Ялгуба (Онежские новеллы)

ШТАБС- КАПИТАН ЦАРСКОЙ СЛУЖБЫ ДЗЕВАЛТОВСКИЙ

— У меня есть к вам одна просьба,— сказал Антон Ильич Рыков,— если не трудно, узнайте в центре, где находится сейчас польский революционер, штабс-капитан царской службы Дзевалтовский. Последние сведения я получил, что он приговорен был польским правительством к пожизненной каторге. Только думаю, что он бежал или убит при попытке к бегству. Не такой это человек, чтобы смирно отбывать срок. А может быть, его через МОПР обменяли. Если узнаете, черкните мне весточку. Обязательно время выберу, чтобы свидеться. Очень уж я его уважаю. От него я первый раз про большевиков правду узнал... Через него из класса в себе классом для себя стал... В революцию с ясной головой вошел. А было это на фронте, когда вшей в окопах кормили, для буржуазной сволочи своими руками жар загребали... В империалистическую войну позорились, одним словом. Другой бы залез в богатство, забыл и братство. А Дзевалтовский, даром что офицер, не из таких был. Он еще подпольной большевистской выучки. Настоящий человек — о чем говорить! Особо скажу про один случай.

Было это в июне семнадцатого года. Я тогда на фронте секретарем полкового комитета был, а штабс-капитан Дзевалтовский председателем.

И вот подъезжает к штабу нашего полка на автомобиле Керенский совместно с генералом Гурко.

«Вызвать ко мне штабс-капитана Дзевалтовского!»

Звать пошел вестовой... Татарин из Баку... Керим. Хороший был парень... Преданный. Я ему жизнь спас... Ноги под мышки — и так четыре версты тащил. Одеждой, правда, за сучки цеплялся, головой о камешки стукался... Но об чем речь — вытянул.

Дзевалтовский узнал, что его зовут, и говорит нам:

«Ребята, распоясывайся».

Керим набок шапку заломил — это первый знак неповиновения был... Не по форме, значит, одеты.

Генерал Гурко грозно говорит:

«Где здесь штабс-капитан Дзевалтовский?»

«Я Дзевалтовский!»

«Я приказал явиться. Мне нужен штабс-капитан Дзевалтовский!»

Но тут вышел вперед Керим — могучий был парень — и говорит:

«Нэт штабс-капитан Дзэвалтовский, был штабс-капитан Дзэвалтовский, да весь вышел, остался товарищ Дзэвалтовский».

Гурко приказывает казакам — у него с собой человек пятьдесят приведено было:

«Арестовать!»

«Зачэм арестовать? Нэ надо беспокоиться, спокойны будэшь!»

И Керим положил в рот два пальца и засвистел на всю ивановскую. И тут наших молодцов высыпает изо всех щелей видимо-невидимо:

«Видэшь, друг, душа мой, нас сколько и вас сколько? Вас мэньше, нас больше, так что, уважаемые казаки, вы походить можэте и без седел».

Казаки молчат.

Передние наши расступились. А за ними пулеметы стоят — два — и бомбомет.

Прицел взят на автомобиль и на казаков.

Ну что ж, и раздели мы их — в одном нижнем отпустили. Правда, шофера мы не тронули: рабочий человек.

А потом на нас казачьи полки как пошли напирать! А немцы и австрияки тоже перешли в наступление. Так что мы в середине остались. Напирают на нас, огнем и штыком щупают, а мы в середине между двух огней. Мы подались в соседнюю армию. Нас там, как следует быть, хорошо приняли... Но предварительно много было у нас убитых. Ну, на этом прощайте...

С визгом и веселым гамом провожали дети наш «форд». Леша нарочно не газовал, чтобы угодить бегунам.

Мальчишки всерьез воображали, что они бегают быстрее машины. Вильби и Ильбаев громко смеялись.

Через некоторое время я получил письмо от Антона Ильича, где между прочим говорилось:

«Английское правительство должно мне большие суммы. Я эту валюту передаю в Осоавиахим на постройку аэроплана. В начале семнадцатого года был, я в полковой команде конных разведчиков. За мою несознательную отчаянность, потому что война была капиталистическая, имел я уже две георгиевских медали и два Георгиевских креста. Английское правительство выслало 100 своих орденов — солдатских чугунных крестов для раздачи в русских войсках. А я как раз был представлен, к новой награде. Русских солдатских отличий у меня хватало. Ну и решили мне дать английский крест. За этот орден причитается по статутам один фунт стерлингов в месяц. С 1 января 1917 года я перестал эти деньги получать по случаю гражданской войны и презрения к иностранному капиталу, так что теперь мне причитается от английского короля 204 фунта стерлингов, более чем 2000 золотых рублей. Эти деньги я передаю на нужды Осоавиахима и нашей авиации — пусть, она растит таких героев, как товарищи Молоков, Ляпидевский, Леваневский, Каманин, Слепнев, Доронин, Водопьянов.

Разузнайте, пожалуйста, и подробно напишите мне, как можно востребовать долг от Макдональда».