По дороге к манговому дереву

Начало учёбы в магистратуре требовало практику в какой-нибудь редакции. Я не стала далеко ходить. В университетской газете в специальном разделе публиковали про учёных и студентов. Узнав, что я общаюсь с иностранцами, которые учатся тут же, редактор дал мне задание.

Когда я брала интервью у Хорхе, мы ехали в автобусе — встретить каких-то мексиканцев с эквадорцами в кафе.

Я поднесла диктофон так близко к его лицу, что он почти касался его подбородком: в автобусе шумно гудел двигатель. Я поёжилась от холода, когда пришлось снять перчатку, чтобы нажать на кнопку диктофона. Хорхе — в тряпичном шарфе. Шарф — скорее для стиля, а не для тепла. Белая куртка наполовину расстёгнута:

— Тебе что, холодно? — сочувственно улыбнулся мексиканец, мягко выговаривая «ль». У входа в кафе меня обнял Хосе Куно. Рядом с ним — низкорослый Мигель. Мария Аргуэлла — с длинными вьющимися волосами, в которых есть светлые пряди. Возле неё — Анна, самая смуглая. Чёлка закрывает половину её лица. Анна посмотрела на меня из-под чёлки: я такая же смуглая, как она. Девушка спросила меня о чём-то по-испански, но слишком быстро. Хорхе пояснил ей: я русская.

— Мы всегда ходим вместе, — Хорхе указывает на ребят и приглашает меня сесть за стол. Я ещё не спросила, почему он приехал сюда. Когда он надевал куртку, я заметила на стене в его комнате — стрелы. Он занимается стрельбой? Это оживит текст. Может, он увлекается чем-то ещё?

— Почему ты не ходишь с нами? — Хорхе всё время говорит со мной по-русски.

Как объяснить: чтобы ходить с ними, я должна быть уверена, что мне рады. А если я приду, а меня не очень ждут… Пытаюсь сказать это, как можно внятнее.

— Как человек может даже думать, что ему не рады? — не понимает Хорхе.

Наконец, он достаёт телефон с фотографиями: это он на тренировке по стрельбе. На днях он занял первое место по стрельбе в нашей области! Это мы сейчас и празднуем. То есть, мексиканца допустили до соревнования в местной команде? Нет, он участвовал не в команде. Это не командный вид спорта. Его допустили, потому что тренер — местный, поясняет он.

Ещё у Хорхе есть друг. Они с ним — «не разлей водой»? Или «не разлей вином»? В общем, это близкий друг — познакомились на прошлой неделе. У этого друга есть конь — Амиго. А Хорхе — прекрасный наездник.

Сестра Хорхе пишет исследование о том, как помочь слепым адаптироваться. Один из способов — обучать их иностранному языку. Хорхе уже провёл первое занятие в библиотеке для слепых.

— Ты произносишь для них на испанском, и они чувствуют! Ты даёшь им предмет, они прикасаются к нему, произносят, как он звучит! — его лицо оживляется.

Хосе Куно зачем-то изображает слепого. Все остальные смеются. Но Хорхе строго смотрит на него, и все умолкают. Он говорит:

— Для слепого человека чувства — это нить между ним и внешним миром. Испанский — это язык, который надо понять не вот здесь, — Хорхе показывает на свою голову, — чтобы изучать испанский, надо понять его здесь, — он касается груди.

— Когда ты стал учить русский, что почувствовал? — пора заканчивать интервью.

— Мне било восемь лет. Моя учительница пианино приехала в Мексику из России. Она вишла замуж за мексиканца. Вот тогда я захотел приехат сюда. Я слушал, как она говорила на русском. Мне било легко учить русский, — Хорхе заговорил, каким волнующим в детстве для него было всё, что связано с далёкой и холодной страной.

На следующий день мне снова пришлось зайти в общежитие. Ссорились Ванесса и Джозефина.

— Elle touche mes objets38, — начала миниатюрная Ванесса. Её лицо исказилось гримасой, и она утратила свой кукольный вид. Девушка принялась развивать свою мысль: утром в ванне Джозефина нарочно сбрасывает её зубную пасту, щётку, передвигает шампуни. Она трогает её одежду в шкафу!

В ответ в сторону Ванессы полетела кофта — через всю комнату, но мы успели пригнуться, и кофта приземлилась, никого не задев. Джозефина сказала, что рада меня видеть, извинилась за шумную соседку и тут же принялась говорить примерно то же самое, но уже про Ванессу.

Ванесса достала телефон: сейчас она будет звонить маме! Седая женщина на экране улыбнулась мне, а затем строго и решительно произнесла:

— Ma fille doit vivre avec une rousse39! — она проговорила это, затем спросила, слышу ли я её, потом ещё раз потребовала, чтобы я лично переселила её дочь от этой хамки.

Я вспомнила, что говорил Юсупов: мы никого не от кого не переселим! Если у африканцев проблемы, пусть решают их сами. Не умеют себя вести, будут высланы. Но как сказать это маме Ванессы? Ведь та думает: раз я работаю в университете, отвечаю за всё!

Разговор продолжался недолго: девушки стали бросаться друг в друга предметами. В ход летели кофты, подушки, кепка, носки… Я сидела на кровати, мне пришлось закрыть голову руками, когда полетела косметика.

Ванесса и Джозефина посылали в адрес друг друга ругательства, уже не на французском, а, скорее всего, на своём языке, кажется, народа пюль форестье. Их речь звучала громко, отрывисто. Они становились в угрожающие позы, а я боялась, что мне в голову прилетит пластмассовый тюбик.

Однажды я смотрела передачу по телевизору. Там рассказывали, какие танцы танцевали аборигены перед войной. Кажется, у них были такие движения, как сейчас у девушек. И да, если не ошибаюсь, вот эти движения называются «схватка пантер». Мне осталось лишь сказать, что африканки должны написать заявление и найти кого-то, кто захочет поменяться с ними местами.

Между тем, мои коллеги в центре адаптации переходили на вечерний режим работы. Точнее так: днём работы стало меньше. А вот по вечерам начальник всегда давал новое задание. Бурова и обладательница конского хвоста оставались в кабинете до десяти часов. Иногда — до полуночи.

Мои пары начинались в шесть вечера, и я уходила после пяти. Юсупов и девушки пытались спорить. Они объясняли, что меня никто не отчислит, если сегодня я не приду на занятия. Но «сегодня» было всегда. Бурова взывала: нельзя вот так подвести Владимира Юрьевича! Он сам должен тебя отпустить. Но рабочий день в трудовом договоре числился как нормированный, до пяти с небольшим. И я бессовестно уходила учиться.

Коллеги не могли смириться с этим. Перед каждым моим уходом на учёбу они нарочито говорили: вот, мол, идёшь отдыхать! Домой едешь. Я больше не объясняла им, что ухожу на пары. Обладательница конской шевелюры ревностно подсчитывала, сколько минут я сижу за рабочим столом и не ушла ли раньше! Но даже Бурова попросила её, наконец, оставить меня в покое.

Днём Юсупов всё чаще уходил. Я всё чаще слышала, о чём говорили мои коллеги.

— Ты же знаешь, не я решаю, когда закончится мой рабочий день. Так-то оно так, нормированный. Но Владимир Юрьевич…, — Бурова переложила телефон в другую руку, потому что в одной у неё была шоколадка, а другой она печатала.

Имя «Владимир Юрьевич», имевшее для неё такое значение, видимо, ничего не значило для её собеседника.

— Ты сидишь совсем голодный и ждешь меня? Возьми бутерброд, — она стала пояснять, как приготовить бутерброд, словно общалась с ребёнком лет шести.

— Ты сейчас говоришь с мужем? — коллега с конским хвостом всегда говорит чуть громче, чем требуется. Юсупов ценит это: ей удаётся перекрыть своим криком любого посетителя этого кабинета.

— Да, с мужем. Точнее, мы не женаты. Но вместе уже три года, — ответила Бурова и вздохнула:

— Приходишь — недоволен. Уходишь — тоже. Лучше, когда я дома, заткнуть ему рот какой-нибудь едой, — она встала, подсела за стол к своей длинноволосой коллеге и вдруг произнесла:

— Утром — сборы на работу. Работа — до ночи. Я вчера готовила еду и плакала: когда жить?! Всё время делаешь что-то для кого-то! Жить когда?!

— Этот требует от меня отчёт. Сегодня. Через час, — Юсупов держал в одной руке тарелку с тортиком, в другой — ложку.

Девушки вздохнули. Бурова пересела за свой стол и принялась что-то печатать. Ко мне подошла крупная африканка:

— You are feeling ill, but you’re working for me40! — она протянула мне бумажную салфетку. У меня был насморк, салфетка пришлась весьма кстати. Я нашла имя девушки в таблице. Студентка из Бурунди. Хорошо, что для неё зарезервировано место. Она — бюджетница. Едет по госпрограмме. Таким Юсупов сказал давать комнаты.

Через день Юсупов пришёл не в девять утра, а в полдень. У него угнали машину!

— Конечно, можно понять, почему вы опоздали, Владимир Юрьевич! И вы ещё извиняетесь в такой ситуации! — ахнула Бурова. Она стала причитать: как трудно доехать на общественном транспорте. К слову, мы жили в одном районе с Юсуповым. Но я садилась на автобус каждый день.

Бурова ещё не знала: угон машины её начальника вызовет в ней такие перемены, что она больше не будет прежней. Но сейчас она сочувствовала, ведь как можно ехать на автобусе?!

Неявное вторжение

Он слишком быстро появился в нашем доме. А мама не любит непрошенных гостей. Она сразу сказала: в нём есть что-то тяжёлое и страшное. Даже что-то жуткое.

Он прибежал в центр адаптации, крича, что его хотят убить — угрожают ножом. Он беспокойно ходил взад и вперёд, объяснял сбивчиво; наконец, успокоившись, сказал: высоченный парень из Сенегала ворвался в его комнату сегодня утром! Впрочем, рядом с Домиником много, кто ощутил бы себя гигантом. Доминик не был карликом.

Доминик не был карликом, но будь он картиной, то можно было бы сказать, что её нарисовал начинающий художник. Не надо быть мастером, чтобы найти в этой картине изъяны. Лицо: в следующий раз лучше изучите пропорции! Правая сторона, кажется, не сильно соответствует левой. Дреды до плеч — это вы хорошо придумали: они немного спасают положение, но без них было бы вообще — никуда! Ступни — чуть длиннее, чем надо при таком маленьком росте. Руки — укоротить, а пальцы наоборот — удлинить. Так мог бы рассуждать художник, видя такой рисунок. Но Доминик не был рисунком.

Доминик любил вспоминать день, когда мы познакомились. После его визита в центр адаптации, поздно вечером в комнату вошла девушка. Такая худенькая, в штанах из лёгкого материала, явно летних. А уже лёд! Эта девушка собрала всех, кто живёт в блоке. Все уселись в комнате, и каждый говорил по очереди.

Потом она наклонилась к одному парню и, стараясь, чтобы никто не слышал, попросила денег на такси. Но (Доминик любил эту часть истории) она пришла, чтобы решить мои проблемы! Я и должен отправить её на такси домой! А когда на следующее утро пришла смс: "Merci, Dominique! Je pouvais manger à cause de toi41"! Здесь нужно было написать не " à cause de toi", а "grâce à toi". Иначе получилось: " я смогла поесть из-за тебя". Потому что я дал ей чуть больше денег, чем требовалось.

Африканцы сели полукругом в общежитской комнате. Тощий и высокий сенегалец сильно жестикулировал: он вошёл, чтобы забрать пропуск своего друга — соседа Доминика. Этот сосед — грузный с огромными губами сидел в красной футболке с надписью «Volonteer». Он объяснил: утром он сопровождал группу боксёров на ринг. Пропуск волонтёра остался в комнате. Бросить группу он не мог. Пришлось просить друга забрать этот пропуск. Но Доминик даже не дал ему войти в комнату!