Ее город

(3)

Чжань Гобинь тотчас перестал быть прежним Чжань Гобинем. До вчерашнего дня он мог только самоотверженно носить ведро с клеем за своим кумиром. Когда же ликующие люди унесли его с крыши высотки, он встал бок о бок с Лу Хочжуном и наравне с ним получал похвалу от командира цзаофаней. Командир лично надел красную повязку на левую руку Чжань Гобиня. В ходе торжественной церемонии Чжань Гобинь убедился: его повязка отличается от тех, которые Лу Ляоюань и ему подобные перешили из собственных трусов. Ему достался угол настоящего национального и партийного флага, запятнанный алой кровью бесчисленных революционных мучеников. Чжань Гобинь, сам того не осознавая, высоко вскинул голову, и детское выражение лица отступило в прошлое, став тенью.

В последующие дни Чжань Гобинь встречался с командирами всех уровней и важными фигурами среди цзаофаней. Все пожимали ему руку. Многие вдобавок трепали его по волосам или похлопывали по плечу со словами: «Молодец!» А ведь некоторые из них пожимали руку великому лидеру председателю Мао, любимому премьер-министру Чжоу Эньлаю[40] и прочим руководителям страны. Чжань Гобинь не осмеливался дальше развивать эту мысль, но ощущал удушающее счастье. О его подвиге доложили на заседании пленума КПК. Множество репортеров, в том числе из других провинций и городов, приехали взять у него интервью. Вся эта шумиха заставила Чжань Гобиня почувствовать свою уникальность.

Когда ты местная знаменитость, в этом есть целый ряд преимуществ. Все жаждут с тобой познакомиться, тебя принимают в торжественной обстановке руководители цзаофаней, но помимо этого нашелся и еще один неожиданный плюс: Чжань Гобиня оставили в городе.

У выпускников школ последних трех лет аннулировали городскую прописку; их отправили на перевоспитание к деревенским крестьянам, и теперь они официально обрели статус «образованной молодежи»[41]. Лу Хочжуна и Чжань Гобиня выделили за «особый вклад в дело „Культурной революции“», а в качестве награды им сохранили городскую прописку и позволили остаться — чтобы они и дальше вершили дело «Культурной революции». Дождавшись распределения на работу, они приступят к своим трудовым обязанностям и даже будут получать зарплату! Услышав новость, Чжань Гобинь не смел поверить своему счастью. Он помчался к Лу Хочжуну, высвистал его на улицу и в отдаленном уголке парка Биньцзян спросил в лоб:

— Это правда?

Лу Хочжун ответил:

— Конечно!

— Братишка, ты только меня не обманывай! Ты-то — понятное дело, но обо мне точно речь шла? — затараторил Чжань Гобинь. — Мне правда разрешено остаться? Разве можно так быстро получить распределение, устроиться на работу и приносить домой зарплату, как отец и все взрослые?

Лу Хочжун торжественно кивнул и принялся медленно наставлять растерянного Чжань Гобиня:

— Городам нужны молодые люди. Национальная политика всегда будет позволять некоторым остаться в городе, и здесь поможет удача или возможность. Мы оба воспользовались возможностью. Установив красный флаг на высотке, ты получил возможность, понятно?

— Понятно, — сказал Чжань Гобинь.

Он схватил Лу Хочжуна за руку — настолько взволнованный, что был готов расплакаться. Лу Хочжун порывисто похлопал его по дрожащей ладони и опустил ее. Жестом он велел Чжань Гобиню успокоиться и многозначительно взглянул на него, что стоило толковать так: если человек получает преимущества, которые другим не доступны, нужно держать все в секрете, быть осторожным и не трепаться.

Как и велел Лу Хочжун, Чжань Гобинь торжественно встал среди деревьев, глядя на небо и облака, слушая, как волны реки бьются о берег, молча представляя светлое будущее и наслаждаясь привилегиями, которыми их удостоили. Это чувство слегка портили отчаяние и печаль тысяч молодых людей, уезжавших в деревни. Они восхищались остающимися, завидовали им. Лу Ляоюань тихо причитал со слезами на глазах: «О, Ухань, прекрасный город на берегу реки, я не готов покинуть тебя!»

Через несколько месяцев наступил день отъезда. Лу Ляоюань и другие ребята из их школы собрали рюкзаки. По инициативе и под руководством Лу Хочжуна они все вместе сделали в Народной фотостудии групповое фото. На нем были запечатлены и четыре девушки: Лю Яньни, Яо Ли, Се Сяфан и Ду Минфан. Правда, Лю Яньни не была ничьей одноклассницей и не собиралась ехать в деревню, так как давно получила работу в Ухане.

Лю Яньни — девушка незаурядная. Еще с младшей школы она славилась своим чистейшим путунхуа. Обычно уханьцам путунхуа не дается, и как простая уханьская девочка сумела так его освоить — загадка. В итоге после окончания средней школы ее взяли актрисой озвучки в труппу китайского театра теней. Еще сильнее всеобщее внимание привлекла история со сменой имени. Звали девушку, вообще-то, Лю Ханьтао. Когда началась «Культурная революция», она повязала на рукав самодельную красную повязку, вышла на улицу, прижимая к груди цитатник Великого кормчего, и объявила, что отныне ее зовут не Лю Ханьтао, а Лю Яньни[42]. Очень многие люди тогда, взяв за основу революционный призыв «разрушить старое и построить новое», меняли свои имена — это, можно сказать, даже вошло в моду. Однако фантазия их, обычно довольно скудная, подсказывала им брать в качестве имен иероглифы, означавшие «революция», «новый горизонт», «восток», «красный» и так далее. Лишь имя «Яньни» преодолело национальные границы, время и пространство, поскольку принадлежало супруге Маркса. И хотя имя это было очень женственное, мягкое и вдобавок иностранное, никто не осмеливался обвинить его обладательницу в буржуазных настроениях. Из-за изобретательности и политической осведомленности Лю Яньни, а также из-за пролетарского состава семьи — трех поколений городской бедноты — девушку выбрали штатным диктором на городском радио для пропаганды идей «Культурной революции». Молодая, с красивой фигурой и белоснежным овальным личиком, с глазами, которые в тени бархатной челки казались живыми и игривыми, она часто посещала торжественные мероприятия, и о ней грезили все мужчины города! Поскольку на самом деле Чжань Гобинь повсюду хвостом следовал за Лу Хочжуном, он не исключал, что в какой-то момент ему подвернется шанс подойти к Лю Яньни. Потому что всякий раз она появлялась в поле его зрения, когда там возникал и Лу Хочжун.

Раньше Лю Яньни вообще не смотрела на Чжань Гобиня и обычно обращалась к нему просто «малец». Но в тот день, когда они делали групповое фото, Лю Яньни не назвала его мальцом. При встрече девушка не смогла скрыть своего удивления. Все внезапно обнаружили, что Чжань Гобинь изменился. Он вдруг превратился в красивого парня — всего через несколько месяцев после того, как прославился. Чжань Гобинь неожиданно вытянулся и перегнал по росту остальных семерых мальчиков. Он носил популярную в те времена военную униформу, армейский ремень и фуражку. Черты его стали зрелыми и правильными, кадык заметно выпирал над верхней пуговицей кителя, а говорил он спокойным и уверенным голосом. Фотографируясь, они болтали, смеялись, в шутку дрались и толкались. Лю Яньни несколько раз меняла позы и, наконец, встала рядом с Чжань Гобинем и шепнула на ухо:

— Не двигайся, просто стой рядом со мной.

Сердце Чжань Гобиня сбилось с ритма, кровь бросилась в голову, и он не мог крепко стоять на ногах. Да и разве можно спокойно выдержать ее присутствие? Кроме того, он боялся, что Лу Хочжун заметит неладное. Чжань Гобинь потянул за рукав Яо Ли и тихонько попросил:

— Встань рядом со мной, пожалуйста.

Яо Ли была вне себя от радости. Она подняла глаза, личико ее покраснело, и она поспешно потупилась. Расстояние между Яо Ли и Чжань Гобинем стало настолько близким — буквально щека к щеке, — что девушка, казалось, готова вот-вот упасть в объятия Чжань Гобиня. Стоя бок о бок, они оба изо всех сил изображали невинность, пока фотограф двигал их туда-сюда. В итоге на фотографии Чжань Гобинь и Яо Ли находились ближе всех к друг другу, а с другой стороны между ним и Лю Яньни зияла дыра. На снимке Лю Яньни явно позировала, и ее улыбка напоминала распустившийся пион. А Яо Ли казалась нежной, хрупкой и невинной. Яо Ли училась в той же школе, что и Чжань Гобинь, состояла в агитбригаде, которая занималась пропагандой идей Мао Цзэдуна, и играла роли Си-эр, У Цинхуа, Ли Темэй, Сяо Чанбао[43]. На первый взгляд она не была привлекательной. Голова меньше, чем у обычных людей. Личико худенькое, правда, с четкими чертами. Однако, несмотря на субтильность, в гриме на сцене она выглядела очень красиво, да и на фото без макияжа получилась хорошо. Впоследствии Чжань Гобинь бесчисленное количество раз смотрел на эту фотографию, и сердце его трепетало. Жаль, что Яо Ли больше не горожанка и уехала в сельскую глубинку.

На снимке присутствовали еще две девушки — Се Сяфан и Ду Минфан. Обе бывшие спортсменки, румяные болтушки и хохотушки, даже красивые — если рядом нет других девушек. Закончив с групповым фото, Се Сяфан и Ду Минфан захотели сняться отдельно. Они попросили Чжань Гобиня одолжить им свой китель, чтобы сфотографироваться. И каждая, надевая китель, хранивший тепло его тела, тайком стреляла глазами и улыбалась Чжань Гобиню.

Никогда Чжань Гобинь не чувствовал себя счастливее, чем в тот день, когда делали групповую фотографию. Он был окрылен вниманием четырех необыкновенных красивых девушек. С того дня юноша еще больше гордился собой и собственной жизнью. Это отражают и фотографии того времени. Получив тогда снимок, они сразу принялись разглядывать его. Стоило Лю Яньни увидеть фотографию, она заявила:

— Чжань Гобинь получился лучше всех.

Что правда, то правда. Чжань Гобинь получился лучше всех. Среди восьмерых парней он единственный мог похвастаться красивыми бровями и героическим обликом. Даже их лидер Лу Хочжун с его большой головой и квадратным лицом, обычно серьезный и величественный, на фотографиях выглядел простоватым. Глаза Чжань Гобиня были широко распахнуты, уголки рта и брови слегка приподняты. Такое выражение лица свойственно людям, находящимся на вершине успеха.

В этой фотографии — вся суть жизни Чжань Гобиня на тот момент. За семнадцать лет с ним не случилось ничего, что могло бы объяснить его лучше.