Глас бесптичья

Она немного помолчала, собираясь с мыслями, и вскоре продолжила.

— Да, я ненавижу тебя. Ты всегда была лучше, красивее, чище… Ты жила, не сражаясь с миром, не ломая себя, не вступая в бессмысленную борьбу. А у меня так не получалось и не получится. Судьба распорядилась так, что мне недоступно твоё мировоззрение и твои возможности, и не надо рассказывать мне, что каждый сам выбирает судьбу. Нет, каждый выбирает лишь то, как к ней относиться. С любовью или ненавистью… Что ж, мой выбор тебе понятен.

— Ты ненавидишь меня, но при чём здесь Раапхорст? А наши исследования? — подняв голову, спросила Александра. Её сестра подошла к ней.

— Всё-таки, ты меня не слушаешь и совсем не понимаешь. Если бы я не знала тебя, решила бы, что ты беспросветная тупица. Ну да ладно. Хорошо! Насчёт Раапхорста… Я уже призналась, что страшно завидую тебе, твоим успехам и твоим же поражениям, потому как и они имеют некое очарование. Ты не понимаешь? Всё просто… Ты влюбилась, и он ответил взаимностью. Вы расстались, но не стали врагами. Это слишком хорошо, чтобы быть правдой. Даже твои недолгие страдания и плаксивые рассказы были наполнены чем-то светлым и приятным, чего у меня никогда не было и не будет. Я ненавижу тебя за это, я ненавижу Раапхорста, ставшего для тебя первой любовью, ведь я никогда не смогу испытать нечто похожее. Я оторвана от мира, я оторвана от человеческого счастья и могу совсем исчезнуть. Но я не сдамся. Благодаря тебе и твоему бывшему, я смогу добиться нового положения. Ты спрашивала про ограбление, так знай, мне стало известно об этом только что, от тебя. И это не я ворвалась к вам, но, видимо, сделала так, чтобы это смогло осуществиться… О, скоро вас коснутся бедствия гораздо страшнее, чем те, что только что миновали.

Кларисса приблизилась к сестре, дотронулась пальцем до её виска, и та, не успев отшатнуться, ослабла и упала в обморок.

— Заходите! — воскликнула девушка, в коридоре раздались шаги, и слуги вновь оказались в столовой. — Обморочную заберите. Я устала, мне нужно отдохнуть.

С этими словами старшая сестра покинула комнату и оказалась в коридоре.

— Доверять себе — прекрасно, — промолвила девушка. — Если бы тогда я не решилась доложить Арбрайту, ничего бы не получилось. И, кроме того… Как хороши и полезны мысли моей сестры. Из них можно не только узнать, где и когда обычно обедает заместитель Тода, но и о чудесных ужасах, творящихся в лаборатории Раапхорста. Поистине, женский разум — хаос, но какие, порой, полезные знания можно почерпнуть там.

***

Спрыгнув с забора, Евгений приземлился на влажную опавшую листву. Где-то рядом, за тонкой деревянной стенкой вольера, залаяли собаки, но эовин тотчас их усмирил. Животные заскулили и вскоре замолкли.

«Какое везение, — подумал Раапхорст. — Единственное место, где можно было пролезть и сразу собаки. Что ж… Надеюсь, хотя бы того старика я не встречу. Мне меньше всего на свете хочется сейчас вступать с кем-то в противоборство. Главное, добраться до Елены…»

Мужчина огляделся. Он находился во дворе поместья Хауссвольф, расположенном в некотором отдалении от особняка. Добротные деревянные строения, сараи, склады и дома для прислуги чернели в осенних сумерках, и только едва освещённые жёлтым окна, являлись свидетельством того, что здесь кто-то живёт и работает. Наступил вечер, людей на улице не осталось, темнота сгущалась, и для Раапхорста это оказалось наилучшим раскладом. Дул слабый ветер, ветви деревьев едва заметно раскачивались, и блеклые тени от них, танцевали на земле, освещённой слабым лунным светом. Эовин передвигался бесшумно, стараясь не выдать себя. Миновав постройки, он вышел на широкую гравийную тропу, ведущую к особняку. Пятью минутами позже свернув с неё к небольшому парку, эовин перебежками между стволами деревьев направился к цели. К счастью, она была хорошо видна, ведь особняк, в отличие от домов прислуги, не только был огромен, но и великолепно освещён. Страшного старика Раапхорст до сих пор не заметил, и надежда на свидание с любимой стала сильнее.

«Атерклефер сказала, что я не могу быть с Еленой. Примерно то же думал и я, но то были лишь мысли, сейчас же мне нужно окончательно во всём разобраться. Я призову девушку к мужеству, и, если у неё получится, мы сможем договориться», — так размышлял мужчина, подбираясь к поместью Хауссвольф. Многие его окна излучали свет, однако восточное крыло, где по разумению эовина жила Елена, было погружено во тьму.

Подобравшись к нему, Раапхорст заметил балкон и закрытую стеклянную дверь. За ней висели тёмные шторы, но Евгений едва ли мог их увидеть. Ему приходилось задирать голову, прислушиваться, в надежде различить мысли дорогой девушки. Но та, кажется, спала, и мысленный фон был чист.

— Прости, дорогая, — промолвил мужчина и закрыл глаза. Его виски сковала тупая боль, раздался тонкий высокочастотный шум, и в информационной тишине вспыхнула алая судорожная мысль. Елена очнулась ото сна — импульс Евгения сработал. Девушка, вздрогнув, встала и, поддавшись неизвестному порыву, подошла к балконной двери. Слегка замешкавшись, она открыла её и оказалась на балконе. Теперь ветер трепал её волосы, ночная сорочка белела в ночи, и Раапхорст невольно залюбовался девушкой, её красотой и наивной смелостью. Впрочем, сейчас дочь Хауссвольфа едва ли понимала, где находится и что это уже не сон, а потому вела себя несколько храбрее, чем подобало в нынешней ситуации.

«Елена, осторожней! — мысленно сказал Раапхорст. — Ты на балконе. Прошу не волнуйся. Я пришёл, чтобы поговорить с тобой».

Эти слова тотчас возымели действие. Девушка вздрогнула, отшатнулась от каменных перил и наткнулась на отворённую дверь. От неожиданности она едва не вскрикнула, но вовремя сдержалась и зажала рот руками. Она поняла, что Евгений пришёл за ней, и счастье, явившееся вместе с этой мыслью, согрело Елену и освободило от остатков сна. Отняв ладони ото рта, дочь Хауссвольфа вновь приблизилась к перилам и посмотрела вниз. Там, среди цветочных кустов она разглядела тёмную мужскую фигуру и радостно замахала рукой. Евгений не двигался.

— Прошу, зайди в спальню и надень что-нибудь тёплое. Я понимаю, ты рада меня видеть, но мне не хочется, чтобы ты простудилась, — сказал мужчина, и Елена повиновалась. На минуту она скрылась в комнате и вернулась, облачённая в халат.

— Что теперь? Ты заберёшь меня? — шёпотом спросила девушка, но Евгений молчал. Внезапно возникшая пауза напугала Елену. Девушка почувствовала дрожь в ногах, судорогу, скользнувшую вдоль груди, и затряслась, словно в припадке. Едва помня себя, она снова прошептала:

— Так что же? Зачем ты пришёл? Прошу, не мучай меня, ответь. Ведь я ждала тебя эти дни… Отец совсем сошёл с ума. Он хочет отдать меня сыну Верде. Ты помнишь? Верде — старый граф, помешанный на том, как бы повыгоднее пристроить сына. Уж не знаю, с чего он взял, что я хорошая партия… Но ведь ты не дашь этому случиться? Правда?

«Ах, вот как… — улыбнувшись, подумал Раапхорст. — Всё складывается наилучшим образом. Для меня есть замена, чудесно… София была права. Она, действительно, понимает эту жизнь лучше, чем я. Да, я должен оставить Елену. Теперь мне это понятно как никогда».

— Да что же это такое! — едва не плача, сказала девушка. — Я же жду! Или ты хочешь, чтобы я спрыгнула с балкона? Хочешь? Так я могу, смотри!

— Подожди, умоляю! — наконец, отозвался Раапхорст. — Меньше всего на свете я хочу, чтобы ты покалечилась или погибла. Я люблю тебя, это не тайна, но в жизни всё гораздо сложнее. Любви или желания мало, нужно кое-что ещё…

— Ты издеваешься?! Я здесь с ума схожу без тебя, а ты ещё что-то говоришь? Немедленно поднимайся сюда или готовься ловить меня! Я не могу больше разговаривать с тобой сверху вниз! — от злости топнув ногой и поморщившись от боли, воскликнула девушка. — Кроме того, я хочу дотронуться до тебя. Если ты боишься, я первая окажусь рядом!

— Стой, не надо! Я объясню, зачем пришёл. Мы поговорим, ты согласна? — взмолился Евгений, и его собеседница послушалась.

— Так говори, — сказала она, и голос её показался Раапхорсту сдавленным и жалким. Евгений кивнул. Он сделал во тьме два неуверенных шага, словно желая стать ближе к девушке, и промолвил:

— Я не знаю, как ты отнесёшься к этому, но сказать правду, я обязан. По крайней мере, ты не сможешь обвинить меня во лжи, а в отношениях это, наверное, главное. Максимальная искренность. Ты согласна, Елена?

Та, почувствовав слезу на щеке, молча кивнула.

— Прости меня, — сказал Раапхорст с дрожью в голосе. — Постарайся понять… Ещё тогда, в зимнем саду, я пытался заговорить об этом, но ты была так взволнована и окрылена, что мне стало жаль рушить твои надежды. Я боялся потерять не только тебя, но и мир грёз, где ты заняла место королевы, женщины и матери. Ты его центр, и без тебя в нём нет никакого смысла. Он пуст без твоих голоса, взгляда, движений. И вместе с ним, пуст я… Казалось бы, всё прекрасно — мы любим друг друга, но вот незадача: общество против. Пожалуй, это даже забавно. Столь банальный поворот и в нашей неповторимой истории! Но жизнь такова, что одни и те же сюжеты живут тысячи лет, не претерпевая значительных изменений. Мы стали жертвами одного из них. Что ж, примем это и не будем обижаться на судьбу. В конце концов, мы живы, а любовь… Чувства имеют свойство сливаться с серостью жизни, с её повседневными заботами, уходить в небытие. Надеюсь, так случится и с нами. Нет, не плачь. Я не закончил…

Ты можешь возразить, что закон не запрещает наш брак. Это так, но помимо дозволенного официально есть препоны скрытые, те, что существуют не на бумаге, а в головах людей. Изменить это не способен даже всесильный эовин, а потому, я принял решение оставить тебя. Нет, не бросить, а оставить, ведь от нашего союза больше вреда тебе, чем мне. К тому же, совсем недавно у меня появилось одно убеждение, с которым, думаю, ты согласишься. Все мы приходим на этот свет не только за тяжким учением, но и за счастьем, за его постижением. Ведь нельзя отрицать, что сладость любви можно ощутить только в рамках жизни, в её ограничениях, а осознание близости смерти усиливает чувства, позволяет нам понять их наиболее полно. Но я не о том… Любовь — это союз, в котором каждый должен жертвовать собой, отдавать что-то, в расчёте сделать счастливым своего партнёра. Многие заблуждаются, считая, что любовь — это средство для достижения покоя, гармонии, благополучия. Нет, любовь возможна только если ты уже готов чем-то делиться. Если ты обрёл достаточно счастья, чтобы передать его. Но у меня его, к сожалению, нет. Я не могу помочь тебе, не могу защитить, не могу подарить покой. Так скажи мне, нужен ли я тебе?

Евгений замолчал. Он склонил голову, будто готовясь принять кару, но Елена не отвечала. Она стояла на прежнем месте и мысленно кричала, желая, чтобы всё случившееся оказалось пустым сном, бредовым порождением грёз. О, если бы она могла что-то изменить…

— Прошу, ответь, — вновь сказал Раапхорст, и Елена отмерла. Она задумчиво посмотрела вдаль, затем на Евгения, которого по-прежнему едва различала во тьме, и тихо произнесла:

— Ты прав, Раапхорст. Ты, конечно, прав… Есть препятствия, есть мы, есть твои убеждения. Как я могу спорить с тобой… С эовином, с учёным, с наследником некогда великого рода Раапхорст? Правильно, никак. А потому не буду возражать. Просто скажу, что ты разочаровал меня. Да, именно так. Я верила в тебя, а ты оказался пустышкой, фикцией сильного человека. Я не хочу больше говорить и слушать, я достаточно услышала за эти полчаса. Хватит! Пошёл вон, или я позову старика! Он с радостью оторвёт тебе голову! Уходи.