Идеалист

Из личных записей А.И. Полянина.

«Юрий Гагарин, первым обозревший из Вселенной голубую нашу планету, по всей видимости единственную, где обитает человек Разумный, не прожив ещё и трёх десятков лет своей жизни, доверительно признался: «Я не боялся начинать свою жизнь сначала…»

Мне не уготовано оторваться от Земли. Но сказанное им я мог бы повторить. По крайней мере четырежды начинал я свою жизнь сначала.

Первая моя жизнь должна была сложиться по призванию и, наверное, вполне удовлетворила бы – я уже видел прямую дорогу из школы в институт и дальше – в любимые мной леса, к птицам, к познанию тайн их удивительного бытия. Любимая работа, наедине с врачующей природой – не в том ли предполагалось моё человеческое простое счастье?..

Война, полыхнувшая в день окончания школы, определила иную судьбу. На войну не брали меня по зрению. Я настоял: в любое училище, но только в военное! Так стал я военфельдшером, и сумел-таки попасть на фронт!

Жестокость войны, отнявшая ноги, отбросила меня к исходу второй моей жизни. После двухлетних госпитальных раздумий в ней и решил остаться в ней: светил уже медицинский институт и судьба безногого хирурга профессора Богораза, о котором я был наслышан.

И снова поворот. Именно в госпитале, наблюдая жизнь людей из дальнего угла, с больничной своей койки, порой как бы даже из небытия, я вдруг открыл, что дано мне видеть нечто большее, чем обычно видят люди. Я улавливал взаимосвязь явлений там, где близкие мои товарищи видели лишь событие, отдельный поступок, не обусловленный ни характером, ни мыслями человека. Люди, когда-то встреченные мной, виделись зримо, как будто раскручивались по моему выбору когда-то отснятые кинокадры прошлого. Рука тянулась к карандашу, карандаш запечатлевал на бумаге образ. Два рассказа о духовных терзаниях молодого лейтенанта были написаны на госпитальной койке, и вот судьба? – в одной из газет я увидел объявление о конкурсном приёме в Литературный институт. Рассказы и заготовленные для докторского будущего документы оказались в доме А.Герцена, на Тверском бульваре, 25, как раз напротив того дома, где прошло моё московское отрочество. Опять судьба? Или есть нечто в жизни, что сдвигает и сращивает отрезки когда-то прожитого времени?..

Через пять лет, подтвердив свои литературные возможности дипломной повестью, я ещё раз отсёк прошлое, - начал четвёртую свою жизнь. Вскоре расстался и с не сложившимся супружеством, позвал в свою одинокую жизнь Зойку-Зойченьку, удивительную девчонку из Семигорья, в чью любовь и преданность, наконец-то, поверил.

Что же теперь? Мне под сорок. Половина жизни уже там, в невозвратной дали. Всё тревожнее думы. В сущности, ничего ещё не сделано из того, что должно совершить – ведь не для того явился я в этот мир, чтобы есть, пить, спать, обнимать по ночам свою жену? Снова передо мной чистый лист ещё не прожитой жизни. Надлежит заполнить его Мыслью и Словом, донести до людей думающих выстраданный смысл человеческого бытия. Смогу ли? Что должно, чтобы смочь?..

Помню, когда с Зойченькой заезжали мы в Клин поклониться любимому Чайковскому, потрясла меня сделанная им запись: «Мне уже сорок четыре, а ничего ещё по существу не сделано!» Прожил Чайковский 53 года. За оставшиеся девять лет, он создал почти все великие свои шедевры: и «Пиковую даму», и Пятую и Шестую симфонии, и Первый концерт для фортепьяно с оркестром, которые вот уже сотню лет очищают и возвышают человеческие души!..

Кто-то сумел. Значит, возможно?.. Не пора ли подняться над обстоятельствами жизни, подчинить оставшиеся годы труду над давно зарождённой, выстраданной, ныне криком кричащей книгой моей жизни?

Понимаю, есть свои необходимости в жизни, не всегда их обойдёшь, не всегда через них переступишь. Но звезда, как бы далеко она ни была, должна светить. На свет её надо идти. Падая, вставая, взбираясь и срываясь, подниматься и снова идти, упрямо, неотступно, веря…»

О СВЯТОСТЬ!..