Эротические истории пенджабских вдов

* * *

На следующий день Никки добралась до станции «Саутолл», злобно ворча себе под нос. Поезд задержался, а она так опаздывала, что не успела даже выкурить сигарету, о которой давно мечтала. Проклятый Джейсон с его дурацким планом вместе бросать курить!..

Автобус тем временем въехал на холм и медленно спустился на Бродвей. Земля перед рынком была усеяна овощными очистками, в витринах лавок, торгующих сари, словно созвездия, мерцали пайетки. На пороге центра ускоренного оформления виз появилась пара, прижимавшая к груди бумаги. Когда автобус подъехал к храму, Никки сверилась с часами на телефоне: занятия должны были начаться полчаса назад.

Из здания досугового центра доносился гул голосов. Никки поднялась по лестнице. Гул нарастал. Над океаном возбужденной болтовни отчетливо возвышались два голоса — Арвиндер и Шины. Никки вошла в класс и ахнула. Он был набит битком. Женщины были повсюду: сидели, скрестив ноги, на партах, развалились на стульях, стояли, прислонившись к стенам, оккупировали преподавательский стол.

Никки потеряла дар речи. Она отшатнулась и удивленно воззрилась на аудиторию, ничего не соображая. Среди присутствующих было много вдов, выделявшихся своими белыми одеяниями, но записываться в кружок явились и женщины других возрастов. Молодые с их звенящими браслетами и облаками парфюма создавали головокружительный хаос. Голоса замужних особ средних лет звучали с завидной уверенностью.

Первыми преподавательницу заметили вдовы. Одна за другой они прекратили болтать и переключили внимание на Никки. Шум постепенно улегся, и наконец Никки оказалась лицом к лицу с притихшей толпой женщин. Тут девушка ощутила внезапную потребность в глотке свежего воздуха и спросила себя: неужели, войдя в класс, она позабыла, что нужно дышать?

— Это учительница? — осведомилась одна женщина.

— Нет, занятия ведет гори, — ответила ей вторая.

— Разве горе умеют говорить по-пенджабски? — спросила третья. — Нет, это, должно быть, и есть преподавательша.

И вновь поднялся шум. Громкие голоса эхом отражались от стен. Никки пробралась сквозь толпу и отыскала Шину.

— Когда они все явились? — шепотом спросила девушка.

— Первые подошли к центру около часа назад, — ответила Шина. — Я заметила их из лангара и поспешила сообщить, что занятие еще не началось. Они говорят: «Все в порядке, мы ждем остальных». Потом появилась еще одна компания.

— Когда ты сказала, что рассказы разошлись по всему Лондону… — Никки огляделась.

— Я тоже не ожидала такого наплыва. Однако не могли же мы их выставить.

— Но что мы будем делать, когда вернется Кулвиндер?

— Можем составить расписание, — сказала Шина. — Женщины будут записываться на разные дни.

— А можно организовать кружки в других районах, — подала голос женщина, сидевшая рядом. — Кто-нибудь еще живет в Уэмбли?

Поднялось несколько рук. «Ну и дерьмо», — подумала Никки. Если слухи распространились так быстро, они, вероятно, уже достигли Энфилда. Девушка быстро огляделась в поисках маминых подруг, но ни одной знакомой не узрела.

— Слушайте все! — крикнула она. Женщины моментально смолкли. Никки поспешила воспользоваться тишиной. — Добро пожаловать. Я хочу поблагодарить вас за то, что вы сегодня пришли. Я не ожидала такой явки, и в будущем нам придется ограничить численность групп, — девушка обвела присутствующих взглядом. — Также я хочу напомнить о том, как важно соблюдать осторожность, хотя и не уверена, что это возможно, — при мысли, что «Братья» могут разоблачить их, сердце ее забилось быстрее. — У нас могут быть большие неприятности, если о кружке узнают злонамеренные люди.

Женщины начали переглядываться. У Никки упало сердце.

— Они уже знают, верно? — спросила она.

Из дальнего угла подняла руку Притам.

— Дхарминдер говорит, что узнала о занятиях от одного из «Братьев», который постучался в ее дом и спросил, слышала ли она что-нибудь про эти рассказы.

Дхарминдер, пышнотелая вдова в дупатте, нависавшей над самыми глазами, кивнула, подтверждая сказанное.

— Да. Если уж на то пошло, именно они и распространяют этот слух.

А значит, скоро постучатся и в дверь Кулвиндер. Паника стиснула грудь Никки. Надо прекратить занятия — это совершенно необходимо, иначе женщины окажутся в опасности. Она сама окажется в опасности.

— Тогда я не уверена, что это хорошая идея, — проговорила девушка.

— Мы не можем просто взять и закрыть кружок, Никки, — возразила Шина. — Эти женщины приехали отовсюду. Давай сегодня проведем занятие, а потом подумаем, что делать дальше.

В классе было тихо. Все взгляды были устремлены на Никки. Шина права: женщины приехали на кружок. Нельзя и помыслить, чтобы выгнать их и потерять все эти новые голоса.

— У кого-нибудь есть история?

Взметнулся лес рук, женщины дружно заговорили, стараясь перекричать друг друга. Никки жестом попросила тишины. Снова оглядела присутствующих. Сухопарая женщина средних лет в длинной бордовой курте поверх черных колготок размахивала листком бумаги.

— Мой рассказ не закончен, — призналась она, когда Никки жестом предложила ей подняться. — Мне нужна помощь. Кстати, меня зовут Амарджхот.

Она смущенно хихикнула, манерами напомнив Никки Манджит.

— Почему бы нам не начать занятие с вашего выступления, Амарджхот, — пригласила Никки.

Когда женщина вышла в переднюю часть класса, остальные зааплодировали. Амарджхот откашлялась и начала:

Жила-была юная красавица по имени Рани. У нее была внешность принцессы, но родители обращались с ней отнюдь не как с принцессой. Младшая дочь в бедной семье, Рани должна была выполнять всю домашнюю работу, и ее редко выпускали из дома. Многие жители деревни даже не знали о ее существовании.

В глубине класса послышался громкий зевок. Амарджхот читала ужасно медленно. Она начала описывать Рани: карие глаза, светлую кожу, пухлые щечки, которые можно было принять за яблочки, тонкую талию. И вот однажды в дом пришел мужчина и попросил руки Рани. На этом месте Амарджхот остановилась, уставилась на свой лист, а затем обратилась к Никки:

— Тут все слова закончились. Они больше не приходят. Хотя я помню, что хотела сказать.

— Ну так говори. Переходи к первой брачной ночи, — выкрикнула Притам. — Чем они там занимались, Рани и этот мужчина?

По классу поползли возбужденные смешки.

Амарджхот на мгновение зажмурилась, на ее лице мелькнула улыбка. Она начала смеяться.

Инициативу тут же перехватили более разговорчивые дамы:

— Он размотал ее свадебный наряд и уложил на кровать.

— Сорвал с себя одежду. Или она сорвала с него одежду и прикоснулась к его телу.

— У него был большой.

— Толстенный. Как питон.

— Он пустил его в ход очень осторожно, поскольку новобрачная была совсем неискушенной. Муж позволил ей сначала подержать его в руках и погладить.

— А потом поцеловал ее, — продолжила Амарджхот. — Когда его губы притронулись к ее губам, Рани расслабилась. Пока они целовались, муж водил пальцами по ее телу, словно рисовал. Он начал ласкать ладонью ее соски, которые стали твердыми от прикосновения. Затем прильнул ртом к одному соску и начал посасывать его, а другой сосок нежно перекатывал между пальцами. Рани была в экстазе.

— Но тут она простонала чужое имя, — крикнула Биби.

Послышались вздохи и ободрительный шепот.

— Чье же имя она выкрикивала?

— Нет, не надо… Эта Рани была добродетельная девушка, впервые испытавшая любовь… Зачем все портить?

— Никто ничего не портит. Мы просто подбавили перчика, — заявила Танвир.

Шквал комментариев дал Никки возможность незаметно отойти в сторонку. Она осторожно прошла мимо женщин к своему столу, в котором хранился список членов кружка. Надо бы занести в него новые имена и сведения. Просматривая бумаги, Никки наткнулась на заявление Тарампал и не смогла сдержать очередной приступ паники: лежал ли дом по Энселл-роуд, шестнадцать, на пути «Братьев», взявших след?

— Может, сначала они попытаются, но обнаружат, что он слишком большой? — предложила Притам.

— Тогда он войдет сзади, — подала голос другая женщина.

— Фу, — взвизгнули несколько женщин. Последовало небольшое и весьма подробное объяснение, что значит «сзади».

— Это не в попу, — услужливо подсказала Танвир, к их облегчению.

— А почему бы нет? Не такая уж и гадость. На любителя.

— Разве вы не слыхали, какой у этого парня здоровенный шланг? Как у пожарных. Вы что, и впрямь хотите, чтобы вам в выходное отверстие засадили этакий агрегат?

— А где у них, черт побери, топленое масло? — в отчаянии вопрошал кто-то.

Дискуссия продолжалась. В конце концов было решено, что Рани и ее муж преодолеют затруднение, превратив процесс в захватывающее приключение. Они будут пробовать всевозможные позы.

Общее обсуждение стало распадаться на отдельные междусобойчики. До слуха доносились обрывки признаний.

— Мы с мужем такое пробовали, — фыркнула Хардаял Каур. — Это только для очень гибких. А у меня колени после работы на ферме и в двадцать лет не гнулись.

— Мой однажды попытался засунуть свой банан мне между грудей. Не советую. Это все равно что смотреть, как каноэ пытается протиснуться между двумя холмами.

Амарджхот беспомощно воззрилась на лист бумаги, который держала в руках.

— Пожалуй, я должна еще поразмыслить над этим рассказом, — пробормотала она и вернулась на место.

— «Мой язык раздует в твоем пылающем очаге горячее, ненасытное пламя чистого желания, — прогремел голос из дальнего левого угла комнаты. Все головы повернулись к Гурлал Каур, которая сидела со скрещенными ногами и закрытыми глазами, воплощая собой образ безмятежной медитации. Первые же ее слова повелительно установили тишину. Она продолжала: — Ты — упругая почва, выносливые стебли. Позволь мне лечь на тебя, в твоих бархатистых, нежных объятиях мое мужское естество вырастет, как крепкий корень. Когда начнется дождь, я почувствую на своем теле твою маслянистую влагу и вдохну твой терпкий аромат. Мы будем раскачиваться вместе, в едином ритме, наша пламенная страсть пробудит оглушительный гром и молнию, которые обрушатся на эту землю».

Слышалось только приглушенное дыхание женщин. Первой подала голос Никки.

— Вы только что это сочинили? — спросила она.

Гурлал покачала головой. Она открыла глаза.

— В тот год, когда я должна была выйти замуж, в моей деревне была ужасная засуха. Мои родители не могли дать за мной приданое, но они знали, что я дам согласие только на моего дорогого Мукеша Сингха, которого я впервые увидела на смотринах и безумно влюбилась. Родители знали, что ни с кем другим я не буду счастлива; они видели, как загорелись наши глаза, когда мы впервые увидели друг друга. «Это ты», — мысленно сказали мы друг другу.

— Как прекрасно, — проговорила Притам. — Земля была бесплодна, но их любовь все же проросла.

Остальные зашикали на нее.

— Каждое утро и каждый вечер возносились особые молитвы о дожде. Их твердили и в деревне Мукеша, где положение было не лучше. Эти ежедневные молитвы вдохновили его на сочинение стихов. Он присылал стихи мне домой. Я должна была быть начеку, чтобы успеть забрать их у почтальона раньше, чем родители, хотя они все равно не смогли бы их прочесть. Оба были неграмотны. В тот год отец часто ворчал, что из-за ученья я сделалась слишком разборчивой, потому что упорно настаивала на браке именно с Мукешем. Я достала одно из его писем и прочитала вслух под видом записки от родных Мукеша, которые якобы восхваляли моего отца за то, что у него такая образованная дочь. Отец успокоился. То было мое любимое стихотворение.