По дороге к манговому дереву
- Автор: Дарья Попович
- Жанр: Современная проза
- Дата выхода: 2022
Читать книгу "По дороге к манговому дереву"
Встреча — в 11.00. Я приехала в 8.50. Побродить по университетским коридорам? Или обойти кругом все общежития, выйти на мост, дойти до соснового леса? Там, в лесу — загадочное природное нагромождение камней. Древние люди приносили там жертвы, а революционеры устраивали тайные собрания. Я пошла в сторону моста.
Каменные нагромождения и правда внушают какое-то странное чувство. Но они не давят на меня, а почему-то дают ощущение свежести и свободы. Время 10.30. 30 минут хватит, чтобы дойти до общежития, где ждёт Джаспер.
Мы поднялись в ту же комнату, где три года назад он дал мне попробовать шарики из манной муки. Было также холодно. В тот раз он вышел ко мне в фартуке со сковородкой в руках. Тогда он приготовил мне курицу по рецепту своей страны. И эта еда показалась мне удивительно вкусной.
Джаспер вышел ко мне в сером костюме с синим галстуком и в шляпе. Ох уж эта его привычка ходить в шляпе в помещении! На галстуке поблёскивал полупрозрачный голубой камень размером с капельку воды.
Странно сидеть на этом диване и задавать ему вопросы, как незнакомому. Он улыбался — как всем и всегда. Мы говорили по-французски. Я перепутала форму глагола в прошедшем времени. Но Джаспер меня не поправил.
— Джаспер, на каком языке ты мыслишь? — вот сейчас надо внимательно следить за выражением его лица. Он задумался.
– Ça dépend des gens dont je communique77, — он пустился объяснять, в каких ситуациях и когда он мыслит на русском — ведь этого хочет редактор? Потом стал рассказывать, как спрягать глагол "говорить" на суахили. Не помню, к чему. Я уже собиралась спросить, на каком языке он молится. Нет сначала надо — как учить иностранный язык. Статья ведь об этом.
По его словам, чтобы выучить иностранный язык, надо влюбиться в него, как в девушку! Стоп… девушка. Влюбиться и не сказать, что у тебя есть невеста?
Помню, спросила его однажды: ты говоришь, что любишь меня. А вдруг там, на другом континенте есть девушка, которая тебя ждёт? Он стал уверять: никакой девушки у него нет! Как он мог строить отношения, если не знает, где будет жить?!
Неужели он влюблялся и влюблял в себя, чтобы бегло говорить на разных языках? Если тебе надо ответить на любовное сообщение или обидеться или сказать что-то важное на чужом языке, иностранные слова быстрее впечатываются в память. Как потом их забудешь? Так у него был чисто лингвистический интерес?!
Когда интервью закончилось, и я уже потянулась за шапкой, Джаспер вдруг вспомнил: он приготовил мне чай. Вот, в термосе, чтобы я согрелась после вечерних занятий. Термос можно отдать потом. И печенье — для меня. И вот ещё булочка из хлебного киоска — он никогда не ел ничего вкуснее.
— Все просят меня помочь, а благодарить не хотят, — сказал он, надевая ботинки: он пошёл провожать меня. — Всем вечно что-то надо. А поговорить просто так, по-человечески — не с кем! — он помог мне надеть пуховик.
— Но я всегда хотела с тобой общаться! И даже сейчас. Ты женат, мы не пара. Но я могу тебя выслушать. Всегда. Почему ты не сказал, что женишься? Я бы поняла.
— Иногда мы не выбираем обстоятельства, — он улыбнулся.
Когда мы попрощались, я вспомнила: я не спросила его, на каком языке он молится!
Вырваться в городок
— Можно мне ещё поговорить с твоим хахалем? Уж больно он мне понравился, — бабушка, которая унесла мои книги, отвечала по телефону довольно бодро.
— Здравствуйте! — старательно выговаривает Доминик.
Мы передаём друг другу трубку второй или третий раз. Пожилая женщина рассказала про внучку и внука, про кошку, про то, как относится к политической ситуации в стране и в мире. Ни слова о том, где книги.
Когда экран телефона предательски потемнел, показывая низкий процент зарядки, она вспомнила: да, был какой-то конверт. Она хотела выбросить, но потом положила его между книгами. Эти книги она отдала или своему знакомому — есть один мужчина. Или внуку. Он студент, учится в культурной столице. Может, и книги увёз с собой.
Записав два телефона, которые она дала, мы пообещали звонить ей.
— Quand j’étais au prison78, — начал Доминик, — je suis devenue médecin79, — он налил мне чай в большую кружку. К заключённым приходил один дежурный врач и одна медсестра, которая ещё училась в медицинском. Но они не справлялись с таким количеством больных. Руководство тюрьмы предложило: кто хочет, может учиться на фельдшерских курсах. Занятия проходили там же, в тюремных корпусах.
— Я научился ставить пломбы, диагностировать болезни внутренних органов. Ко мне приходили такие же бабушки: в тюрьме были люди всех возрастов. Бабушки уже ничего не стеснялись, — Доминик достал из шкафчика мешочек с конфетами и стал наливать кипяток в кружку.
— Однажды я увидел, как надсмотрщик прячет коробку с лекарствами. Приехала машина и увезла эту коробку. Среди заключённых были те, кто мог свободно ходить по территории и даже выходить на улицу. Это пастухи, водители и врачи. Мне тоже позволяли ходить по всему зданию и выходить во двор. Я стал следить за тем надсмотрщиком. Оказалось, что он продавал лекарства, которые государство выделяло заключённым. Люди погибали, а он получал деньги, — Доминик сделал большой глоток из кружки.
— Этот тюремщик ни о чём не подозревал. Он поручил мне следить за количеством лекарств. Как-то раз он спросил меня: остались ли ещё некоторые препараты. Я сказал, что у нас их нет. А они были. Даже стояли прямо перед ним. Я перевернул коробочки. Мне повезло, что он не умел читать! Он не узнал их в таком виде. Если бы узнал, я бы здесь не сидел, — Доминик засмеялся, откинув голову.
За окном — фонари, словно капельки воды на листочке: появляются один за другим на ещё прозрачном небе. Небо становится всё более насыщенным. На площади уже должен стоять ледовый городок. И как красиво, наверное, смотрятся блики на ледовых фигурах! И, наверное, там, как всегда, пахнет глинтвейном.
Доминик туда не ходит: в этом нет необходимости. После учёбы он идёт в церковь. После церкви — покупает продукты. Я уже собиралась попрощаться с Домиником, но он резко схватил меня за руку: как я могу пойти куда-то без него?!
— Je veux me promener seule80! — вырвалось у меня. Как объяснить: я ни на что не обиделась. Просто давно не была наедине со своими мыслями. Дома я с мамой. Вне дома — всё время с ним или с ученицей, или на лекции. Или на интервью.
Доминик не отпускает мою руку: зачем быть одной со своими мыслями? О чём я буду думать? Теряюсь с объяснениями. Он ещё крепче держит мою руку. Так когда-то делала бабушка.
Так и слышу:
— У тебя не может быть секретов от бабушки!
— Но я хочу побыть одна!
Спор длится до невозможности долго. Наконец, она выбрасывала последний козырь:
— Наступит день, когда бабушка умрёт! — Она начинала рыдать, очевидно, от жалости к себе, — И ты захочешь поговорить с бабушкой, — пауза, — а бабушки не будет!
— Не захочу. Я тебя не люблю! — кричала я, уже вырвавшись, уже закрыв дверь в её комнату, где собиралась побыть одна, пока она готовит. Но закрытая дверь не помогает: её голос заполняет собой всю квартиру. Да что там квартиру: всё моё естество! Хочется плакать. Но плакать нельзя: это будет значить, что она победит. А она не должна победить!
Вернувшись с работы поздно вечером, в который раз мама объясняет: у бабушки ревность. Да, бабушка хочет, чтобы мы были всё время с ней. Да, она хочет, чтобы я уделяла внимание … только ей.
Доминик нагнетает: с какой целью я пойду по улице — знакомиться с другими мужчинами? Всё из-за его роста?! Но другой мужчина не будет относиться ко мне, как он — никогда! Если я уйду одна, то мы больше не увидимся, — он резко отпускает меня. Да, я могу уйти прямо сейчас. Но только с одним условием: это последний раз, когда мы разговариваем!
Я одеваюсь. Он останавливает меня: если я ещё хочу его увидеть, то должна прийти к концу богослужения. Он будет меня ждать. Но если меня там не будет — тогда это наш последний разговор.
Ледовый городок действительно уже построили. Ничего не понимаю: уединённая прогулка — моё главное удовольствие. Но теперь… С одной стороны — мне нельзя делать то, что я хочу. Кто он такой, чтобы запрещать мне?! Но… Он так обиделся. Может, я и правда сделала плохо? Никакие мысли не приходят, кроме одной — Доминик. Надо успеть в храм.
Из-за забора выглядывает башенка, такая маленькая, словно игрушечная. Люди выходят. Служба закончилась минут 15 назад: свет горит только в одном окошке — там помещение для хора. Может, он ещё ждёт?
Доминик стоял у статуи Христа, сложив ладони.
— Je ne dois pas te forcer d'être catholique comme moi! Pardonne-moi81, — он берёт меня за руку, но теперь очень бережно. Мы выходим из храма. Он уверяет: просто сегодня такая служба. Он не посягает на мою свободу, нет!
И вообще, знала бы я, что он нашёл! Пока я ходила неизвестно, где, он дозвонился людям, которым бабушка дала книги. Бабушкины словари должны быть у старичка, который, кстати, тоже католик!
Детство с дьяволом и с индейцами
— A quoi rêvais-tu quand tu étais petit82? — мы сидим в комнате Доминика. Она похожа на тёмную нору из-за закрытых штор и нагромождения какой-то одежды. На полочках у соседней кровати — целая галерея кроссовок. На полу — те кроссовки, что не поместились на полочках. Сосед Доминика — волонтёр. Он не пропускает ни одно спортивное мероприятие. Видимо, поэтому у парня столько кроссовок. К слову, мы ни разу не видели его за книгами или с тетрадью. Я не встречала его в библиотеке. Сидя здесь, он обычно смотрит видео на полной громкости, смеётся, громко ест или разговаривает по телефону. Очевидно, сейчас он — где-то на соревновании.
Переспрашиваю Доминика про его детскую мечту. Он опускает голову, трогает дреды и вспоминает. Ему было десять лет, когда он впервые встретил белых людей. Они ходили в чёрной одежде. Поначалу они общались между собой на плавном языке, как будто пели. Когда он подошёл к ним, узнал: это — итальянские миссионеры. На языке киньяруанда «umusungu» — «белый человек», «arasumgu» — «белые люди».
Миссионеры быстро учились и уже скоро начали говорить на местном языке — киньяруанда. Причём так, словно родились и выросли в Африке. Доминику не хотелось стать священником, как они, нет. В детстве он мечтал хоть раз попробовать, что едят эти «аразунгу».
Я надела шапку и встала. Через четверть часа мы уже стояли в магазине. Доминик удивлялся: ему бы в голову и не пришло купить эти продукты! Сколько раз он готовил мне блюда, стараясь, хотя бы приблизительно придерживаться рецептов своей страны. Мы вернулись в комнату — есть пищу «белых людей».
Он молился с некоторым волнением: он живёт в России уже пятый год. Но никогда ещё не видел это. Что это? Это точно можно есть в таком виде или надо сварить?
Я разложила в тарелки творог, положила сверху сметану и полила всё золотистой струйкой мёда. Доминик повернул тарелку, чтобы разглядеть блюдо со всех сторон. Может, итальянцы и не ели творог со сметаной, но Доминик никогда этого не пробовал. Пусть это и будет настоящей пищей «аразунгу». Прохлада творога. Блик лампы на струйке мёда. Доминик долго держал во рту ложку, чтобы распробовать новый вкус.