Плоды мести

Глава 48

«Грань между справедливым возмездием и неправедной местью так тонка, что многие не видят разницы». — Михель ди Лёве

Минору терпеливо наблюдал. Внутри сына шла нешуточная борьба, но дракон почти не сомневался в успехе. Слишком много сил отдано, слишком многим пожертвовано. Он просто не имеет права проиграть.

Наконец гоблин вышел из ступора, и древний ящер внимательно посмотрел на него. Черты лица исказились болью, обидой, разочарованием и гневом — не лучший вариант, но что уж получилось, то и будет.

— Я рад, что ты смог за себя постоять, сын мой, — мягко сказал Минору, не меняя позы.

В таком виде с хвостом вокруг тела он напоминал огромного белого кота только с чешуей, гребнем и вытянутой зубастой пастью.

— Ты! Ты! Да ты!.. — задохнулся Гарб от избытка чувств.

Ему хотелось одновременно и рыдать, и смеяться. Броситься с кулаками или даже посохом на виновника всех своих злоключений и в то же время обнять отца. Отца, которого у него никогда не было, и который всегда незримо присутствовал рядом. По-настоящему родное существо, расчетливо им пользовавшееся все семнадцать лет.

Ненависть, не столько своя, сколько хапужья, потихоньку начала захлестывать, перевешивая остальные эмоции и разъедая изнутри разум.

— Умерь свой гнев, — склонил голову Минору. — Он обоснован, но для него еще не пришло время. Сначала выслушай меня.

Смертный шаман, обретший божественное могущество, глубоко вдохнул, задержал дыхание и выдохнул. Уроки Михеля и счетная машина внутри дали возможность приглушить даже отравленный подарок Быр-Хапуга. Главное не смотреть на колонны с цепями, где все еще прикована Бирканитра.

— Говори, только быстро.

— Спасибо, сын мой, — сказал дракон. — Как ты понимаешь, я все затеял ради мести, но для последнего этапа нужно твое согласие.

— Я не буду уничтожать мир, — Гарб посмотрел на отца исподлобья.

— Наоборот, — пасть ящера оскалилась в подобии улыбки. — Его нужно спасать, и это будет моей местью Део. Теперь ты достаточно силен, чтобы использовать посох для той цели, для которой он всегда был предназначен. Я расскажу. Ты спросил, зачем я это делаю. Потому что я всего лишь хотел быть любимым сыном, а Он отринул всех, изгнал нас из своего дома и заперся в нем. Когда меня лишили искры, я стал смертным и вдруг остро осознал, как несовершенен созданный отцом мир, как бесправны перед волей богов все остальные, и как бесправны боги перед своим родителем. Я поклялся это изменить. Но что я мог сделать, лишенный могущества? На крик отчаяния ко мне явился Неган, и мы заключили сделку. Я получил даже больше сил, чем у меня было раньше, а взамен обещал найти способ для уничтожения Део.

Дракон на минуту зажмурился, словно погружаясь в воспоминания.

— Неган думает, что если разрушить все созданное Део, то и Создатель исчезнет. Это глупость, ведь он существовал и до сотворения Лумеи. Поэтому я придумал кое-что другое.

— Посох? — с некоторым удивлением спросил Гарб.

— Он всего лишь средство, — ответил Минору. — Важен тот, кто сможет его применить. Это я подсказал Бирканитре, как создать твою игрушку. Но девочка вложила в него слишком много сил. Да она никогда и не была достаточно сильной, чтобы сделать нужное. Я убедил ее отдать посох брату, но он возомнил о себе невесть что и сразу полез всем доказывать, что сильнее него никого нет. Раньше я совершил такую же ошибку, и был наказан. Я понял, что он не подходит для моих целей. Пришлось от него на время избавиться, чтобы подыскать достойного. Я долго искал, очень долго, но никто не соответствовал моим ожиданиям.

— И тогда ты решил создать достойного сам?

— Выбора не было, — хохотнул дракон. — Неган начал терять терпение и стал угрожать, что отберет у меня силы, чего бы ему это ни стоило.

Гарб нахмурился и устало потер глаза.

— Зачем же ты тогда пытался вырвать из меня искру в Бездне?

— Я знал, что ты непременно спросишь, — рыкнул Минору. — Если ты не обратил внимание, мне для такого достаточно махнуть рукой, так что это было не всерьез. Я только чуть-чуть отпил. Так пламя лучше разгорелось, хоть его и пришлось раздувать не совсем приятными методами. К тому же я заметил, что ты стал слишком самоуверенным. Позволь я тебе развиваться в том же духе, и Быр-Хапуг легко победил бы тебя в своей стихии. А так я вовремя внес нужные исправления. Дальше оставалось только разбудить дух Быр-Хапуга, чтобы ты смог его поглотить. Был определенный риск, что ты не справишься, но в итоге я могу гордиться и тобой, и своей работой.

— И что дальше? — спросил Гарб.

— Ты достиг порога, за которым стоит божественность. Я не могу вновь стать богом, но ты сможешь и станешь первым богом, который создан не волей Део, и равным ему по силе. Там снаружи все приспешники Негана на Лумее. Они вольют в тебя силы через посох, чтобы ты смог перекроить мир по своему желанию. Тебе же не нравится, как наш мир устроен? А, когда Део все-таки проснется и вмешается, ты уничтожишь его и станешь править сам.

Гоблин хмурился все сильнее и сильнее. Ему не нравились крамольные замыслы Минору, хотя и поражала грандиозность его замысла.

— А ты? — спросил шаман.

— Ах, да, — вздохнул ящер, выдыхая кучки соли из ноздрей. — Почти все происходившее с тобой с момента рождения, устроил я, и я прошу за это прощения. Цепочка случайностей, которая таковой никогда не являлась. Даже пророчество о моем падении создал я. Знаешь, ведь труднее всего было даже не отправить вас всех в Бездну, а играть так убедительно, чтобы ты не догадался. И все ради этого момента. Чтобы перешагнуть порог, тебе придется поглотить меня и всю силу, что я собрал. Просто ударь посохом и пожелай этого. Я прожил достаточно и готов к этой жертве. Действуй, сынок.

Лик Гарба исказился. Это немыслимо, так нельзя! Должен быть другой способ. К этим мыслям примешивались и другие. Гоблину действительно не слишком нравилась Лумея и царящие в ней порядки. Стараниями отца Гарб познал достаточно боли и страдания, чтобы понять все несовершенство мироздания. Он побывал в других мирах и видел там то же самое. И все же, как ни заманчива перспектива переделать все по своему вкусу, он не мог на такое решиться. Бросить вызов самому Создателю?

Видя отражение внутренней борьбы на лице сына, белоснежный дракон, шурша чешуей, опустился на брюхо и униженно лизнул раздвоенным языком сапог Гарба.

— Пожалуйста!

Гоблина передернуло. Чужеродные гнев, самодовольство и жажда мести поднялись в нем и выплеснулись наружу. Рука сама обрушила посох на раболепно подставленный череп дракона. Гарб издал торжествующий крик: он достаточно изучил свои изъяны, чтобы догадывался, что именно так и должно случиться. Он знал, что в такой ситуации не сможет сдержаться, и хорошо подготовился.

Раздался хруст. Посох пошел трещинами и рассыпался на мелкие кусочки. Минору издал какой-то булькающий звук и упал плашмя, нелепо раскинув лапы в стороны.

— Что ты сделал, дурак? — прошипел он.

— Я? — хитро усмехнулся Гарб. — С самого начала решил не верить тебе, интриган несчастный. Разрушитель внутри меня с радостью поверил и ударил, а ты ведь того и добивался. Предполагаю, что удар настоящего чара должен был передать все мои силы тебе, а заодно и способность управлять им. А я тут обещал кое-кому, что его сила не попадет в не предназначенные для этого лапы. Уничтожать было жалко. Поэтому посох я сюда принес ненастоящий. Копия получилась сильной, но до оригинала ей, конечно, далеко. Из-за этого и рассыпалась, но, полагаю, свою работу она выполнила. Я специально настраивал этот чар для твоего уничтожения!

Дракон попытался подняться, но его тело неестественно выгнулось и начало разваливаться. Ящер завизжал, царапая когтями мраморный пол и оставляя в нем глубокие борозды. Сползающая клочьями со скелета плоть падала и обращалась в соль. Рассыпался и сам скелет, а на его месте остался недоумевающий щуплый молодой человек с черными как смоль волосами, тонкими усиками и чистыми голубыми глазами. Миловидный юноша встал и машинально отряхнул шерстяные брюки и белую рубашку от соли. Взгляд его был насторожен и полон боли, как будто парня только что сняли с дыбы, и он теперь ждал последнего похода к плахе.

Постепенно глаза стали чуть более осмысленными. Человек поднял голову вверх, посмотрел на Гарба и ойкнул.

— Не может быть, — прошептал гоблин, подозревая очередную уловку Минору.

— Э, а че типа происходит? — наконец выдал юноша. — Ты че такой огромный? Опять иллюзией балуешься? И где все? У меня есть пара ласковых для Михеля. Меня по его милости чуть не сгрызли там. Я, конечно, сам поддался, но он мог и не бить, ваще-то.

— Бурбалка? Бурбалка! — радостно закричал шаман, протягивая свои огромные ручищи к человеку.

— Эй, отвали! Ты меня раздавишь! — рассмеялся казавшийся навсегда потерянным компаньон. — И лучше зови меня Антонио. Не хочу больше ничего общего иметь с Умброй и всем, что о ней напоминает.

Гоблин руки убрал, согласившись, что может случайно сломать смертного.

— Как получилось, что ты вырвался из мира теней? — спросил он.

— А тень его знает, — пожал плечами Антонио, поморщившись. — Вы когда Сандро туда отправили, Умбре уже надоело меня пытать, и она сразу занялась им. Наверное, решила, что он ей больше подойдет как проводник. Откуда ж ей знать, что у него с порталами всегда беда была, а он перепугался и слова сказать не мог. А потом меня оттуда вырвало и куда-то потащило. Очнулся я уже тут перед тобой.

— Хм, — задумчиво почесал подбородок Гарб. — После обряда вы стали, как близнецы, что, вероятно, обусловлено синхронизацией энергетических потоков. Когда я ударил Минору, Сандро должен был вернуться в свое тело, но, видимо, оказался слишком занят. И его место занял ты как схожий до смешения двойник. Не понимаю, как его забросило в Умбру, но я рад, что случилось именно так.

— Погоди, — произнес человек, боязливо оглядываясь. — Минору все еще жив?

— Есть вероятность, что уже нет, — честно ответил Гарб, — но убить его и правда не так легко, как хотелось бы. Поэтому он может и появиться через некоторое время.

В этот момент в стороне от них раздался протяжный стон.

— Богиня! — опомнился жрец и, ругая себя последними словами, опрометью бросился к столбам.

Вблизи она выглядела еще страшнее, чем рисовало воображение издали.

В цепях висела дряхлая сморщенная старуха, не имеющая ничего общего с той красотой, что Минору явил Гарбу в видении год назад. Она подняла голову, и гоблин с ужасом понял, что несчастная богиня любви слепа.

— Опять ты пришел, — слабым дрожащим голосом сказала она. — Чего тебе еще нужно от меня, чудовище? Ты уже забрал все, что я могла дать. Убей меня, умоляю. Если у тебя осталась хоть капля сострадания, избавь меня от мук. Я могу сама, но ты же знаешь, что так исчезнет вся любовь. Тебе она не нужна, но она еще нужна миру.

— Это я, Гарб, — робко сказал жрец.

— Братишка? — повела дряблыми ушами богиня. — Ты все-таки не бросил меня, маленький мой. А я тут совсем одичала. Как там мои детки без меня, не знаешь? Я иногда слышу их голоса, но все реже и реже. Я столько звала на помощь, но никто так и не услышал. Только Одноглазый ответил, но и он не пришел. Тебя они тоже держали взаперти? Они говорили, что уничтожили тебя, но я не верила.