Эротические истории пенджабских вдов

* * *

После того как женщины разошлись, Шина задержалась у стола Никки.

— У меня есть новости о Манджит.

Никки уже заметила, что Манджит отсутствует второй урок подряд.

— С ней все в порядке?

— Она уехала из Саутолла.

— Что? Почему?

— На прошлой неделе у ее мужа случился второй инсульт. Его подружка-медсестра решила, что не создана для ухода за немощным мужчиной. И ушла. Когда Манджит узнала, что бедняга лежит больной и одинокий, она собрала все свои пожитки и уехала на север ухаживать за ним.

— Навсегда?

Шина пожала плечами.

— Это всё, что я знаю от одной из ее дочерей, которая на днях приходила в банк, чтобы перевести родителям немного денег. По ее словам, Манджит говорит, что всё вернулось на круги своя, будто муж никогда и не бросал ее, — Шина покачала головой. — После всего, через что он заставил ее пройти! Вдобавок ко всему теперь Манджит живет в том самом доме в Блэкберне, который он купил для своей подружки. Даже не знаю, кто она после этого: то ли верная жена, то ли совершенная тряпка.

По мнению Никки, это было одно и то же. Она оглядела пустой класс.

— Жаль, что у меня не было возможности отговорить ее или хотя бы попрощаться. Однако хорошо, что к нам присоединились Танвир и Биби. Со стороны могло бы показаться, что с уходом Тарампал и Манджит у нас осталось слишком мало учениц, чтобы продолжать занятия.

— Да, — согласилась Шина. — Я должна сказать тебе еще кое-что, — она замялась. — Обещай, что не будешь сердиться.

— Уверена, ты не сделала ничего такого, что нельзя исправить.

— Ты не рассердишься? — настаивала Шина.

— Не рассержусь.

Шина вздохнула поглубже и одним махом выпалила признание:

— Я размножила рассказы, чтобы показать их еще нескольким подругам.

— Ой!

— Ты сердишься?

Никки помотала головой.

— По-моему, следовало ожидать, что рассказы будут передаваться из уст в уста, так что несколько прочитавших их подруг — это не так уж страшно.

— Дело в том, что мои подруги прямо-таки без ума от наших историй, особенно от той, про портного. Они тоже сделали несколько ксерокопий для своих подруг. И эти их подруги, возможно, захотят прийти на занятия.

— И сколько же подруг к нам напрашиваются?

— Не знаю.

— Три?

— Больше.

— Пять? Десять? Мы ведь должны быть уверены, что не вызовем никаких подозрений.

— Больше. В кружок хотят записаться не только из Саутолла.

— Как же так вышло?

— Всему виной электронная почта. Кто-то отсканировал один рассказ, и он в мгновение ока попал во все рассылки. Одна женщина, подошедшая ко мне сегодня в храме, живет в Эссексе.

Никки изумленно воззрилась на Шину.

— Ты обещала не сердиться, — напомнила та.

— Я и не сержусь, — сказала Никки. — Я в шоке. И… — она оглядела класс, пустые места и вспомнила, с каким нетерпением расставляла парты в тот первый день. — И очень взволнована. Я подумывала о сборнике рассказов, но мне и в голову не приходило, что можно просто сделать копии и распространить их.

— Должна признаться, я не собиралась распространять наши истории. И сделала одну всего копию для подруги, приезжавшей погостить из Суррея, поскольку она ворчала, что ей нечего читать. Она тут же перезвонила и сказала: «Присылай еще!» Я отксерила на работе еще несколько рассказов, но совершила непростительную ошибку — оставила оригиналы на ксероксе. Угадай, кто их мне вернул?

— Рахул?

Шина покраснела.

— Он сделал вид, что не заглядывал в рассказ, но кое-какие слова, бесспорно, привлекли его внимание. На следующий день за обедом Рахул сказал мне: «Похоже, у тебя очень красочное воображение».

— Ой-ой, — проговорила Никки. — И что же ты ответила?

— Я только загадочно улыбнулась и сказала: «Грань между воображением и реальностью очень размыта».

— Ловко ввернула!

— Рахул никому не расскажет, — заверила Шина.

— Я не его опасаюсь. Меня беспокоит, что мы не сможем сохранить рассказы в тайне от «Братьев».

— Меня тоже. Но если мы будем скрываться, то сила будет на их стороне, правда?

Вопрос прозвучал неуверенно, но в голосе Шины послышалась новая, весьма ощутимая твердость.

— Правда, — подтвердила Никки. Она открыла крышку магнитофона и с чрезмерным энтузиазмом выдернула кассету, оставившую за собой шлейф коричневой ленты, застрявшей внутри.

— Вот, замотай обратно, — сказала Шина, протягивая Никки ручку.

Никки внимательно посмотрела на пленку.

— Я ее порвала. Черт! Пропали сегодняшние рассказы.

— Не беда. Я помню их почти наизусть. Запишу все, что сумею, и в следующий раз прочитаю вслух, — предложила Шина.

— Спасибо, Шина! — Никки собрала размотанную пленку и аккуратно обмотала ею пластиковый корпус кассеты. — А еще это была моя последняя кассета.

— Запасных нет?

— Наверное, я оставила их в коробке, предназначенной для Тарампал, — объяснила Никки и наткнулась на вопросительный взгляд Шины. — На прошлой неделе я привезла Тарампал несколько кассет с аудиокнигами, потому что мне было стыдно, что я теперь не учу ее английскому. В качестве извинения.

— Как отреагировала Тарампал? — осведомилась Шина.

— Она по-прежнему хочет учить английский, но отказывается возвращаться в кружок. Я пыталась ее уговорить, но…

— Не пускай ее обратно, — воскликнула Шина. — Без нее будет лучше.

— Ты так сильно ее не любишь? Я знаю, она более консервативных взглядов, но мне казалось, что вы все дружите.

— С Тарампал никто не дружит.

— Не поняла.

Никки практически слышала тиканье пролетающих секунд, пока Шина молча изучала ее, принимая решение. Когда она наконец заговорила, голос ее звучал твердо.

— Все, что я тебе расскажу, останется в этом классе, хорошо?

— Клянусь.

— Сначала позволь спросить тебя кое о чем. Ты заходила к Тарампал в дом?

— Да.

— Ну и как? Первое впечатление?

— Очень красиво, — сказала Никки. — Все новенькое, современное.

— Ты спрашивала, откуда у нее деньги на ремонт?

— Нет, я решила, это будет невежливо. Хотя меня разбирало любопытно. Она дала мне визитку своего подрядчика, и когда я порекомендовала его своему боссу, он сказал, что эта фирма запредельно дорогая.

— Надо думать. Ты бы тоже пригласила первоклассных ремонтников, если бы счета оплачивал кое-кто другой, — хмыкнула Шина.

— Кто?

— Община, — сказала Шина, махнув рукой в сторону окна. За стеклами виднелся исполинский купол храма. На автостоянке было полно людей, в наступившей паузе их болтовня стала слышнее. — Все, у кого есть деньги, платят этой негодяйке, чтобы она держала язык за зубами.

— Она их шантажирует?

— Сама Тарампал так не считает. Она им якобы «помогает». Тем же самым занимался и ее муженек.

— Тарампал когда-нибудь вымогала у тебя деньги? — спросила Никки. — Она ведь не станет шантажировать нас из-за кружка?

Шина помотала головой.

— Навряд ли. Ее единственная цель — богачи.

Никки вспомнила, как когда-то Арвиндер показывала ладони и говорила, что Тарампал ими не заинтересуется. Теперь она поняла, что имела в виду пожилая женщина. Ее руки пусты; у вдовы нечего взять.

— Она понимает, что здесь ей поживиться нечем, — задумчиво произнесла Никки. — Откуда ты все это знаешь, Шина?

— На прошлый день рождения я решила побаловать себя маникюром в «Чандани». И девушка-мастер рассказала мне об этом. Она сообщила, что главные жертвы Тарампал — постоянные клиентки салона, те богачки, которых мы с тобой недавно видели в лангаре. После мужа Тарампал остался список членов общины, которые советовались с ним насчет своих прегрешений. Он вел записи, где указывал, что рассказывали ему люди и какие молитвы он им прописывал. Тарампал пользуется этими записями в своих целях. Сохранение достойной репутации в землячестве дорого обходится семьям, особенно тем, кто может себе это позволить. Например, родители Сандипа Сингха — того парня, который заезжал за ней в белой машине, после того как она выскочила тогда из класса. Он гей. Его мать обращалась к мужу Тарампал, чтобы как-то исправить парня. Сандип частенько подвозит Тарампал, чтобы расплатиться с долгом.

— И сколько же ей должны платить? — спросила Никки.

— Сколько она потребует. Конечно, Тарампал не вымогает в открытую. Она говорит своим жертвам, что продолжает дело мужа и якобы запрашивает в Индии особые молитвы, чтобы вновь наставить людей на путь истинный. Утверждает, что деньги идут на оплату междугородних звонков и командировочных расходов ее молитвенных агентов. Все это делается с сочувственным выражением лица и улыбочками, но людям-то ясно, что она руководит процветающим предприятием, наживаясь на стыде и тайнах.

— Ого, — выдохнула Никки. Ей вспомнилось, какое жесткое выражение лица было у Тарампал, когда она рассуждала о чести и позоре. Неудивительно, что эта женщина воспринимает подобные отвлеченные понятия так серьезно, ведь они — ее источник средств к существованию. — Трудно представить себе Тарампал в роли руководителя предприятия, — заметила девушка.

— Ей палец в рот не клади. Она искренне верит, что поступает совершенно правильно, предлагая окружающим услуги по восстановлению их доброго имени. Те, кто ей платит, в итоге тоже начинают в это верить, иначе не расставались бы со своими деньгами.

Рассуждая о самоубийстве Майи, Тарампал, которая беспокоилась в основном о репутации Джагги, показалась Никки довольно черствой женщиной. Девушка тогда решила, что Тарампал склонна чрезмерно опекать близких, но теперь понимала, что к чему.

— Довольно изобретательно, — признала она. Шина прищурилась и хотела что-то сказать. — Но я этого не одобряю. И больше не буду приглашать ее на наши занятия, — поспешно добавила Никки.

— Хорошо, — ответила Шина с заметным облегчением. — Я не хочу, чтобы она совала нос в мои дела.

— Вполне справедливо. Единственный, кому позволено совать нос в твои дела, — это Рахул, — усмехнулась Никки.

— Никки!

— Прости, не удержалась.

— Между мной и Рахулом ничего нет.

— До сих пор? — воскликнула Никки. — Я тебя умоляю!

Шина приняла невинный вид, похлопала ресницами и, понизив голос, сообщила:

— Мы вместе обедали в прошедшие выходные.

— И?..

— Было очень мило. Он пригласил меня в ресторан в Ричмонде, с видом на Темзу. Мы пили вино. После обеда гуляли вдоль реки. Когда поднялся ветер, Рахул накинул мне на плечи свою куртку.

— Какая прелесть! — улыбнулась Никки. Глаза Шины, к которой пришла новая любовь, взволнованно сверкали. — Вы собираетесь встречаться и дальше?

— Может быть. Если сможем видеться за пределами Саутолла, то да. В Ричмонде я не заметила ни одного пенджабца. Сначала боялась, что меня увидят, — это не так уж далеко от Саутолла, а в соседнем Твикенхеме у моих свекров куча родственников. Но я забыла обо всем этом. Когда отлично проводишь время, как-то не замечаешь, наблюдает ли за тобой кто-нибудь. Да и не волнуешься об этом.

— А Тарампал может попытаться шантажировать Рахула, если узнает? — спросила Никки. Ее собеседница снова помрачнела.

— Ему нечего ей предложить, — ответила она. — Она больше интересуется богачами, помнишь?