Февраль - кривые дороги

— Ах, коза…

Он отставил мольберт и присел на борт покачнувшейся лодки.

— Коза — это мое прощание с детством.

Было похоже, что это он не ей объяснял, а разговаривал сам с собой:

— Это ведь сейчас здесь все позастроили, а совсем недавно вот здесь, за крепостной стеной, я пас козу. Правда, правда…

Он рассказывал, а Дианка глядела на него, и ей казалось, что где-то она его уже видела. Но где? Вдруг вспомнила: когда она бродила ночью по городу и грела руки над Вечным огнем, он тоже грел руки. Да, да, именно руки она и запомнила тогда, еще подумала: какие тонкие пальцы, как соломинки.

— А в первый раз мы встретились с вами у Вечного огня. Помните?

Он задумчиво поглядел на нее.

— Когда?

— Давно. Зимой.

— Нет, не помню.

Вода сонно шевелилась у его ног, будто убаюкивала.

— Ну, ладно, мне пора.

Он встал и ушел, даже не попрощался. Забыл он про нее, что ли? А может, не забыл, просто не видел. Сидел, разговаривал, а думал о чем-то своем.

Глядя ему вслед, Дианка чуть не заплакала. Вот и еще один человек прошел мимо. Остановился лишь на минутку, приоткрыл дверцу в душе и ушел со своей бедой, со своим счастьем. Сам по себе. И она сама по себе. И все люди сами по себе. Так неужели же прав Андрей? Неужели? Когда они шли в сельсовет расписываться и Дианка все приставала к нему: «Скажи, любишь? Любишь?», Андрей остановился, поглядел ей в глаза и ответил, спокойно так, деловито: «Конечно, люблю. Иначе зачем бы женился? Но в душу ты мне не лезь. Человек один приходит в этот мир и один уходит. Другого человека ему ни в жизнь не понять».

Она засмеялась тогда, не поверила. Потому что не могла поверить. Зачем же человеку тогда и жить — одному? Для чего? Но люди встречались и проходили мимо, и в душу Дианки стало закрадываться сомнение: неужели же прав Андрей? Неужели?

Этими своими сомнениями она поделилась однажды с Катей. Та поглядела на нее в упор, будто в первый раз увидела и вздохнула: «Пойдем-ка лучше в кино. Французская кинокомедия. Лучше вволю похохотать, чем философией заниматься».

Да, и Катя оказалась совсем не такой, какой бы хотелось Дианке: ни поговорить по душам, ни посоветоваться. Хотя во всем остальном она была чудесной подругой: делилась последним куском, помогала Дианке на занятиях.

После изучения теории начались практические занятия. И вот тут знания Кати подчас оказывались даже ценнее знаний преподавателей. Преподаватели просто показывали детали трактора и объясняли, для чего каждая из них предназначена, а Катя говорила:

— Обрати внимание, это форсунка. Она часто выходит из строя.

Или:

— Это прокладка блока. Как пробьет ее во время работы, хоть ложись на землю и плачь.

— И ты плакала?

— Я-то не плакала. Мне отец помогал. А вот тебе кто поможет?

«Муж!»- чуть не сорвалось однажды у Дианки с языка, но она вовремя спохватилась: зачем и Кате голову задуривать, она не поймет, она еще маленькая.

А маленькая Катя взяла и удивила всех. Под выходной день, когда девчонки в общежитии собирались кто в кино, а кто домой, в деревню, шумно распахнулась дверь, и в комнату ввалился огромный парень. Не парень — богатырь с картины Васнецова. Вслед за ним проскользнула и Катя.

— Знакомьтесь, — сказала она тоненько, — это Федя.

— Федя — жених, — добавил богатырь

И Катя подтвердила:

— Мой жених, девочки.

Дианка так и села.

— А сколько же вы дней знакомый

— Сколько? — засмеялась Катя и стала отсчитывать на пальцах. — Если считать с сегодняшним, то девять, а что?

Дианка ничего больше спрашивать не стала, а поставила на плитку чайник: хоть угостить жениха с невестой. Но Федя чаю ждать не стал, а с ходу ударил по песням: «Брошено в пургу сердце на снегу…» Причем он так широко жестикулировал, будто и в самом деле разрывал себе грудь и вырывал оттуда сердце.

Как ни была Катя занята своим женихом, все же она заметила, что Федя девчонкам не понравился, и отослала его в кинотеатр за билетами. Сама подошла к Дианке и обняла ее сзади за плечи:

— Осуждаешь?

— Да кто он? — взорвалась Дианка. — Ты хоть фамилию у него спросила?

— И фамилию, и имя, и даже отчество. Он мне все как есть рассказал. И что женат был два раза, да все жены неподходящие попадались.

— А ты подходящая?

— А я подходящая! Потому что щи умею варить. Он мне так и сказал: «Вари мне каждый день щи, и я буду счастлив». Вот!

— Ну, не знаю, — пожала плечами Дианка, — если только в этом счастье…

— А еще у него комната есть! — постаралась закрепить свои позиции Катя. — В городе жить буду!

— А как же с работой? Ведь тебе колхоз направление на курсы дал!

— Ну и что, что колхоз? Хватит того, что у меня мать с отцом всю свою жизнь в колхозе проработали! И знаешь, хватит меня учить, я не маленькая!

С этого дня Катю будто подменили. Она и думать ни о чем больше не могла, как только о своем женихе: Федя сказал, Федя велел, Федя потребовал.

Дианка молчала. Глядя на подругу и осуждая ее, она думала: «Чем я лучше? Надо материальную часть изучать, а я гляжу на трактор, а вижу пруд у крепостной стены и плывущего по воде черного лебедя. Нет, нельзя так, нельзя, — корила она себя, — надо всерьез взяться за учебу. Завалю экзамены, вот позо-ру-то будет. Хоть домой не являйся».

Теперь Мать уже знала о курсах механизаторов — Дианка сама ей рассказала, когда приезжала в Веселые Ключи. Матери рассказала да еще Коле. Мать ничего не ответила, лишь заплакала, а Коля, наоборот, одобрил:

— Ты ведь агрономом хочешь стать, а агроном должен сам испытать, каково нашему брату, механизатору, приходится.

— А ты откуда знаешь, кем я хочу стать? — вспылила Дианка.

— Я все про тебя знаю.

Дианка и вправду еще в школе мечтала стать агрономом, но ведь в городе не было такого института, ехать куда-нибудь далеко побоялась. Да и не хотелось мать одну оставлять. Хорошо, что курсы под руку подвернулись: и работа будет приличная, и все-таки дома, под родной крышей. Но это когда еще будет, сейчас надо забыть обо всем на свете и заниматься, заниматься.

Дианка так и делала. Целыми днями она возилась с деталями трактора, собирала и вновь разбирала коробку скоростей, изучала задний мост, два раза выезжала уже сама за ворота училища.

Геннадий подсмеивался над ней:

— Ты так заучилась, что не заметила, как всех своих подружек порастеряла.

— Как это растеряла?

— А где они? Где?

— В самом деле, — удивлялась Дианка, как это она не увидела, что все девчонки куда-то поисчезали: то выходили замуж, то возвращались домой в деревню, а то в городе на заводы устраивались. И остались они с Катей вдвоем. Правда, та тоже стала появляться на занятиях все реже и реже. Наверное, не успевала своему Феде щи готовить. И только Дианка не сдавалась. Конечно, она уже на практике убедилась: не женское это дело — трактор, а бросить курсы не могла, не позволяла себе, упорствовала.

— Подумаешь, — отвечала Геннадию, — осталась одна, ну и что из этого? Может, я и не девчонка вовсе? Может, меня мама по ошибке такой родила?

— Правильно, — соглашался Геннадий, — ты парень что надо.

Он хоть и издевался над Дианкой, но в глубине души восхищался ее упорством. Ребята, кто послабей, и те не выдерживали, а она все еще держалась. Ходила, вся вымазанная в мазуте, пальцы в кровь посбивала.

Преподаватели на курсах даже ребятам ставили ее в пример, а Дианка вдруг загрустила. Подходило время экзаменов, она так хотела, чтоб на них присутствовал кто-нибудь из близких и поглядел, чему она тут научилась. Хотя бы мама, но ведь той все некогда, хотя бы Юлька на худой конец, хотя бы художник…

Несмотря на занятость, все-таки она выбрала свободный часок и вновь отправилась к пруду у крепостной стены. Подошла поближе к воде и не узнала своего любимого места. Когда-то яркая зелень деревьев, что так радовала глаз, теперь пожухла, потемнела, вода уже не была прозрачно-чистой, черный лебедь, плывущий по ней, не походил на сказочного принца, скорее был похож на пьяницу с красным носом. Лишь по-прежнему билась о берег полузатонувшая лодка.

Дианка посидела на берегу, откуда был виден горбатый мостик, вспомнила козу, бежавшую через этот мостик, вспомнила художника… У него еще были такие синие доверчивые глаза.

Налетел ветер, качнул лодку, и прямо в лодку посыпались листья клена.

«Вот и осень идет… — подумала Дианка. — Как скоро! Кажется, только вчера была весна и была свадьба, а лето прошло — и не заметила. Вот так и жизнь пройдет, потом спохватишься…»

Выходя из парка, она замешкалась, глядя на веселые карусели, и тут ее кто-то окликнул:

— Эй!

Она обернулась и увидела его, того художника, хотя узнать его сейчас было довольно трудно. В яркой рубашке, с гитарой, и глаза почему-то совсем не синие…

Дианка стояла, а он медленно подходил к ней, и на нее вдруг неизвестно отчего вдруг нахлынуло такое чувство, что, подойди он сейчас и скажи: пойдем со мной, она, не раздумывая, согласится.

Он и сказал:

Пойдемте, я познакомлю вас со своими друзьями.

Друзья были немного навеселе, это она еще издали увидела, но отказаться не посмела, хотя и заметила, что парни откровенно и нагло разглядывают ее. А один, маленький и бородатый, даже языком прищелкнул:

— Ну, Юрка, откопал натуру. Уступи на денек, будь другом.

Парни захохотали, а Дианка чуть не расплакалась: торгуют ее среди бела дня, как на базаре вещь какую-нибудь. Сгорая от стыда, она оглянулась на Юрия, словно ища у него защиты, но тот тоже смеялся, гордый, довольный.

И тогда Дианка рванулась от них. Прочь, прочь, лишь бы не видеть этих пронзительных, оценивающих взглядов, не слышать этого издевательского смеха! Сзади до нее донеслось:

— Что с тобой? Куда ты?

Чтобы не слышать его голоса, гулких догоняющих шагов, она шмыгнула в какую-то подворотню, забежала в подъезд дома. Ребятишки, стоявшие на лестнице, шарахнулись от нее как от чумной. Она прислонилась к перилам лестницы и только теперь дала волю слезам.

Эх, Юрий, Юрий! Про козу рассказал, про детство, а она и поверила. Хотела и ему все рассказать: и про Веселые Ключи, и про дубы. Когда нравится человек, всегда хочется поделиться с ним хоть мечтами, хоть воспоминаниями. Нет, нет, нет, нет, с этой минуты она и думать о нем не будет, не то что ждать новой встречи и надеяться.

Дианка и вправду не думала. Целую неделю. Запретила себе строго-настрого. А тут и экзамены подоспели.

Геннадий примчался в девичью половину общежития ни свет ни заря.

— Подъем!

— Какой подъем? — устало улыбнулась ему Дианка. — Я совсем и не ложилась. Всю ночь зубрила.

— А вот это напрасно! — сказал Геннадий. — Ослабеешь — руль в руках не удержишь.

— Не волнуйся, как-нибудь удержу! Мне бы по теории не срезаться!

Пока собиралась приемная комиссия, пока распределяли порядок групп, Дианка без дела слонялась по двору. На дворе в ожидании своей очереди стояло несколько тракторов «Беларусь». С одним из них Дианка уже была знакома. Она подошла к нему и похлопала ладонью по блестящему капоту: