Эротические истории пенджабских вдов

— Ты его еще помнишь? — спросила Шина.

— Конечно, — женщина глубоко вздохнула и снова закрыла глаза. — «Возлюбленная моя. Твое тело — целая Галактика; твои родинки и ямочки — звездные россыпи. Я лишь усталый путник в пустыне, губы мои пересохли и жаждут освежиться. Каждый раз, когда, готовый сдаться, я поднимаю взгляд, то вижу тебя, возлежащую в просторах полночного неба. Твои волосы развеваются, и руки падают, обнажая полные белые груди. Соски на их кончиках жаждут прикосновений моих губ. Я нежно целую их и чувствую, как трепет восторга сотрясает твое тело, твой мир. Цветок между твоих ног увлажняется, его лепестки набухают от вожделения. Твое тело — целая Галактика, довлеющая над самой собой. Я исследую тебя губами, благодарный тебе за то, что ты утоляешь мою жажду, и когда я вхожу в твой запретный сад, моя жажда превращается в твой голод. Твои длинные ноги обвивают мою шею, твои бедра прижимаются к моему рту. Мои губы становятся влажными от твоей росы. Я прижимаюсь к тебе ртом и чувствую, как пульсирует кровь в самом сокровенном твоем месте. Как благодарен я тебе за то, что мой рот прижимается сейчас к твоим губам, что наши алеющие чресла воссоединяются».

Безмятежная улыбка придавала лицу Гурлал неземное выражение. Под конец она скромно поклонилась.

— Расскажи нам, как это было, когда вы наконец воссоединились. Так же прекрасно? — спросила Притам.

— О, надо думать, — подхватила Шина. — Если его руки умели писать такие чудесные стихи, представьте, что они могли вытворять в спальне.

— Было хорошо, — сказала Гурлал. — Он писал стихи каждую ночь, что мы были вместе. Я помню их все до единого.

Неправдоподобность этого утверждения никого не смутила. В комнате наступила благоговейная тишина.

— Ну так давай, прочитай нам что-нибудь еще, — велела Арвиндер. Гурлал открыла глаза и уже собиралась начать, как вдруг испуганно вздрогнула. По комнате пробежал торопливый ропот. Никки подняла взгляд, и от того, что она увидела, у нее скрутило живот.

В дверях с разинутым ртом стояла Кулвиндер Каур.

Никки с улыбкой, намертво приклеившейся к лицу, выступила вперед. Она не знала, много ли услышала Кулвиндер, но в ее голове уже роились возможные оправдания. Может быть, удастся убедить Кулвиндер, что женщины обсуждали альтернативные концовки индийского сериала?

— Я желаю поговорить с вами наедине, — прошипела Кулвиндер. Никки последовала за ней в коридор.

— Вы просто неудачно зашли… — начала Никки. Кулвиндер резко подняла руку, веля девушке замолчать.

— Давно это продолжается? — осведомилась она.

Никки посмотрела себе под ноги. Она уже собиралась пробормотать что-то в ответ, когда Кулвиндер снова заговорила.

— Подумать только, я доверила вам обучать этих женщин грамоте! А вы принялись забивать им головы мерзостью.

Никки подняла взгляд и в упор посмотрела на Кулвиндер.

— Они сами так захотели.

— Чушь, — отмахнулась Кулвиндер. — Все это время вы развращали нашу общину прямо у меня под носом.

— Нет! Послушайте, многие мужья не знают, что их жены здесь. Пожалуйста, не говорите им.

— У меня есть дела поважнее, чем совать нос в чужую жизнь, — воскликнула Кулвиндер и устремила взгляд мимо Никки, в направлении класса, битком набитого женщинами. — Как вы ухитрились привлечь в кружок столько новых членов? Что вы им сказали?

— Мне не нужно было ничего им говорить, — ответила Никки. — Слухи в нашем землячестве распространяются быстро, как вам хорошо известно. Женщинам требовалось место, чтобы выразить себя.

— Выразить себя? — возмутилась Кулвиндер, всем своим видом демонстрируя Никки, что она думает об этом. Она снова шагнула в класс и протянула ладонь, отдавая безмолвный, но понятный приказ: отдайте мне рассказы. Те немногие женщины, которые записали свои истории, неохотно расстались с ними. Большинство же ничего не могли ей отдать. Реакция пожилых женщин была достойна восхищения. Они воззрились на Кулвиндер, упрямо сжав губы, словно защищали свои истории, пускай существовавшие только в их мозгу, от незаконного изъятия. Кулвиндер продолжала рейд, и женщины расступались, освобождая ей дорогу. Она подошла к столу.

— Где остальные? — спросила она.

— У меня в сумке, — хрипло проговорила Никки. Она не представляла себе, в каких еще обстоятельствах могла бы позволить кому-то открыть и обыскать свою сумку, как это делала сейчас Кулвиндер, доставшая оттуда папку с текстами двумя толстыми пальцами, словно это был пораженный болезнью орган. Затем Кулвиндер вышла за дверь и зашагала по коридору, крепко прижимая папку к груди. Никки бросилась за ней.

— Биби Кулвиндер, пожалуйста. Позвольте нам объяснить!

Кулвиндер остановилась.

— Нечего тут объяснять.

— На эти рассказы затрачено столько труда! Вы и представить не можете. Пожалуйста, верните их нам, — Никки подумывала о том, чтобы отсканировать страницы и сделать запасную копию, но руки так и недошли. — Вы ведь не сегодня должны были вернуться, — упрекнула она женщину.

— А вы решили, пока меня не будет, поиздеваться над моим детищем — кружком английского? Слава богу, у меня хватило ума устроить вам проверку. Вы никогда не воспринимали эту работу всерьез.

— Вы давали объявление о вакансии преподавателя литературного кружка. Я для этого сюда и пришла, и женщины тоже.

— Не смейте меня обвинять! — закричала Кулвиндер, тыча пальцем едва не в лицо Никки. — Я должна была догадаться, что вы вербуете женщин, чтобы саботировать мои занятия и превратить их в нечто непотребное.

— Эти женщины пришли сегодня сами!

— Вы обходили дома на моей улице как раз перед моим отъездом в Индию. Я вас видела.

— Я приезжала только к Тарампал, для того чтобы…

— До этого вы заходили к миссис Шах. Я видела вас из окна.

— У меня был неверный адрес, — сказала Никки. — Честное слово. Я не собиралась никого обходить…

— Довольно. Теперь вы лжете мне в лицо.

— Вообще-то не лгу. Можете спросить у миссис Шах, если хотите. В заявлении было указано: Энселл-роуд, восемнадцать, но оказалось, что Тарампал живет на Энселл-роуд, шестнадцать. Она написала «шестнадцать», но чернила размазались, и шестерка превратилась в восьмерку…

Никки осеклась. На правду это не похоже. Ведь Тарампал не могла написать свой адрес!

— Я не хочу больше слышать никаких оправданий. Вы поставили на кон мою репутацию. Вы не понимаете, что скажут люди, когда все выплывет наружу?! Вы не понимаете, как трудно было упросить членов правления профинансировать эти занятия?!

Никки рассеянно кивнула. Ее мысли были по-прежнему заняты заявлением. Она вспомнила рассказ Джейсона о том, как его мать стирала с его левой руки чернильные пятна.

— И при таком количестве женщин, посещающих кружок, вы еще думали скрывать это от меня? Давно вы…

— Биби Кулвиндер! — воскликнула Никки.

— Не перебивайте меня.

— Биби Кулвиндер, это очень важно, — сказала Никки. Настойчивость в ее голосе, по-видимому, изумила Кулвиндер. По ее лицу пробежала мимолетная тревога.

— Ну что еще? — раздраженно бросила она.

— Ваш зять, Джагги, он левша?

— О чем это вы?

— А главное, Майя была правшой? Потому что… потому что…

— Да о чем вы, ради всего святого?

— Простите, я понимаю, что это звучит безумно… — Никки бросилась обратно в класс и вернулась с заявлением Тарампал. — Это почерк Джагги. Вы могли бы показать заявление Тарампал следователям, чтобы они сравнили его с предсмертной запиской Майи. В записке чернила тоже были размазаны, правильно? Это не от слез — просто он коснулся рукой только что написанных строк и…

Кулвиндер вырвала заявление у Никки и даже не взглянула на него. От гнева ее грудь бурно вздымалась и опускалась.

— Как вы посмели, черт возьми, приплетать сюда мою дочь? — проговорила она неожиданно низким, зловещим голосом.

— Я знаю, что вы боитесь выяснять правду, но, возможно, это вам поможет, — сказала Никки, указав на заявление. — Просто подумайте, прошу вас. Я могу пойти с вами в полицию. Есть доказательства.

— То, что случилось с Майей, не имеет к вам никакого отношения, — отрезала Кулвиндер. — Вы не имеете права…

— Я имею полное право считать, что была убита невинная женщина и преступника можно изобличить.

— Вы пытаетесь сменить тему, чтобы отвлечь меня. Я не позволю вам использовать мой кружок и женщин нашей общины в своих грязных целях, в чем бы они ни состояли.

— Нет у меня никаких целей… — попыталась возразить Никки, но Кулвиндер снова подняла руку, словно воздвигая между ними стену, и в упор посмотрела на девушку.

— Я хочу, чтобы вы вернулись в класс и распустили женщин. Кружок закрыт. Вы уволены.