Спасти огонь

Он долго бродил по районам-отстойникам. По дороге наткнулся на пустырь, огороженный забором. Глянул в щель. Вроде никого. Самое то — отоспаться, пока спадет жара. Он оглянулся посмотреть, не пялится ли кто на него, разбежался и перемахнул забор. Местные сваливали сюда мусор. В одном углу высились мешки. Вот полудурки, мусороуборочной машины, что ли, не дождаться?

К счастью, пустырь был большой, тыщи две квадратных метров. В противоположном от смердящей пирамиды углу выросла небольшая рощица. Вот это другое дело. Зеленела травка, листья ясеней колыхались от ветерка, и даже пахло лесом. Идеальное место для романтического пикника с корзинкой, красно-белой клетчатой скатертью, хрустальными бокалами, французским вином и — чтоб уж не вышли совсем розовые сопли — достаточным количеством вареных яиц и теплой кока-колой в пластиковых стаканчиках.

Он разлегся в тени и стал смотреть в кроны деревьев. На синем фоне неба четко прорисовывались контуры листьев. Над ними пролетали маленькие белые облачка. Все это напомнило ему о вечерах на реке, где он собирал камни. Вот она, свобода, и он ни за что ее больше не потеряет. Он рассмотрел телефон копа. Старенькая модель, без камеры и без интернета. Все равно что рация. Несколько пропущенных звонков. Большинство — от контакта «Мама». Бедная сеньора, видимо, начала названивать сыну, когда увидела по телевизору новости про массовый побег. Сейчас она уже, наверное, в курсе, что ее кровиночка стала очередным херувимом на небесах. С этого телефона Хосе Куаутемок позвонит своей горячо возлюбленной.

Он вынул фотографию Марины и листок с адресом и телефоном. Больше нельзя таскать их с собой. Если его заметут, неприятности будут и у нее тоже. Он снова вчитался в номера. Как мантру, затвердил вслух. Потом разорвал листок на мелкие кусочки и разбросал по ветру. Положил фотографию у подножия дерева и сделал вокруг нее кольцо из камней. Если какой утырок ее найдет, скажет: «Вот поступок безумно влюбленного», разберет его маленький алтарь и положит фотку к себе в бумажник, хвастаться перед корешами светлокожей и светлоглазой фифой с прямым носиком: «Баба моя. Красивая, скажите?»

Он уснул, созерцая образ Марины. Веял ветерок, зноя не чувствовалось. Слышно было, как вдалеке играют дети, лают собаки, пролетают самолеты. Проснулся уже на закате. Поднялся, спросонья не соображая, где он. Столько лет в кутузке нарушают ориентацию в пространстве.

Что-то он передрых. Теперь нужно торопиться, чтобы попасть к дому Марины как можно раньше. Очень поздно приходить нельзя. Неизвестно, сова она или жаворонок. Он поцеловал фотографию. Положил на место, прошел до другого конца пустыря, перепрыгнул забор и начал путь к дому № 198 по улице Леона Фелипе в районе Сан-Анхель.

Пока мы шли к «субурбанам», мой провожатый сказал в телефон: «Мы на подходе, сеньор». Двое его братьев-близнецов вышли из машины и открыли заднюю дверцу. Высокий, смуглый, безупречно одетый мужчина выступил мне навстречу и протянул руку: «Очень приятно, Марина». Я ответила на рукопожатие. Он улыбнулся: «Мы еле тебя нашли. Тебя не было там, где нам сказали». Если он полицейский, то, видимо, в очень больших чинах. Костюм, сшитый на заказ, шелковый галстук «Шарве» и часы «Луи Муане Турбийон» выдавали уровень, доступный только очень богатым людям или взяточникам высокого полета.

Он пригласил меня сесть в «субурбан». Сам сел рядом со мной, а двое великанов заняли передние сиденья. Машина тронулась, за ней поехала вторая. Я старалась сохранять видимость спокойствия, но правая моя нога непроизвольно дрожала. Я была в ужасе. На миг мне показалось, что это Педро послал за мной, но телохранители были сплошь незнакомые. Да и откуда Педро знать, где я?

Мы свернули на Университетский проспект, а с него — на Мигель Анхель де Кеведо, на восток. Смуглый мужчина открыл какую-то дверку, за которой оказался миниатюрный холодильник. «Воды, лимонада, пива?» Я попросила воды.

Залпом выпила бутылку, и он тут же предложил мне вторую. Видно было, что он регулярно делает маникюр. В целом, выглядел он как телохранитель при деньгах, с манерами мальчика из хорошей семьи. Его элегантность сбивала меня с толку. Я осушила вторую бутылку. Пить мне вправду сильно хотелось. Стала смотреть в окошко. Может, это последний день моей свободы на ближайшие несколько лет. «Мой муж знает, что я у вас?» — спросила я. Он удивленно посмотрел на меня и сказал: «Не думаю». — «Я арестована?» На это он расхохотался, а вслед за ним и его свита. «Арестована? — переспросил он, будто не мог поверить, какую я придумала великолепную шутку. — Наоборот, мы приехали тебя спасти». Легче мне не стало. А если это похитители, которым мои данные слила полиция? Но он тут же разрешил мои сомнения: «Я друг Педро и Эктора», — сказал он, все еще улыбаясь. От их имен я впрямь вздохнула с облегчением: «Они знают, что я у вас?» Он покачал головой: «Нет, не знают. Давай перейдем на „ты“. Меня зовут Франсиско Рамирес».

Тот факт, что он был знаком с Эктором и Педро, говорил в его пользу. «Хорошо, Франсиско, давай на, ты“». Он повернулся ко мне. Больше не улыбался. «А полное мое имя Франсиско Куитлауак Уистлик Рамирес». У меня перехватило дыхание. «Ты знаешь, кто я такой?» Я кивнула. Хосе Куаутемок рассказывал про него как про далекое, бесплотное существо, не принадлежащее земному миру. И вот он возник из ниоткуда и пристально смотрит на меня. «А Хосе Куаутемок знает, что я у вас?» Я перестала говорить «ты». У меня внутри все переворачивалось. Называя его на «вы», я, возможно, смогу более ясно мыслить.

Франсиско улыбнулся. Кажется, это было единственное выражение его лица: улыбка как маска, чтобы что-то скрыть. «А куда мы едем?» — затравленно спросила я. Может, Хосе Куаутемок с братом организовали мое похищение и теперь везут на конспиративную квартиру. Мания преследования давала о себе знать. В конце концов, я влюбилась в закоренелого убийцу, и он вполне мог обмануть меня. В голове роились совершенно кошмарные мысли, и в то же время я пыталась кое-как успокоиться. Нет, Хосе Куаутемок не причинил бы мне вреда. Нет, нет, нет, нет. А если да? Откуда у его брата столько денег? Он тоже преступник? Такой же, как тот, другой Франсиско, — продажная гиена, стервятник? А если этот смуглый тип с иссиня-черными волосами и каменными чертами лица, застывшими в вечной улыбке, — на самом деле никакой Хосе Куаутемоку не брат?

Правая нога по-прежнему тряслась. Франсиско, видимо, это заметил и — вот черт! — опять улыбнулся: «Не нервничай. Я хочу вам помочь». Почему он говорит во множественном числе? Где Хосе Куаутемок? Он понял, как я тревожусь. Вынул из кармана пиджака телефон и набрал номер: «Дай моего брата». Прошло несколько секунд. Кто-то ответил. Я узнала голос Хосе Куаутемока, и нога моя просто заколотилась. «Даю Марину», — сказал Франсиско и протянул мне телефон.

Стоило мне только услышать Хосе Куаутемока, как все сомнения рассеялись. Нет, он не бросил меня и не предал. Проснувшись рано утром, он осознал, что без помощи нам не обойтись, и ему в голову пришел единственный выход — позвонить брату. Его так долго не было, потому что он разыскивал телефон-автомат по всем соседним улицам. Телохранители забрали его с угла, неподалеку от телефона, а другие отправились за мной, только не нашли на месте.

Он ехал в другой машине — отдельно, чтобы нам не попасться вместе в случае ареста. Эту тактику предложил Франсиско. «Одного легче вытащить из тюрьмы, чем двоих», — сказал он. Нас везли в один из многочисленных домов Франсиско — в свое время тот увидел в Airbnb перспективный бизнес и приобрел довольно много недвижимости в районе Унидад-Модело, полагая, что туристы-гринго, как мухи на мед, будут слетаться на жизнь в аутентичном мексиканском квартале.

Франсиско тоже допрашивала полиция. У властей было больше информации, чем мы предполагали. Кармона, усердный, как и полагается уважающему себя начальнику надзирателей, предоставил полиции видео наших свиданий, данные всех посещений, отчеты. Франсиско сказал, что меня считают замешанной в побеге, поскольку видели в тюрьме незадолго до того, как все разразилось. Мне показалось абсурдным чье-то предположение, будто я могу даже не поддерживать какое-то движение, а просто участвовать в нем. Но, как ни странно, я оказалась замарана гораздо сильнее, чем предполагала.

«Мы все уладим, не переживай», — сказал Франсиско с улыбкой. В ту минуту я очень нуждалась в словах поддержки, а он так уверенно это произнес, что мне стало поспокойнее. Мы почти приехали. Какое совпадение — в этом же районе жил Хулиан. Я даже узнала его дом, когда мы проезжали мимо.

Остановились на проспекте. «Мы здесь выросли, — сказал Франсиско и показал на пешеходный проулок. — Наш дом в конце этого тупика». Хосе Куаутемок несколько раз описывал мне район, и он оказался точно таким, как я представляла себе по его рассказам. «Сейчас парни сходят проверят, все ли в порядке, а потом вы зайдете по отдельности». Чтобы сбить с толку возможных преследователей, вторая машина ехала другой дорогой.

Вскоре телохранители дали добро: можно идти. Мы отправились такими узкими переулками, что передвигаться по ним могли только собаки и пешеходы. Десятки собак разных пород лаяли на нас из-за решеток. Мы прошли мимо многоквартирного дома. Чудо, что он не обрушился во время очередного землетрясения. Здание было старое, в плохом состоянии. Большинство балконов и дверей зарешечено. Вокруг нестриженый газон. Большие горшки с засохшими растениями. Обитатели дома боязливо выглядывали при виде нас. Здесь собак было еще больше.

Мы вошли в нужный дом через крошечную дверь. Телохранители остались на улице. Я удивилась, с каким вкусом устроен интерьер. Кедровые полы, кожаная мебель, столы и стулья в скандинавском стиле, оригинальные литографии, белые стены. По площади всего метров сто пятьдесят, но благодаря чистому и минималистичному дизайну дом казался больше. Ни один гринго или европеец не придерется.

Франсиско провел меня по дому. Три спальни, каждая с отдельной ванной, и внизу туалет для гостей. Кухня, столовая, гостиная. Малюсенький дворик в глубине и винтовая лестница на крышу. В гостиной висела большая черно-белая фотография: индеец пристально смотрит в камеру. Лицо покрыто сеткой морщин, а глаза такие пытливые, что пугают, даже на портрете. «Это мой отец», — сухо сказал Франсиско. Передо мной был не кто иной, как легендарный Сеферино Уистлик. Фотограф отлично уловил суть этого неистового интеллектуала. Что подумает Хосе Куаутемок, узнав, что ему предстоит жить в доме с портретом убитого им отца во всю стену?

Послышались голоса. Мы обернулись к двери. Внушительная фигура Хосе Куаутемока показалась на пороге. Наконец-то я могла оценить, как он похож на отца. «Привет», — сказал Франсиско. Хосе Куаутемок легко кивнул в ответ. Подошел ко мне и обнял. И не отпускал долго-долго. Франсиско взглянул на меня, улыбнулся и тихо вышел из дома.

Беглец есть беглец, куда бы он ни направился. Даже если он скроется в горах Новой Зеландии или на равнинах Гамбии, печать побега навечно у него на челе. Беглец живет в постоянном страхе, что однажды кто-то постучится в дверь и скажет: ты не тот, за кого себя выдаешь, и ты арестован.