Гробница для Бориса Давидовича

Трактат об азартных играх

В нарастающем потоке свидетельств об аде ледяного архипелага совсем немного документов, в которых описывался бы механизм азартных игр: я здесь имею в виду не азарт жизни и смерти: вся литература о потерянном континенте, по сути дела, ни что иное, как расширенная метафора этой Большой Лотереи, в которой выигрыши редки, а проигрыши — правило. Однако для исследователей современных идей было бы любопытно изучить взаимосвязь этих механизмов: пока Большая Лотерея кружилась в своем неумолимом вращении, как воплощение принципа мистического и злого божества, до тех пор жертвы этого адского коловращения, носимые духом какого-то, одновременно платоновского и дьявольского imitatio, лишь имитировали великий принцип азарта: банды уголовников с лестной и привилегированной дефиницией «социально близких» играли бескрайними полярными ночами на все, что только можно себе вообразить: на деньги, на шапку-ушанку, на сапоги, на миску супа, на пайку хлеба, на кусок сахара, на мерзлую картошку, на кусок татуированной кожи (своей или чужой), на изнасилование, на нож-тесак, на табак, на жизнь.

Однако история тюремных карт и азартных игр новой Атлантиды не написана. Поэтому, я думаю, будет не лишним, если я коротко изложу (опираясь на Таращенко) некоторые из принципов этих чудовищных игр, принципов, которые определенным образом вплетаются в этот рассказ. Таращенко описывает многочисленные азартные игры, которые он наблюдал у уголовников в течение своего десятилетнего пребывания в различных частях затонувшего мира (а больше всего на Колыме) и из которых, может быть, наименее причудлива, когда играют при помощи вшей; игра, во многом подобная той, в которую в более теплых краях играют с мухами: перед каждым игроком кладут кусок сахара и в благоговейной тишине ждут, когда муха сядет на один из кусков и таким образом определит выигравшего или проигравшего, это как договорятся. У вшей такая же роль, только в этом случае приманкой служит сам игрок, без каких-либо искусственных вспомогательных средств, кроме смрада собственного тела и «личной удачи». Разумеется, насколько вообще может идти речь об удаче. Потому что часто у того, до кого доползла вошь, была крайне неприятная задача — перерезать горло тому, кого выигравший назначал жертвой. Не менее интересен и перечень тюремных игр и их иконография. Хотя в сороковые годы уже нередко в руках уголовников бывают и настоящие карты (отобранные или купленные у вольных), тем не менее, говорит Таращенко, самой любимой и распространенной игрой была игра самодельными (и, разумеется, краплеными) картами, сделанными из склеенных слоев газетной бумаги. Играли во все карточные игры, начиная с самых простых, преферанс, покер и «в дурака», и вплоть до какой-то формы таинственного таро.