Великий поток

Снова над картой всего

Я знал Константина еще со школы и любил его нежно и трепетно, но, конечно же, не был для него достойным собеседником. Из-за своей инертности я мало где за свою жизнь побывал и мало что знал о мире из собственного опыта. Мои познания географии были также крайне туманными, что же касается звездного неба, то на нем я мог различить одну лишь Большую Медведицу, а Полярную звезду, расположенную на расстоянии шести промежутков между двумя звездами этого созвездия, — это запомнилось мне из школьного курса астрономии — я уже был не в состоянии отыскать.

Согласно первоначальному замыслу я намеревался сначала подготовить моего читателя к рассказу о необыкновенных путешествиях Константина Ветрова по Миру Воображения, а потом уже рассказать о нем самом, но получилось все наоборот. Чем ближе я приближался к основному предмету повествования, тем сильнее чувствовал, что никакое предисловие не поможет мне объяснить все дальнейшее, если я не введу своего читателя в глубокий контекст жизненных устремлений моего единственного друга и не расскажу хотя бы коротко о некоторых из его путешествий.

Я уже говорил, что мы с Константином были приятелями с детства, учились в одной школе и в одном классе, и наши матери тоже дружили. Обе они были женами ненадежных мужей, обе были брошены нашими отцами и растили нас, отказывая себе во многом и прежде всего — в личной жизни. Из-за этого горечь наших матерей передалась и нам, их сыновьям, и мы, не зная еще, в чем мы виновны, с детства чувствовали себя ответственными за их несчастливые судьбы. Теперь, когда мы сами уже не молоды, когда его мать давно уже ушла в лучший мир, а моя по-прежнему живет в нашем городе, больная, одинокая и несчастная, пришло время для осознания того, чего же мы с Константином хотели от жизни и чего мы достигли.

В тот вечер дверь в квартиру моего приятеля была приоткрыта, но все же я постучал и слегка покашлял, прежде чем войти. В прихожей я увидел лежащую на раскладушке Матрену в свитере невообразимой расцветки, который служил ей ненадежной защитой от столь любимых Константином сквозняков. О Матрене нужно сказать, что она прибилась к Константину после смерти его матери и занималась его немудрящим хозяйством: покупала продукты, готовила еду, вытирала набегавшую пыль, а главное — умела быть незаметной. Она постоянно разговаривала сама с собой, что происходит со многими одинокими и не вполне здоровыми женщинами, но делала она это так миролюбиво, что мы с Константином давно уже не реагировали на ее бормотание.

Сам Константин стоял в синем облаке возле занавешенного окна и смотрел в стену. Вернее, его лицо было обращено в сторону стены, ноги были полусогнуты, кисти рук лежали на затылке, но куда он смотрел и что он в эту минуту видел, этого я, конечно, не знал. Меня он определенно не заметил, и потому, зная его привычки и обычаи, я прошел к креслу под торшером со стеклянным абажуром. Я успел кинуть взгляд на его жилище: тумбочку с телефонным аппаратом возле потертого дивана и узкий одежный шкаф — больше в комнате ничего не было. Окно, как я уже сказал, было завешено синей простыней. Карта была разложена на полу.

Константин был в бежевой футболке и джинсах и — босой. Он стоял боком ко мне, и я видел, что его глаза открыты и не мигают. Я впервые обратил внимание на то, какие у него худые и прямые плечи. Его острый подбородок казался при этом выпяченным даже больше, чем обычно, что делало его похожим на другого великого визионера — Дон Кихота.

Я начал задремывать под бормотание Матрены и вдруг вскочил от резкого крика: Константин бежал в сторону двери. Я не успел очнуться, как он вылетел в прихожую и растянулся на полу рядом с раскладушкой Матрены. Конечно же, он напугал Матрену и ушиб себе локти и колени. Матрена вскочила и залопотала громче обычного, но постепенно успокоилась и снова легла на свою раскладушку. Я помог Константину подняться, отвел в комнату и усадил в кресло. Пока я смазывал его раны йодом, Константин начал рассказывать мне, что с ним произошло. Это был тот случай, когда, спасаясь от гигантской летучей мыши, Константин вынужден был снова обратиться из летучей сущности в неуклюжую куклу и камнем полететь вниз — в физическом плане его кукла растянулась в прихожей.

Для читателя, незнакомого с внутренней жизнью моего друга, его слова, сказанные в тот необыкновенный вечер, едва ли имели бы какой-то смысл. Поэтому я начал свой рассказ с изложения наших более ранних бесед, которые, я надеюсь, пролили некоторый свет на тайны его путешествий.

Страна иноживущих