Нестандартный ход

Снова звякнул лед о стеклянные стенки. Рома выудил один кубик и скользнул им по её приоткрытым губам. Элиза тут же вздрогнула. Он замер на миг, пытаясь считать реакцию. И когда показался маленький острый кончик языка, слизавший влагу, мужчина повторил своё действие — но уже увереннее, тщательнее и дольше, буквально замораживая кожу, а потом наклонился и резко впечатался в вожделенный рот. Холод, жар, покалывание, пульсация от смены температур — это будоражило.

Разумовский чувствовал интерес девушки к происходящему. И ему импонировало это беспрекословное доверие. Готовность пуститься во что-то неизведанное и даже запретное — в её случае.

Рома приподнялся и качнулся в сторону, чтобы продолжить свой эксперимент. Заминка заставила Элизу ерзать в нетерпении, отчего он улыбнулся, прекрасно понимая, как она себя ощущает с закрытыми глазами, не имея возможности влиять на процесс и контролировать его. И тем пикантнее творящееся действо.

Следующее местечко, подвергшееся пытке — ямка у основания шеи. Она быстро наполнилась, и из нее блестящими лучиками выкатывались капли, оставляющие полосы на шее. Разумовский осушил её и двинулся дальше. Переместил подтаявший кубик в другую руку, коснулся прохладными пальцами ложбинки и невесомо провел по груди. Затем очертил льдом моментально затвердевший от манипуляций сосок. И пока он вбирал в себя вибрации девушки, проходясь языком по влажной вершинке, другая его ладонь параллельно проделывала то же самое со вторым соском.

Ему нравилось, как она отзывалась. Как взметался ввысь подбородок, откидывалась назад голова, поджимались губы, трепетали крылья носа. И даже то, как пыталась сдерживать себя — резко и с шумом вдыхала и судорожно выдыхала. Но не проронила ни единого звука. Слегка комкала простынь, силясь не двигаться и не поддаваться инстинктам.

Мужчина немного изменил градус воздействия. Обхватил зубами новый кусочек, выуженный из стакана за доли секунд, и стал жалить ее короткими выпадами в самые разные неожиданные места, повышая чувствительность и остроту восприятия. Не оставляя без внимания ни один участок — начиная с плеч и заканчивая округлыми коленями.

Спустя какое-то время, в меру насладившись умопомрачительным зрелищем, внезапно перевернул её на живот, выбив из девушки приглушенный визг. Тихо посмеиваясь, аккуратно перекинул роскошную копну на подушки, оставляя тело полностью открытым его взору. И запасся новым кубиком, расчерчивая спину в хаотичном беспорядке, пуская язык в путешествие по всей длине позвоночника, словно пересчитывая мокрые позвонки. Когда кожа Элизы повсеместно покраснела от холода, Рома отстранился, чтобы избавиться от своей одежды, и, оставшись обнаженным, цельной волной накрыл девушку собой снизу вверх. Начав с соприкосновения грудной клетки к её ягодицам и медленно продвигаясь к шее, поцелуем к которой и завершил свой «заплыв», плотно прижавшись к ней.

— А-ах-х… — вырвалось из неё придыханием.

Некоторое время мужчина не двигался, позволяя обоим ощутить этот контраст — его горячая кожа в тандеме с прохладной кожей Элизы. Снова бешеное покалывание. Пробуждение тысяч нервных окончаний. Между ними не было и миллиметра свободного пространства. Всё полыхало. Томно. Огненно. Опьяняюще.

А затем Разумовский отпрянул назад, перегруппировываясь. Теперь он упирался в постель коленями, помогая и жене принять нужную позу — подхватил её под живот и заставил привстать, оттопырив попу.

— Не прошло и года, вот мы и добрались до коленно-локтевой? — хихикнула она, подчиняясь.

Рома тоже улыбнулся. Эта девушка действительно неподражаема.

Надавил ей на поясницу, побуждая прогнуться чуть больше, и аккуратно пристроился. Прошелся своей плотью по девичьей промежности, собрав немного терпкой смазки, после чего стал погружаться в неё. Впервые без защиты, помня, что рекомендуемый после начала приема противозачаточных срок в две недели уже истек. И когда он полностью оказался в ней, Элиза вся напряглась, вынуждая и его замереть.

— О, бо-о-оже… — полустоном-полунапевом вырвалось из неё спустя пару секунд.

Разумовский помедлил, нежно оглаживая её изгибы и давая привыкнуть к новой позе, под углом которой абсолютно все ощущения обостряются стократ, а потом бережно двинулся. Раскачивался вперед-назад, удостоверяясь, что она готова к большему.

И вот тут ожила его фантазия почти двухлетней давности.

Мужчина собрал её волосы, выравнивая глянцевые пряди в тугой хвост, и стал жгутом накручивать их себе на предплечье, доходя до запястья за счет длины. Это вынудило девушку вскинуть голову под небольшим натяжением.

А представшая глазам картина взорвала его мозг восхитительной только-только рождающейся порочностью. Которую он и лепил из неё.

Толчки стали интенсивнее, резче, глубже.

Рома слышал, как она утробно замычала — сжав губы, чтобы не вырывались обличающие звуки. Борясь с собой. И это подстегивало ещё больше.

Он провернул копну в руках еще несколько раз, отчего Элиза вынужденно приподнялась выше, после чего молниеносно подтянул ближе, заставляя звонким шлепком удариться спиной об его грудную клетку. И теперь они оба находились на коленях, вплотную вжатые друг в друга. Свободной ладонью мужчина сначала сдернул галстук с её головы, затем скользнул по девичьему животу вниз и зафиксировался в районе лобка, вжимая в себя еще сильнее. Она изловчилась, повернувшись к нему, вонзиться зубами ему в шею, оставляя болезненный укус. Брат-близнец которого до сих пор частично красовался с другой стороны. Рома непроизвольно зашипел и слегка наклонился, чтобы поймать беспредельничающий рот в плен. Но девушка увернулась, чтобы в следующее мгновение напасать уже на его подбородок. И это снова было далеко не мягко и не нежно.

В какой-то миг они встретились глазами. Обменялись разными оттенками сумасшествия. И окунулись в безумие, соединившись в неистовом поцелуе. Казалось, ему нет конца… Но Элиза прервала его, тяжело вбирая воздух, и откинулась головой на плечо Роме, не переставшему двигаться внутри неё ни на мгновение. Рука девушки взметнулась вверх, и ладонь змеей оплела его горло, поднявшись к щеке. Она гладила его в бессознательности, прикрыв веки и сосредоточившись на поглотивших её ощущениях. Мужчина знал — разрядка близка. Поэтому немного продлил экстаз девушки, замедлившись. И теперь одаривая её лениво-чувственными толчками, попутно оставляя поцелуи на красивых плечах.

Элиза кончила скоро. Не сдержала громкого стона, в забытье вонзив ногти ему в руку, всё еще лежавшую внизу живота. Он позволил ей насладиться моментом. После чего опустил на постель и, натягивая покоящиеся на своем предплечье волосы, подарил ещё один яркий оргазм, на этот раз финишировав вместе с ней спустя какое-то время в привычном излюбленном темпе, впитывая её рваные вдохи-выдохи.

Девушка обессиленно рухнула на простыни, как только он перестал её держать. Испустила судорожный протяжный вздох и перевернулась на спину. Рома лег рядом, устроившись боком, и убрал беспорядочно рассыпавшиеся по лицу Элизы пряди. Она тут же повернулась к нему, обдав проясняющимся и посерьезневшим взглядом:

— Ты…черт… Я тебя ненавижу, Разумовский! Это что за власть над моим телом, Господи?! — Всего лишь опыт, — хмыкнул, любуясь ею, такой утомленной, расслабленной и в то же время потрясенной. — Как романтично. Хочешь сказать, что это стандартная процедура? — Если ты имеешь в виду, одинаково ли со всеми хорошо, то — нет. Технически — быть может, одинаково. — А не технически? — Элиза, — он слегка приподнялся, согнув руку в локте и устраивая в ладони голову, — все люди одинаково вкусно готовят? — Причем тут это? — фыркнула, виртуозно закатив глаза. — Ответь. — Ну, нет, не все. — А почему? — принялся терпеливо объяснять. — Куча факторов. А ведь, по сути, делают одно и то же? — Допустим.

— Так и здесь. Имеет значение — с кем, как и какой посыл ты вкладываешь в свои действия. Есть животный инстинкт, похоть. Есть пресное выполнение супружеских обязанностей. Есть романтические чувства, превращающие секс в занятие любовью.

— Ни одна твоя классификация нам не подходит, Роман Аристархович, — она скорчила ехидную мину.

Рома красноречиво прошелся ладонью по своей шее, привлекая её внимание к оставленному укусу. Взгляд девушки тут же вспыхнул ядерной смесью — искрами смеха, толикой сожаления и нереальной дерзостью.

— Хорошо-хорошо, я подумаю над первым видом…

Она неожиданно подалась вперед и поцеловала пострадавшее место.

— Может быть, я когда-нибудь исправлюсь. Но ты сам виноват.

— А я уверен, — мужчина не дал ей отстраниться, прижав к себе и заглядывая в невероятные темные глаза, — что ты не станешь исправляться, Покахонтас. И ходить мне вечно заклейменным.

— Ваше желание для меня — закон, дорогой муж.

Смеяться и целоваться — хорошая традиция.

А вот не воспользоваться душем после секса — это было чем-то новеньким.

Но они слишком быстро уснули, изнеможденные и удовлетворенные всем происходящим.