Гробница для Бориса Давидовича

«Свиная нога»

Коршунидзе, полинявший орел, бывший прославленный «медвежатник», бывший пахан, восемь лет таскался с поджатым хвостом, как поганая сука, пряча своего орла, клевавшего его печень, меняя лагеря и лагерные больницы, где из его желудка доставали ключи, мотки проволоки, ложки, ржавые гвозди. Восемь лет его сопровождала тень Сегидуллина, как злой рок, передавая ему на пересылках сообщения, в которых тот называл его настоящим именем: сука. А потом однажды, уже на свободе (если можно назвать свободным человека, живущего под страшным грузом унижения) он получил письмо от кого-то, кто знал его тайну. Письмо было отправлено из Москвы и шло до Маклаково десять дней. В конверте, на котором стоял штамп с датой 23 ноября 1956 года, оказалась вырезка из газеты (без даты) с каким-то странным текстом, из которого, однако, Коршунидзе смог понять то, что ему было нужно: что доктор Таубе, старый член партии, когда-то член Коминтерна, известный под именем Кирилл Байц, реабилитирован и после освобождения из лагеря работает главврачом больницы в Тюмени. (Предположение Таращенко, что газетную вырезку послал тоже Сегидуллин, мне представляется вполне реалистичным; «медвежатник» станет убийцей или останется сукой; достаточная сатисфакция для того, кто долгие годы наслаждался местью). Коршунидзе уехал в тот же день. Как он добрался из Архангельска до Тюмени без необходимых документов и всего за три дня, здесь не имеет особого значения. С тюменского вокзала до больницы он дошел пешком. На следствии привратник припомнил, что в тот вечер, когда случилось убийство, какой-то человек расспрашивал про доктора Таубе. Привратник не мог припомнить его лица, потому что кепка у незнакомца была надвинута на глаза. Таубе, приехавший в Тюмень несколько дней назад из Норильска, где он два года жил на вольном поселении, устроился на территории больницы и той ночью дежурил. Когда Коршунидзе вошел, Таубе наклонился над столом в кабинете дежурного врача и открывал консервную банку с тунцом. В комнате тихо играло радио, и Таубе не слышал, как отворилась дверь с мягкой обивкой. Коршунидзе вынул из рукава «свиную ногу», инструмент взломщика, и нанес ему три страшных удара по черепу, не видя лица. Потом не спеша, и даже с облегчением прошел мимо привратника, бывшего казака, который, напившись водки, спал, выпрямившись и едва покачиваясь, как в седле.