Февраль - кривые дороги

ПОДВИГ ПЕТРА ГАЛЕЦКОГО

Я листаю дневник отряда. Под датой 20/Х-42 г. запись: «Ночью, в 24.00, спущен под откос железнодорожный эшелон с бензоцистернами». И все. И ни слова больше. Время было такое — не до сантиментов.

А ночь… А ночь эта была удивительной! Тихая-тихая, ни ветринки. Снегу еще не было, но тем резче жег мороз лицо и руки, забирался в душу. И все равно было тепло. Неизвестно отчего. Может, от упругого хода, а может, партизан согревала всегдашняя надежда, что после спуска эшелона они снова вернутся в отряд, где их ждут друзья. А пока группа Давыдовского в составе Толкачева, Аадыженко, Миканова и Галецкого подходила к линии железной дороги. Петру Галецкому в первый раз довелось участвовать в такой операции, хотя нельзя сказать, что он был новичком в военном деле. Война застала его в армии, где он служил действительную, потом фронт, отступление и, наконец, партизанский отряд. В полку Гришина он вместе со всеми громил полицейские гарнизоны, отбивал атаки карателей, а вот на железку пошел впервые и должен был заминировать железнодорожное полотно. Только заминировать, а взрывать будет уже сам Давыдовский.

Шли долго. Почти двое суток. С короткими перерывами на обед и сон. Петр нес на спине мину, сгибаясь под ее тяжестью, и не то грезил, не то спал на ходу. И снился ему все тот же неотвязный сон. Он уже не раз видел его: мать, молодая, красивая, с густой черной косой, перекинутой через плечо, вынимает из печи хлеб. Хлеб румяный, горячий, поджаристый. Потом она просит Петра полить на хлеб воды. Он льет из огромной жестяной кружки холодную воду на горячий хлеб, и от него клубом поднимается к потолку голубой пар. Мать кладет медленно остывающий хлеб на стол и ловко сдирает с подовой корки кленовый лист. Эти листы она рвет с клена, что растет под самым окном, так что незачем бывает даже выходить из хаты. Протянет руку в окно, и широкий лапчатый лист, похожий на растопыренную ладонь, с сухим шелестом скользнет на стол…

Фашисты сожгли и деревню, и клен под окном.

Петр очнулся: что это с. ним? Неужели он и в самом деле заснул? Воспоминания о той далекой довоенной жизни не покидали его сегодня.

Только справил свадьбу, пришла повестка в армию. Правда, жена приезжала к нему два раза, да и сам он перед самой войной вырвался в отпуск, вернее, не в отпуск, а в командировку — ехал и заскочил на денек в родную деревню Майдан. Это было в четверг, 19 июня 1941 года. Знать бы тогда, что это был последний мирный четверг и что ровно через два дня, в воскресенье… А впрочем, что это могло уже изменить?

Вот и железная дорога. Ребята остались в охранении, а Петр пополз, придерживая одной рукой мешок на спине. Тихо-тихо в эту ночь, будто вымерло все вокруг. Вот и насыпь. Подъем крутой, Петр немного передохнул. Под рукой скользнул вдруг и скатился вниз камень. Совсем маленький, гладкий, но так звонки удары его по мерзлой земле! Они еще не затихли, эти удары, как Петр услышал другие — удары колес по рельсовым стыкам. Эшелон! Вот он уже виден вдали, пыхтящая паром махина с красными, сверкающими в темноте глазами фонарей.

«Эх, черт, опоздали! Не надо было отдыхать. Он замешкался. И теперь уже не успеть. Нет, надо успеть, только бы успеть! Паровоз вот уже почти рядом, как зверь, изрыгающий из глотки клубы черного дыма. Мина… Где мина? Поставить бы на чеку… Но теперь уже не успеть. Сейчас паровоз поравняется с ним и прогремит мимо, туда, на фронт, где бьются наши солдаты и где им сейчас трудно, очень трудно.

И все-таки нет, не уйдешь!»

Всю свою злость, всю ненависть, всю любовь и страсть вложил Петр в этот последний рывок, чтоб подняться во весь рост и, уже ни о чем не думая, а только' чувствуя головой, сердцем, каждой клеточкой тела: «Нельзя, чтоб он прошел, нельзя, нельзя!» — бросился прямо под грохочущие колеса паровоза.

…Столб пламени от горящих цистерн был виден в ту ночь на десятки километров в округе. Пламя освещало дорогу, по которой возвращалась группа Давыдовского с задания. Было светло, как днем, словно их друг Петр Галецкий посылал им последнюю память о себе, о своей жизни, яркой и тревожной, как это пламя. Эшелон с цистернами горел всю ночь, и весь день, и всю следующую ночь…

Двадцать три года спустя, когда стали. известны все подробности этого подвига, партизану отряда «Победа» из полка Гришина Петру Антоновичу Галецкому было посмертно присвоено звание Героя Советского Союза.