рядом в подвале притаился братишка. Сидит, еле дышит. Тоже боится так, что аж штанишки обмочил. Как бы нас по запаху не нашли. Нет, вряд ли. Эти слишком заняты грабежом и празднованием легкой победы. Кого победили? С десяток безоружных самок, двух стариков с кольями, десятерых детишек от трех до восьми зим, которые кидались камнями? За что? Тут и грабить-то особо нечего. Пара тощих коров, коза, с десяток кур, сотня бутылок бузы, заготовленная на продажу. Неужели только ради этого нужно было убить всех? Мужчины на большом тракте, вернутся только через полторы луны. Вряд ли они обрадуются, увидев вместо домов пепелище, и уйдут в последний поход — мстить. Тогда вообще никого не останется.

— Гарб, — еле слышно прошептал Звоносл. — Я боюсь.

— Молчи, моорх! — почти беззвучно ответил ему чумазый мальчуган.

В нашей семье все мозги, похоже, достались мне, раз уж удалось не только самому выжить, но еще и старшего брата от беды уберечь.

Сидит, надутый от обиды, как индюк. Ему жизнь спасли, а он на правду дуется. Точно дурак.

Делать нечего, пока эти не ушли. Можно немного помечтать. Вырасту большим и сильным, научусь метко стрелять из лука и… и что? Любой эльф стреляет куда лучше и глаза у них лучше видят. Тогда… тогда я буду самым лучшим фехтовальщиком. Вот! Никто не сможет меня победить. Ага, кроме любого, кто в два-три-пять раз крупнее или стреляет издалека. Что же остается? Надо стать волшебником и кидать во врагов огненные шары. Бум! Бабах! Все сгорели!

Из мечтательно-дремотного состояния вывел летящий в сторону хижины факел, перекликаясь с образом, только что услаждавшим воображение.

— Бежать надо! — дернулся Звоносл.

— А там тебя копьем проткнут! Они только и ждут, чтобы ты побежал.

Брат застыл, не зная, что предпринять.

— Здесь будем сидеть, пока совсем не начнем задыхаться. Может, и не начнем. Домик у нас хлипкий, сгорит быстро, а мы потом выберемся.

Надежды не оправдались. Едкий тяжелый дым сначала понемногу, а затем густыми вонючими клубами, начал просачиваться сквозь все щели. Много их оказалось этих щелей, а стены были не такие уж сухие. Что взрослые в них такого напихали, что от них дым идет желтый? В голове зашумело, а в глазах потемнело. Грудь налилась свинцовой тяжестью от нехватки воздуха. Показалось, или снаружи действительно стало тихо? Можно бежать, но уже некуда. Выход из погреба один, а там наверху бушует огонь.

— Прости, братишка! — прошептал мальчик, теряя сознание.

Вдруг крепкие сильные руки потащили его куда-то наверх. Угасающее сознание успело заметить деревянную шаманскую маску с пестрыми перьями среди клубов дыма…

***

Легкий хлопок по щеке. Сейчас не больно, но неприятно. Все равно ненавижу, убью быстро.

— Гарб! Очнись! — голос показался знакомым.

Ненавижу знакомые голоса.

— Может он слишком слабый есть? — малознакомые еще больше терпеть не могу.

— Тащите сюда второго, — распорядился все тот же баритон. — И где посох? Он бы добровольно его из лап не выпустил.

Посох! Где? Как?

Если что-то и заставило бы разлепить глаза, так это упоминание Гобмобома. Вспомнил. Они забрали его! Ненавижу! Умрите все! Долго, мучительно!

Кровать, деревянные стены и потолок. Качает так, что живот просится наружу. Тело не слушается: сил не хватает даже поднять лапу, и пальцем шевельнуть тяжело.

Сверху навис кто-то слегка небритый с встревоженным лицом. Человек. Нена… Михель? Его нельзя ненавидеть, хоть и хочется: он из чужого племени и раздражает.

— Очнулся! — обрадовался монах и тут же скис.

Гоблин изучил его своими желтыми глазами с вертикальными зрачками, но ничего не сказал.

— Ты как?

Пугающая тишина в ответ. Человек стиснул зубы и замычал. Наверное, переживает. Его не буду убивать.

Где-то сбоку распахнулась дверь. В нее скорее влетел, чем вбежал, теперь уже бывший старший помощник. Шкиперу, стоящему в дверном проеме позади, эльфы разонравились сразу, как только он увидел изувеченного пленника. Можно сколько угодно продавать живой товар, но на этом корабле никому не позволено применять такие пытки! Поэтому старпом был уволен немедленно и сразу перешел в статус обитателя трюма. Естественно, шпагу и кинжалы у него отобрали. Сейчас франт стоял перед сжимавшим кулаки монахом и трясся от страха, поглядывая то на него, то на лежащего в кровати огромного гоблина, накрытого серым покрывалом.

— Вы не имеете права! Я вас засужу за незаконный захват!

Эльф осекся, перехватив взгляд человека, не суливший ему ничего хорошего.

— Я вообще не понимаю, что происходит. Жиль обещал мне долю! Это все, что я знаю. Мы должны были захватить несколько пленников и только. Он что, не заплатил? Где он сам? С него бы и спрашивали. А, к дьяволам! Я из своего кармана заплачу, только оставьте меня в покое! У меня есть немного…

Остроухое недоразумение могло бы еще долго заливаться соловьем, ловя на себе многообещающие взгляды, если бы Рыдло не передал Михелю посох. С виду обычная деревяшка, слегка изогнутая, с гравировкой по всей длине. Местами украшена разноцветными драгоценными камешками.

Монах не стал вертеть посох в руках — в неярком свете из иллюминатора все равно рассмотреть что-то было бы сложно — а сразу положил чар Гарбу на ладонь. Вдруг это чем-то поможет улучшить состояние гоблина.

Зрачки шамана расширились, занимая теперь всю радужку. Гоблин сел, ошеломленно рассматривая все вокруг. Одежды на нем все еще не было, хотя тело уже отмыли от следов пыток так, что только уродливые белесые шрамы напоминали о произошедшем.

— Легче? — осведомился Михель.

— Умри! — выкрикнул гоблин, выкидывая вперед лапу.

С нее сорвалось обжигающее пламя.

Эльф истерично взвизгнул в ответ и, проявив ловкость, свойственную его народу, отскочил в сторону. Спасло лусида не столько это, сколько малый размер конуса огня. На какой-то фут разминулись.

— Якорь тебе в бухту. Какой красивый чистый чувство есть! — прошептал Рыдло, блокируя проход и не давая эльфу шанса выскочить наружу. — Только так не можно, так можно корабль жечь.

Гоблин уже почти обессиленно упал, как вдруг снова сел и ощерился в жутковатой ухмылке. Он подмигнул гному, от чего тому стало не по себе, стукнул посохом по дощатому полу, что-то прошептал и на этот раз окончательно откинулся на подушку. Посох он так не выпустил, отчаянно вцепившись в деревяшку побелевшими пальцами.

Одновременно с ним рухнул на пол и остроухий, издав душераздирающий крик. Задняя часть панталон эльфа подозрительно оттопырилась.

— Шкипер! — вырвал капитана из бездействия взволнованный голос одного из матросов, раздавшийся сзади.

— Что еще? — недовольно рявкнул Рыдло.

Он пытался осмыслить случившееся за последний день, а оно упорно не желало укладываться в привычные рамки.

— Там это, — замялся моряк, — я кошку чистил, а она прямо в руках таять начала. Я ее хвать, а она исчезла.

Шкипер побледнел. В другой ситуации он бы решил, что моряк просто уронил ценное корабельное имущество за борт и пытается оправдаться. Вот только остроухий на полу истошными воплями свидетельствовал в пользу рассказчика. Пришлось окончательно уверовать, что только такие попутчики и могли быть у проклятого капитана. Михель издал довольный смешок: смешная месть ему понравилась. Осталось еще объясниться с гномом по поводу безвременной кончины того изверга в трюме, но это мелочь, пока не стоящая внимания.

***

День спустя Михель как самая заботливая сиделка кормил друга с ложечки, а тот старательно глотал полужидкую ароматную похлебку и пытался набраться сил. Он уже спокойно садился, хотя голова все еще немного кружилась. От приступа безумия и ненависти ничего не осталось. Почти. О нем напоминал посох, который гоблин трепетно сжимал одной лапой и постоянно полировал другой, если та не была занята чем-то другим.

— Как же тебя так угораздило? — ласково спросил монах, закончив кормежку. — Это хорошо я рядом оказался вовремя, а так бы пришлось тебя искать в царстве духов.

— Эти моряки казались такими дружелюбными, что я даже не заподозрил подвоха, — жалобно признался гоблин. — Помнишь, когда мы выбирались, какие все возвышенные и вдохновленные были там в…

Шаман захлопнул рот, вовремя спохватившись. Михель не мог помнить ничего из случившегося в Бездне. Гарб сам применил к нему заклинание забвения, так что не стоило и упоминать ничего из тех событий.

— … ну, мне какие-то ангельские голоса чудились, — соврал он. — Поэтому я вдруг стал излишне доверчивым. Утратил бдительность, короче.

— Понятно, — вздохнул Михель, почувствовав фальшь в словах гоблина, и вытер полотенцем остатки трапезы.

Ему самому вдруг стало невероятно тоскливо. Словно он потерял кого-то дорогого, как вчера чуть не потерял Гарба. Только этот кто-то был еще дороже.

— Слушай, — сказал монах. — Ты случайно никогда не видел этого демона?

Гарб взял протянутый золотой медальон и послушно нажал на кнопку. Крышка с тихим щелчком распахнулась, и взгляду открылся портрет рыжеволосой красотки с маленькими рожками на лбу. Гоблин похолодел. Только этого еще не хватало! Кусочек памяти, который заклинание не могло уничтожить. Ну конечно, Хиенна не могла оставить любимого без подарка! Теперь эта вещица постоянно будет напоминать человеку о погибшей суккубе, которую он полюбил всем сердцем. Их любовь и так была обречена, а теперь друг еще и страдать будет. А ведь Гарб честно хотел его от этих мучений избавить.

— Что последнее ты помнишь? — осторожно спросил гоблин.

— Песок, волны. Корабль этот.

— Да нет, я про то, что до этого было.

— А, — почесал затылок монах. — Плохо помню. Может, я головой ударился? Была какая-то карта, потом ворота. Я дотронулся до карты — и все как в тумане, потом я прошел ворота. Дальше уже только песок и чайки.

— Так, — напрягся Гарб. — А до карты все помнишь?

— Конечно, отчетливо! — улыбнулся Михель. — До этого над нами потешался дьявол-жахани по кличке Большой Лю. Аггрх еще пари с ним заключил. А до того я навалял другому краснокожему с рогами, как у лося… Кстати, вот не помню, зачем я это сделал. Вроде, причин особых не было. Жахани, конечно, нам в целом враги, но я смутно припоминаю, что хотел ему отомстить за что-то конкретное. Только за что?