Полнолуние (рассказы)

4

Утром, трясясь в кузове попутного грузовика, на этот раз рядом с телятами, черными, пестрыми, черно-бурыми, Гай Хохлов тоже думал. Ему хотелось, чтобы снимки не получились.

Телята стояли тесно, прижавшись друг к дружке, устало опустив головы, косясь на Гая тусклыми глазами. Вид у них был такой, будто они безропотно готовы принять смерть. И хотя Гаю было до боли жалко телят, он знал, однако, что ничем не может им помочь. Даже снимать их было незачем. Он отвернулся, подумав: «Так, видать, должно быть», — и больше не смотрел на них.

Мысли его нет-нет да и возвращались к ржаному полю и к снимкам. Порой он почти убеждал себя в том, что снимки не получились. Позднее время, и свет был совсем слабый. Но тут перед ним возникало лицо редактора, злое, с крапинками пота на непомерно длинной верхней губе. Эти крапинки пота появлялись всегда, когда редактор волновался. «А потом начнется разнос», — грустно думал Гай, прижатый телятами к самой кабине грузовика.

А снимки вышли на редкость. Гай и сам удивился, как все было естественно, правдоподобно и технично. Первый, второй и даже третий план… Резкие тени на лицах — средство подчеркнуть важность момента. И рожь, черт же возьми, до самых подбородков!

Редактор обнял Гая.

— Удружил, старик! — только и сказал он.

Гаю мучительно хотелось рассказать о том, как все получилось. Липа это, и он сам виноват в ней. Стыдно потом будет людям в глаза смотреть. Но тут же он увидел себя неудачником, не выполнившим задание, и тотчас решил: «Чего это я философствую? Не мне стыдиться. Пусть они стыдятся!»

И когда он увидел снимок уже в подписной полосе, у него еще раз нехорошо сжалось сердце. Появилась жалость к этим людям, стоящим на коленях. Но жалости к себе в эту минуту он еще не почувствовал.

Любовь ласточек