Полнолуние (рассказы)

8

— Я думала, плюнете на меня — и ногой разотрете.

В голосе Дуси, хотя она старается придать ему уверенность, слышится тревога.

— Так и не пустишь в дом?

Дуся все еще стоит в дверях, как бы прикрывая собой вход.

— Ну, что ты, Рита… Я просто растерялась.

— Что-то на тебя не похоже.

Я прохожу в дом. Еще недавно тут мы работали, и комната походила на большой ящик из-под спичек, если смотреть изнутри. Теперь все было уже обжито: обыкновенно, привычно. И новые рамы в окнах белы от блестящей нитрокраски (это она зря, цинковые белила лучше).

— Не оступись, — предупреждает Дуся, — второй раз покрасила пол. Васе страсть нравится чистота. Сам полы моет, привык на флоте палубу драить. Вот я и решила, чтобы полегче было…

Я прохожу по доскам к столу, сажусь. Какая-то скованность владеет мной, будто я в чужом доме, у чужих, будто Дуся никогда не была мне подругой. Она стоит в дверях на кухоньку, и на лице ее ожесточение.

— Что, уговаривать пришла? Решили, чтобы я вернулась?

— Решили, чтобы ты не возвращалась…

Дуся как-то вся подается из дверей, вроде недопонимает меня, и ждет, когда я повторю. Но я не повторяю. Я шла сюда и, против своей убежденности, против воли, думала уговорить Дусю. Брошусь ей на шею, скажу такие слова, против которых никто не устоит. Но Дуся сразу охладила меня, и те единственно верные слова, что я хотела сказать, пропали.

— Я пришла потому, что верю тебе.

Дуся еще сильнее подается вперед, но из дверей все-таки не выходит.

— Рита! Я так и думала, — говорит Дуся, — ты все понимаешь.

— Понимаю, — отвечаю я, и мне хочется заплакать.

— Как я могла с вами… У меня ведь свое на уме! Вася, дом. Я так давно хотела этого. Лежу, бывало, в нашей детдомовской спальне и мечтаю, когда стану взрослой, и полюблю парня, и буду жить с ним в отдельном доме. А у вас совсем другое было на уме, я знала.

Я смотрю на Дусю и думаю: не может быть, чтобы любовь, семья были против правильности в человеке? Зачем такая семья и такая любовь, если они требуют от человека не того, чего он хочет? Мне казалось, что Дуся все это сделала против своей воли. Какая-то загадочная сила толкала ее, и она никак не могла устоять.

— Как там у тебя в ЖЭКе? — спрашиваю я, чтобы не молчать и не думать больше о том, что для меня еще непонятно и недоступно. И лучше бы я не спрашивала Дусю о ее ЖЭКе, лучше бы не видела, какое довольное лицо делается у нее.

— Им такие мастера и не снились. У них пьянчужки да халтурщики, — говорит она. — Ну, твердую зарплату мне положили. А потом приработок… Нарасхват! Я уж на неделю вперед все расписала. Ты знаешь, что меня окончательно окрутило: пьянчужки-халтурщики. Ходят, вымогают, а сами ни черташеньки не умеют. Пачкуны! Ну, думаю, я вам покажу, как халтуру разводить.

— Хороший ты громоотвод нашла, Дуся, душеспасительный. Просто прелесть, как благородно. А честно ли, Дуся?

— Честно ли? Что я, на большую дорогу пошла? Воровать? Грабить? Или я для кого делаю? Не для таких же граждан, как мы?

— Перестань!

— А ты не командуй. Ишь привыкла командовать-то.

— Перестану… Ладно… Ну, пока!

Дуся бросается мне навстречу, но я схожу с досок и направляюсь к дверям, со злорадством чувствуя, как туфли прилипают к недавно покрашенным половицам.