Февраль - кривые дороги

«ЖИТЬ ИЛИ УМЕРЕТЬ»

Так озаглавили потом партизаны заметку в стенгазете отряда «Победа», которая называлась «Голос партизана».

«Всю ночь на 17 октября противник вел перегруппировку своих сил. Понеся крупные потери в живой силе и технике, он подтягивал все новые и новые резервы. Надвигался решающий день схватки.

В эти дни кусок сырой конины был для партизан лакомством. Кончились боеприпасы, не хватало перевязывающих средств и медикаментов, но оставалась непреклонная воля к сопротивлению.

Кончилась ночь, брезжит рассвет. «Хотя бы туман навалился, — думали партизаны, — можно было бы укрыться от воздушных налетов». Но тумана не было. Снова, как и вчера, наступал солнечный день. Это было на руку врагам, и фашисты рассчитывали, что уж сегодня они окончательно разделаются с партизанами.

Рано утром они начали бешеную артподготовку. Весь лес покрылся дымящимися воронками от разрывов снарядов и мин. Били по обороне, по госпиталю, по командному пункту. Падали убитые и раненые. Отважные санитары, комсомолки Колобашкина, Гладкова, Байдина, Сафонова, Котова, ползали по окопам, перевязывая раненых бойцов. Так продолжалось несколько часов. Потом, подобно стае кровожадных шакалов, враг бросился в атаку. Немцы шли во весь рост, держа автоматы на груди. Били крупнокалиберные пулеметы и гранатометы немцев. Тысячи пуль, словно шмели, с визгом проносились над нашей головой. Под прикрытием такого огня немцы почти вплотную подошли к нашей обороне. Казалось, электрический ток прошел по цепи бойцов. Люди стали серьезнее, мужественнее, тверже. Но мысль об отсутствии боеприпасов тревожила людей: патронов хватит на час, на два — и тогда врукопашную: бить прикладом, штыком, грызть зубами, но не попасться к немцам живым. А они лезли и лезли. Вновь назначенный начальник штаба Ланцов руководил обороной:

— Огонь! — И белыми вспышками дыма окаймляются окопы.

Треск наших пулеметных и автоматных очередей заглушил крик неприятеля. Атака была отбита. Но враг скоро снова кинулся в атаку. Тогда взвод Куликовского бросился в контратаку. Немцы, не выдержав контрудара, в панике откатились назад, бросая винтовки, патроны и раненых.

Прошло два часа. Перед нашим отрядом снова началось, скопление фашистов. Злобный крик немецких офицеров хорошо был слышен нам. Подползая, гитлеровцы прятались за кусты, пни и деревья.

Вот партизаны-автоматчики Прошкин и Чумаченко, заметив немецкого автоматчика за пеньком, открыли по нему огонь. Завязалась перестрелка. Тогда наши автоматчики направили огонь на обе стороны пня и, расщелив его, уложили фашистов.

Пулеметчик Саркисян выполз из окопа на дорогу и очередь за очередью хладнокровно посылал во фланг цепи наступающего врага. Вдруг его ранило. Но он продолжал вести огонь до тех пор, пока не отразили атаку. Под огнем немецких пуль санитарка Нина Котова подползла к нему и сделала перевязку.

Особой храбростью в этом бою отличились пулеметчики Воробьев, Кашин, Львов, Кадесов, Сазонов, автоматчики Белугин, Тонченок, Мастеров, Мухин, Подберезкин, Прошкин, Прахов, Витковский, Кузнецов, Попов, Захаревич, Калита, Касым, Рябцев, Васильев, Воронков, Горбачев и другие.

Гитлеровцы пошли на новую уловку. Напоив солдат, они сомкнутым строем, с винтовками наперевес шли на нас, но не стреляли. Они хотели, создав панику, сломить сопротивление партизан, но просчитались. Психическая атака также была отбита. Поле было усеяно трупами немцев. Уже впотьмах была отбита последняя атака этого грозного дня. Но, окопавшись в лесу, немцы продолжали артминометный обстрел нашего расположения. Свет ракет опоясывал лес и слепил глаза. Положение становилось безвыходным. Кончились боеприпасы, завтра нечем будет отражать атаки врага.

В 20.00 весь командный состав был созван к командиру полка. Сегодня ночью должна быть решена судьба партизан. Все с нетерпением ждали решения Бати — Сергея Владимировича Гришина. И хоть приказ о прорыве держался в строгом секрете, однако каждый партизан предугадывал намерения своего командования. Все были охвачены порывом ж стремительному броску.

И вот ночь перед прорывом. Каждый понимал, что идти на прорыв без единого патрона — все равно что идти на верную смерть. Ночью никто не спал. Собирались группками в окопах, прощались, вспоминали своих родных, близких. Толя Ланцов рассказывал о сыне и о жене, которые были где-то недалеко, в Белоруссии. А Тимка Горбачев не унывал и приглашал всех после войны в Москву чай пить.

В два часа в лоб немцам пошел 1-й батальон. Одновременно в тылу немецких окопов загремело раскатистое «ура-а!». Это рота 3-го батальона, пользуясь непроглядной темнотой, проникла через стык окопов, ударила им в тыл. Испуганный враг, сидящий в блиндажах, снизил темп огня. Кочубей, вскочив на бруствер окопа, закричал: «За мной! В атаку! Ура!» И вместе со всеми кочубеевцы лавиной ринулись в атаку.

Неистово свистал свинцовый дождь, дым от взорвавшихся снарядов застилал глаза, но ничего не могло остановить партизан. Раскаты партизанского «ура!» заглушали стрельбу.

«Ура!» — кричали раненые бойцы, кричали женщины и дети, находившиеся здесь вместе с партизанами. Кажется, и лес кричал «ура», радуясь победе».

Ходят партизаны по Бовскому лесу, вспоминают прорыв и своих товарищей, что навсегда сложили головы в Бовках.

Вырвавшись из кольца окружения, партизаны стали выходить к реке Проне, где надеялись соединиться с Красной Армией. Шли весь день и всю ночь. Вот уже стал редеть лес, и скоро под ногами зачавкало болото. Преграждая путь колонне, заблестели в траве холодные воды Ухлясти. Не замедляя шаг, партизаны с ходу погружались в ледяную воду, покачиваясь, ступали по скользкому, илистому дну и, выбравшись из реки, убыстряли шаг, чтобы как-то отогреться. И снова назойливо хлюпало под ногами болото. Положение осложнялось еще тем, что партизаны несли раненых. Раненые лежали на носилках, наспех сооруженных из жердей, шинелей и плащ-палаток. В отряде не хватало людей, чтобы обеспечить смену носильщикам, и многие несли раненых бессменно. Плечи ныли от тяжести шестов. Случалось, передний носильщик вдруг погружался по пояс в трясину, его вытаскивали, но тут же тонул в болоте задний. Многие из раненых, жалея товарищей, слезали с носилок и, сжав от боли зубы, брели по болоту сами. Так шли, опираясь на руки товарищей, тяжело раненные начальник штаба отряда Семен Кондратьев и командир взвода Ясь Витковский. Обессилев, они на минуту останавливались, жадно вдыхали туман и шли дальше.

На рассвете 19 октября колонна партизан подошла к большаку Иванищевичи — Хотищи и под пулеметным огнем немецких засад штурмовала его. Утром 19 октября отряд вместе с другими батальонами полка Гришина остановился в болоте в двух километрах от деревни Железинка. Бойцы обламывали сосновые ветки, срезали прутья ивы и, как бобры, мастерили себе постель прямо в воде. Но едва партизаны успели лечь, чтобы отдохнуть хоть часок после утомительного перехода, как над болотом показались самолеты. Бомбы рвались, вздымая вверх столбы воды и грязи. И так продолжалось весь день, причем в мелколесном болоте партизаны были все на виду, никакой маскировки.

После полудня командир отряда «Победа» Кочубей был вызван на совещание к Гришину. Здесь было принято решение: рассредоточиться и самостоятельно, небольшими группками выходить за Днепр. Решение это было вызвано радиограммой, полученной с Большой земли: «На правом берегу Прони наших войск нет».

Кочубей собрал своих партизан и объяснил им обстановку: нужно как-то вырваться к Днепру.

Ночью отряд двинулся в глубь болот, но к утру самолет-разведчик снова обнаружил партизан. Снова посыпались бомбы. Хоронясь от осколков, люди буквально погружались в болото, а вокруг болота по опушке лежала в засаде фашистская пехота и ждала. Положение сложилось еще более безвыходное, чем в Бовках. Прорываться малочисленными силами да еще без единого патрона было более чем рискованно. Пришлось оставить раненых, тщательно замаскировав их. Последние продукты тоже оставили раненым. Некоторые из девушек-санитарок добровольно вызвались остаться с ними.

Под вечер 20 октября отряд рассредоточился и поротно пошел на выход из окружения. Многим группам удалось незаметно выскользнуть из болота, другие проходили с боями, третьи, оставшись в болоте, в том числе и раненые, дождались своих и соединились с частями Красной Армии.

После многих боев отряд, потеряв за это время более половины своего состава, собрался наконец в районе реки Днепр. В одну из темных зимних ночей кочубеевцы бесшумно форсировали Днепр и двинулись на запад, дальше в тыл врага. Произошло радостное соединение с остальными батальонами. Пока Большая земля не прислала боеприпасы и диверсионные средства, партизаны усиленно вели разведку для стремительно наступающей Красной Армии. Но вот наконец боеприпасы получены. А вместе с ними приказ — готовиться к рельсовой войне.

В полку началась учеба, ведь многие из вновь пришедших в отряд не знали подрывного дела. Занимались не только днем, но и ночью. Некоторые недоумевали, зачем это их Кочубей так мучит. Шутили: «У нашего командира задаром ни одного сухаря не съешь». Но вскоре все объяснилось. Командир объявил, что отряду «Победа», как и другим батальонам полка «Тринадцать», доверено провести массовый подрыв железнодорожного полотна. В июне сорок четвертого года полк стал на марш.

«Сначала в пути шло все благополучно, — вспоминает партизан Васильев. — Нам было приказано стараться быть незамеченными, чтобы немцы не могли заподозрить о приближении к железной дороге такой массы людей. Но немцы все-таки обнаружили нас. Одному из взводов было приказано задержать фашистов, а остальным выходить из деревни, не ввязываясь в бой.

И вот мы у цели. В трехстах метрах от железнодорожной насыпи командиры рот распределили людей, поставив перед каждым свою задачу. Наш участок подрыва был самый крайний, то есть ближе всех к станции. Мы залегли в пятидесяти метрах от железнодорожного полотна. Приготовили толовые шашки, вставили капсюли, зажгли долготлеющие шнуры и стали ждать сигнала. По полотну железной дороги прохаживаются два патруля, даже не подозревая о том, что из темноты следят за ними сотни глаз. Скоро послышался шум приближающегося к станции поезда. И вдруг сигнал — взвилась в небо ракета. С этого и началось. Все, кто участвовал в рельсовой войне, никогда не забудут, насколько это было удивительное зрелище.

Вправо и влево, насколько хватало глаз, к полотну железной дороги стали приближаться светлячки. Это тлели в руках партизан жгуты. И только тогда заговорили немецкие пулеметы. Наши ответили — началась отчаянная перестрелка. Вдруг со стороны станции донесся страшной силы взрыв — это наши соседи спустили под откос эшелон. Пулемет со сторожевой вышки поливал нас огнем, но вскоре замолчал, видно немцы испугались такого яростного натиска партизан. Теперь они вели лишь бесприцельный огонь, да еще слышался далекий гул приближавшихся немецких танков. Мы не стали их ждать и приступили к подрыву. Вот где пригодились занятия и тренировки. Шашки закладывали на стыках, чтобы сразу взорвать два рельса, причем все это нужно было делать очень осторожно, чтобы не зацепить рядом работающего товарища. Поэтому все делалось без суеты, быстро и уверенно. Когда поставили последние заряды, мы отошли, но не могли не оглянуться и еще раз не полюбоваться необычным зрелищем… Далеко позади нас и на много километров впереди все пылало от вспышек взрывов, стоял сплошной гул. Тысячи метров рельсов полетели в ту ночь в воздух — огромный участок железной дороги был выведен из строя. Задание Родины было выполнено».