Полнолуние (рассказы)

3

Поерзав на твердых пружинах сиденья, умащиваясь поудобнее, Иван Евстратович Увалентов облегченно вздохнул и, обернувшись к Рукину, сказал:

— Вот ловкач, подцепил-таки нас! Ну что ему скажешь?

И подумал:

«Все идет как надо. Весной о нашем районе заметку тиснули. Хорошо! Заметочка ничего особенного, про пасеки. А все равно не в кредит, а в дебет. — Мысли Увалентова бежали короткими очередями. Длинными очередями он думать не привык. Длинные мысли запутывались, и он потом сам не мог найти ни конца, ни начала. — В грязь лицом не упадем. Комар носу не подточит, и с хлебами теперь будем на виду».

Спутники Увалентова молчали. Рукин был расстроен. Дурацкий фарс — сниматься на коленях. Это черт знает что! Он с сарказмом глядел на плоский широкий затылок Увалентова, неприязненно вспоминая, с какой готовностью председатель плюхнулся на колени.

«Давай, давай, что боишься? У него, видно, директива взять наш район на прицел. Да и не убудет нас с тобой», — вспомнил он слова Увалентова и со злобой отмахнулся от них. Но в «газике» не намашешься: Рукин крепко зашиб пальцы.

«Ну и ну, — вновь неодобрительно подумал Рукин. — Зачем это надо Увалентову? И меня сбил с панталыку. Срам, срам!..»

Если бы не лектор Шебеньков, увязавшийся с ними, Рукин выдал бы сейчас Увалентову все, что о нем думает. «С ума сойти — на колени!» — еще раз метнулось у него в мозгу, и Рукин даже задохнулся от злости.

«Газик» шустро бежал по проселку. Мелькали пихты по сторонам. Баюкался над полями тихий вечер.

Лектор Шебеньков дремал. Думать было не о чем. В его портфеле лежало штук десять хороших лекций на самые различные темы. Тут были лекции и о пятилетке, и о космонавтах, и о том, есть ли жизнь на других планетах, и об электрификации страны, и о новых доильных агрегатах… Ну и, конечно, о международном положении. Все там продумано, выверено. Бери любую и читай.

О съемке на коленях Шебеньков и не горевал: надо — значит, надо. Что тут лишний раз затруднять себя размышлениями?

Итак, они ехали молча, пыля по проселку, обсаженному пихтами, каждый думал о своем.