Февраль - кривые дороги

А ЕСЛИ ЭТО ЛЮБОВЬ?

— А вы знаете, отчего я плакала? — говорит Нина Котова. — От обиды. Я его, можно сказать, люблю, а тут чуть не застрелила.

Нина, как ты попала в отряд?

— О, это был долгий путь. Когда пришли фашисты, я была в Гжатске. И вот стали поговаривать, что всю молодежь немцы будут угонять в Германию. Вначале я не испугалась, потому что мне было пятнадцать лет, а в Германию угоняли с шестнадцати. Но все-таки стала прятаться в подвале. Целую неделю пряталась, надоело уже, дай, думаю, вылезу. Только вылезла — немец на порог, принес повестку и заставил меня расписаться.

После этого мне ничего не оставалось, как явиться с вещами к назначенному месту сбора. Мы знали, что тех, кто уклонялся от явки по повестке, фашисты расстреливали. Мама собрала мне маленькую котомку, положила в нее белье да немного хлеба, больше дома ничего не было, и со слезами проводила. Но я дала ей слово, что в Германию ни за что не поеду, все равно с дороги убегу.

Выстроили нас на площади человек двести пятьдесят, вокруг стояли мамы и цеплялись за своих детей. Тогда немцы стали стрелять в воздух, но и это не помогло, и фашисты дали несколько очередей прямо по колонне. Послышались крики, стоны, и колонна, подгоняемая прикладами, тронулась в путь. У меня до сих пор стоит в глазах мама, как она со слезами и рыданиями рвалась ко мне, я кричала ей и утешала. И не плакала, потому что злость и ненависть к проклятым убийцам заглушили все.

По обеим сторонам колонны шло сильное охранение: немцы боялись, что мы разбежимся. По пути нас заставляли расчищать от снега дороги, а на ночь размещали по деревням, по двадцать — тридцать человек в хату, а возле хаты стояли немецкие часовые и никого на улицу не выпускали, даже по нужде. Кормили нас впроголодь, многие заболевали и умирали прямо в пути.

И только под Витебском мы стали замечать, что охрана наша ослабла. Немцев уже не было, а только одни полицейские, и нас уже не заставляли чистить дороги, а все быстрей гнали на запад. И тогда мы решили бежать.

К тому же мы узнали, что в Мстиславле нашу группу предполагают погрузить в вагоны для отправки в Германию. Значит, надо было торопиться. Бежать нас собралось десять человек: восемь ребят и две девчонки. В ночь нашего побега на небе не было ни одной звездочки, природа явно нам сочувствовала и помогала. С вечера меня охватило беспокойство: вдруг ребята раздумают нас взять с собой и уйдут одни. Но ребята оказались надежными, они сначала выследили, где стоит охрана, а потом пришли за нами. Мы тихо прошли мимо часовых, незаметно ушли в лесок недалеко от деревни. Потом мы разбились на группы по два человека, чтобы легче было пробираться к себе домой. Мы с Лизой Иконниковой распрощались с ребятами и пошли глухими дорогами, чтобы еще раз не попасться немцам в лапы.

Однажды мы остановились в одной деревне, все еще в Белоруссии, потому что дальше идти уже не могли от голода. В этой деревне мы пожили немного, чуть-чуть окрепли. Здесь мы встретились случайно с партизанами: они пришли в деревню узнать, где тут немцы и полиция. Мы, что знали, все рассказали. И тут я узнала, что один из партизан гжатчанин, бывший милиционер Саша Никифоров. Мы стали проситься к ним в отряд, и они нас взяли.

В партизанском отряде у нас были почти одни ребята, девушек было мало. Но они не раз уже наравне с ребятами ходили на железку и участвовали в боях. Как мне хотелось быть похожей на них хоть капельку! Я мечтала о том времени, когда и меня пошлют на задание, но мне все говорили, что я мала. Мне было тогда всего шестнадцать лет, и росточком я была совсем маленькая, за что в отряде меня прозвали Шишкой. Я еще стеснялась ребят и всегда их сторонилась. А в отряде в это время только и разговоров было: пропал Витька Калита. А какой чудесный парень! Подрывник, каких поискать, гармонист и весельчак. Но никто в отряде не верил, что он погиб, я тоже не верила, все ждала его. Очень уж он мне понравился. Ну, в общем, заочно влюбилась.

И вот стою на часах у штаба отряда, подходит парень, в руках автомат, как игрушка.

«Мне к командиру».

Я не пускать, а он смеется: «Откуда, говорит, такая серьезная?» Зло меня взяло, я чуть в него не вы стреляла, а тут Кочубей. Кинулся к нему: «Виктор! Калита!» Я чуть автомат не выронила…

С этого дня мы стали дружить с Виктором.

Виктор очень часто и подолгу уходил на боевые задания, а я ждала его. Два раза ходили мы с ним на железку, спустили два эшелона. А когда уже полк, в который входил и наш отряд, соединился с частями Красной Армии и нам всем, партизанам, дали месячный отпуск, Виктор, отказавшись от отпуска, сразу же ушел на фронт. И почти ни слова не сказал о своем чувстве, только: «Вот вернусь с фронта, тогда…»

А через полгода я получила от него письмо уже из Рославля, с его родины. Он писал, что демобилизовался и женился, так что писать мне больше не будет. И я поверила. До сих пор не могу себе простить, что я тогда ему поверила и даже не ответила на письмо… Только через несколько лет я узнала, что про женитьбу он все выдумал. На фронте он был ранен, и ему отняли руку, так он не хотел быть для меня обузой… Так мы больше с ним не встретились…