Полнолуние (рассказы)

9

Сергей Молоков останавливает меня в подъезде.

— Куда ты? Летишь — ног под собой не чуешь.

— Не чую, это верно, — говорю я и сообщаю, что вызывает Горев, начальник нашего управления, и что я очень спешу.

— Волнуешься?

— Да! Зря вызывать не станет, задаст головомойку.

— Я бы на твоем месте сам к нему напросился.

— Зачем?

Сергей идет рядом и говорит, что бригадиру надо смотреть вперед. Общестроительный трест начинает работать по бригадному подряду, а почему молчим мы, отделочники? Вот и высказала бы готовность попробовать.

— Да что там особенного? Я читала про бригадный подряд, — отвечаю я Сергею. — Очередной шум. В движении за коммунистический труд все это есть.

— Ничего ты не поняла, Рита, эх! А я считал тебя сообразительной. — Сергей машет рукой.

— Значит, ошибся.

— Не злись! Бригадный подряд — он ведь как влияет на человека? С одной стороны морально: такое доверие бригаде. Тысячи рублей в ее распоряжении: хозяйствуй! Вот тут истинно человек управляет производством. Понимаешь? Не на словах.

— Ну?

— А другая сторона: материальная. Сэкономим деньги, материалы, время — получай копейку. За хорошее качество опять же копейка.

— Копейка! А совесть как же?

— Совесть? Ее никто не отбирает. Бессовестному сейчас в самый раз. Норкин все равно выведет, умереть не даст, за счет всех нас. А при подряде никто не позволит в твой карман лезть.

— Откуда ты это знаешь?

— В роте у нас школа строителей действовала. Готовились к гражданке.

— Подишь ты!

— А главное — взаимная ответственность. Бригады и треста. Трест — заказчик, бригада — подрядчик. Помнишь, я тебе говорил? Не выполнил взаимные обязательства по договору — отвечай тот и другой. И не перед кем-то, а друг перед другом. Здорово?

— Здорово! — соглашаюсь я. И на самом деле здорово. Если бы Норкин отвечал рублем за снабжение бригады, он не забывал вовремя заказать краску. А теперь как угодно может нервы трепать. И все же что-то во мне противилось этому бригадному подряду. Все измерять копейкой! А как быть с любовью к своему делу, которая копейками не измеряется?.. Как быть с душой, совестью?..

— Это не для нас, — говорю я Сергею, — а для тех, кто еще не сознательный.

Признаюсь, я как следует не думала тогда о бригадном подряде. Волновало другое: зачем вызывает Горев? Наверно, станет отчитывать за плохие дела в бригаде, за Дусю, которая погналась за длинным рублем.

Горев, сидя за столом, ни минуты не остается без дела. Один за другим к нему идут люди с какими-то бумагами. Одни он подписывает, едва взглянув, другие долго читает и, возвращая, говорит: «Не пойдет». Третьи откладывает: «Жди!» По телефону отвечает деловито и кратко. Я сижу на стуле у дверей и жду, когда он обратит на меня внимание. Но он даже не глядит в мою сторону, будто вовсе забыл про меня. Но вот в кабинет входит парторг управления Вотинцев. Лобастый, приземистый мужчина лет сорока пяти, останавливается напротив меня, здоровается, спрашивает Горева:

— Не беседовали еще?

— Нет, — отвечает Горев и выходит из-за стола. — Поближе, Рита, поближе.

Я сажусь на стул у его стола. Вотинцев садится на подоконник, загораживая окно.

— Дело такое, — говорит Вотинцев. — Есть решение горкома… Готовится второй слет ударников Подгорска. Придется тебе, Маргарита, сказать слово. От всех нас, отделочников. Честь вам большая, а ответственность еще больше. А сказать есть о чем.

— Она у нас боевая, — хвалит меня Горев. — Ну как?

Полная неожиданность! Значит, они ничего не знают про нашу бригаду? Про Дусю не знают? Про Норкина, от которого нет житья? И я молчу. Вроде бы раздумываю. А мне не о чем думать. Я сразу решила: никаких речей! И на слете мне стыдно появиться. Так неуютно у нас в бригаде после ухода Дуси. Отвечаю:

— Не буду я выступать.

— Почему? — Горев удивленно глядит на меня, а Вотинцев спрыгивает с подоконника.

— Не хочу.

— Трудно в бригаде? — пробует угадать Горев и угадывает.

Я вижу, как он вдруг посерьезнел, и поняла, что в эту минуту мои тревоги стали его тревогами. С Норкиным у меня никогда не было так. С Норкиным я почему-то все время настороже. Не понимаю, откуда у меня такая к нему подозрительность?

— Разваливается наша бригада. О чем же мне говорить на слете? — вырываются у меня слова, похожие на жалобу. Не хотела жаловаться, но получается само собой.

Парторг подходит ко мне, садится на стул напротив.

— Шутишь, Маргарита?

— Какие шутки!..

Я рассказываю о Дусе, о том, как отнесся к этому чрезвычайному случаю Норкин. «Все нормально. Дуся умница, понимает жизнь. Взрослому не пристало шутки шутить»…

— Так и сказал? — удивляется Горев.

— Да он никогда не стесняется.

— Это верно. Брякнет так брякнет, — подтверждает парторг и неловко смеется. — А ты, Маргарита, об этом и расскажи на слете. О Дусе, о Норкине. Какие есть трудности в движении коммунистических бригад.

Мы сидим. Они уговаривают меня выступить, а я отказываюсь. Они убеждают меня, а я свое: «Нет».

— Ладно, — говорит Горев, собирая со стола бумаги, он сует их в портфель, объясняет: — Наш доклад сегодня в райкоме партии. Будут стружку снимать. — И к парторгу: — Ты готов?

— Готов, — отвечает Вотинцев. — Забегу в партком, отчет требуют о росте партийных рядов. Захвачу, — и уходит.

— Вот видишь, какие дела, — говорит Горев. — Трудные дела. Расстроила ты парторга. А мы, между прочим, сегодня с тобой насчет партии собирались поговорить.

— Насчет партии? — не понимаю я.

— Ну да. Мало молодежи принимаем. Почему бы тебе не подумать?

— Кто меня примет? От горшка…

— Ну, ну, знаю, что дальше, — останавливает меня Горев. — В твои годы я уже был кандидатом. Перед боем я и принес парторгу заявление.

— Ну, то бой…

— Да, после боя в партию приняли. Деревню мы взяли. Пуля меня царапнула, но мне и в голову не пришло бежать в санчасть.

Горев оделся, приглашает меня:

— Пошли!

Мы выходим из управления. Он говорит:

— Так что ты не бросай поле боя. И Дусю строго не суди. И себя тоже. Виноваты вы, конечно, это точно, но больше виноваты мы, в частности я. Коммунистический труд… Это что такое? Не только душевное удовлетворение. Он должен приносить благосостояние. Он должен быть самым высокооплачиваемым. Ну какой это коммунистический труд, если после него приходится подшибать халтурку? Ты об этом думала?

— Нет, не думала! — сердито бросаю я. Мне не нравится, Горев как бы оправдывает Дусю. — Что же это такое получается, — возмущаюсь я, — о деньгах мы только и должны думать?..

— Дусю я не оправдываю, нет… Но понять могу. Выйдешь когда-нибудь и ты замуж. Потребности новые появятся, запросы. И мне будет во как стыдно, если свой семейный бюджет будешь поправлять халтурой.

— От меня не дождетесь!

— Ну, ну, не зарекайся! И готовься к выступлению. Это вроде первого партийного поручения. Посмотрим, умеешь ли ты думать…