Поющие барханы (сборник)

* * *

Дархан решил заняться домашними делами: вынес на улицу постель, развесил ее на солнышке. Взялся было подметать двор, а тут к нему пожаловал сосед.

— Ассалаумагалейкум, аксакал!

— Уагалейкумассалам! Что-то ты рано сегодня.

— Да работа, аксакал, работа. Эй, Кайрат! — позвал он сына, накачивавшего велосипедную шину. — Иди сюда. Прибери-ка в доме у дедушки.

— К чему беспокоить мальчика. Я и сам подмету.

— Пусть растет в уважении к старшим. Работа еще никому вреда не приносила.

Мальчик, отставив в сторону велосипед, бегом полетел ко двору старика. „Крепко он мальчонку в руках держит“, — успел подумать про себя старик.

— Сосед, сын у тебя один, а не балуешь ты его…

— В его возрасте, аксакал, мы с вами в поте лица трудились, ступни и ладони, понимаешь, в мозолях, есть-пить нечего, на себя накинуть тоже нечего.

— Так то прежние времена! Во всем нехватки! Нельзя же с тем временем сравнивать нынешнее!

— Нельзя, конечно. Да они и не поверят, попробуй им расскажи, как мы росли! Думаю, необходимо все же напоминать им об этом; да и к хозяйству, к обязанностям по дому привыкать полезно.

— Детство у человека однажды бывает. Нужно, чтоб побольше радостей ему выпало в детстве. Раз уж так повезло парнишке, время хорошее ему досталось, пусть наиграется, пусть насмеется — хотя бы и за нас, — Дархан ласково посмотрел на Кайрата, старательно сгребавшего в кучу мусор. — Совсем жигит! Пятнадцать лет уже! Спасибо тебе, милый!.

Аксакал, а как у вас с кирпичами, хватит? — спросил начальник.

— Пока есть. Вот только для купола не хватит, маловато останется.

— В случае чего, прямо мне скажите, аксакал. Не стесняйтесь. Надо будет, так в Аягузе кирпичи для вас добуду. За наличные, разумеется, аксакал.

— Э-э, насчет бумажек этих не беспокойся, родной.

Со стороны конторы разъезда послышался шум-гам, крики. Друг с другом схватились два жигита, к ним повалил народ, из окон начали высовываться головы любопытных. Ватага мальчишек с дружным „Ура!“ бросилась к месту происшествия, следом за ними, заливаясь лаем, понеслись собаки.

Одним словом, в Жыланды царил переполох, точно в птичник вдруг залетел стервятник.

Уж если быть абсолютно правдивым, следует признать: не все были захвачены ажиотажем. Например, молодцеватый парень, прикидываясь, что не слышит и не видит ничего, впряг в телегу коня и отправился косить сено. Из лавки выплыла девушка-продавщица, вытащила из кармашка круглое зеркальце, погляделась в него, покрасила губы, поправила прическу, затем проследовала в кабину машины, уселась рядом с симпатичным водителем — и они вступили в разговор, от которого их не могло бы отвлечь даже землетрясение…

Две кумушки, примостившись на крылечке, перемывали кому-то косточки…

— И чего им не хватает, чего? — возмущался длинный худой учитель, потом сам же себе ответил: — Культуры не хватает, культуры…

— Попробуй поработай вот с таким народом! — вздохнул начальник. — Пойдемте, аксакал, и мы глянем, что там приключилось.

— Чаю бы попили да пошли! — посоветовала ему жена.

— Так до тех пор самое интересное ко-о-ончится, — сгорая от любопытства, протянул сын.

Скандал прекратился, как только появился начальник, но глаза тех, кто вынужден был замолчать, метали молнии. Конфликт возник между бригадиром и мастером дорожных путей. Причину ссоры уяснить было трудненько: стоило начальнику произнести: „Ну-ка, давайте выкладывайте, что случилось?“, как оба начинали разом, в один голос, изливать свои обиды. Ни тот, ни другой не желали уступать.

Тут на них прикрикнул Дархан: „Довольно, чего рычите друг на друга, точно собаки из-за плошки!“ — и оба сразу же утихомирились, точно их ледяной водой окатили. Начальник изумился. Не ожидал он, что у аксакала может быть такая власть в голосе, а у аульчан такое почтение к старику.

— Аксакал, вы уж сами и разберитесь, рассудите, что к чему, — улыбнулся в усы начальник.

— Давайте по отдельности, по порядку разъясните, что тут у вас стряслось, — спокойно произнес Дархан, присаживаясь на бревно. Все последовали его примеру, разместились кто где мог. Со стороны поглядеть — так можно, пожалуй, решить, что люди собрались за бесбармаком.

— За мной никакой вины, аксакал, я горю по чужой вине, не по своей, — начал оправдываться бригадир, — мастер сам не пришел, расселся, понимаешь, в этом Аягузе и распоряжается: „Если, мол, действительно рельсы на путях старые, то замените их сами, не дожидаясь моего приезда“. Обходчик нам сообщал уже, что за два километра отсюда кусочек рельса ненадежен. Ну мы со всем инструментом, толкая этот модерон, едва, значит, добрались до места. Но новый наш рельс не подошел к старому рельсу. Ну, мы давай пилить его. Начали было укладывать рельс, а там отверстия в точке накладки не сходятся, битый час с болтом возились. Поставили все на место, передохнули немножко, а потом проверили ртутью — неровно, дьявол его побери! Что же делать? По расписанию поезд должен быть уже через минут двадцать. Ничего не оставалось, как позвонить дежурному на станцию, известить, что разъезд Жыланды не может принять поезда ни с той, ни с другой стороны в течение, самое малое, часа. Кое-как мы, значит, управились с этой дорогой, а тут объявляется товарищ мастер и покрывает нас матом.

— Кончил? — веско обронил слово Дархан.

— Кончил, — ответил бригадир.

— Теперь ты пой, — обратился он к мастеру, совсем молоденькому пареньку с ромбиком выпускника железнодорожного техникума на лацкане пиджака.

— Ата, я не обязан отчитываться ни перед вами, ни перед начальником этого разъезда, — начал он горячо и нервно. — Я подчиняюсь Аягузу, но вы, по-моему, единственный нормальный человек в этом Жыланды, вас все почитают.

— Что, по-твоему, остальные здесь все с ума посходили? — с прежней яростью воззрился на него бригадир. — Тут всего одна баба полоумная, а ты на всех поклеп…

— Погоди-погоди, — остановил его Дархан, — дай слово гостю…

— Итак, ата, я действительно задержался по делам в Аягузе. Я женился недавно…

Все дружно рассмеялись, парень покраснел, смутился.

— Итак, ата, задержался я, а эти товарищи, называется, четверть века проработали на железной дороге, а элементарных вещей не знают.

— Ты брось эти свои „элементы-алименты“! Только что похвалялся, боксер я, понимаешь… — не выдержал бригадир. Старик повел недовольно плечом.

— Апырай, Назирхан, да угомонись ты, дай человеку высказаться!

Бригадир чуть язык себе не прикусил, чтобы не брякнуть еще чего-нибудь.

Итак, ата, они, оказывается, элементарных, то есть простых, вещей не знают; к примеру, что рельс в жару удлиняется, а в холод сокращается. Это — одно. Второе — ливень в прошлом месяце засыпал шпалы песком, и рельсы оттого стали вроде ниже. Никто за этим не проследил своевременно, не сообщил куда следует, а что, вы думаете, они сделали? Один-единственный болт — и тот не могли в отверстие накладки ввернуть и целый час заставили стоять поезд. Мое дело — записать им простой, пусть платят штраф…

— Мы не ты! Только что женившийся цыпленок, который отверстия найти не может! Слава богу, опыта у нас хватает. Ну а штрафами, всякими актами-мактами ты нас не запугивай, таких богов, как ты, мы знаешь сколько перевидали? Не так ли, жигиты? — и бригадир повернулся, гордый, к рабочим; те поддержали его энергично: „Конечно, ясное дело!..“

Дархан хитро подмигнул мастеру:

— А может быть, обойдемся без штрафа?

— Поразмыслить можно, аксакал.

— Так и порешим, — Дархан встал с места, и люди тоже, удовлетворенно улыбаясь, начали расходиться.

Бригадир уже на ходу, обернувшись, произнес:

— Это он в отместку, что в гости его не позвали, ладошку не позолотили; ишь, молодой, а рвач. В Аягузе я как-то на беду себе зашел к нему в дом. Чашкой чая угостили — вишь, ответа ждет! — серые глаза его все еще гневно блестели.

Начальник до самого дома рта не раскрыл. У самого порога уныло пригласил:

— Идемте, аксакал, чайку попьем.

— Спасибо, у меня сегодня много свободного времени, я сам вскипячу, — отказался Дархан.

Мимо Жыланды прошел еще один поезд…