Дешевка

Когда остальные девочки за столом в унисон закивали, Имоджин еще сильнее растерялась.

— Разве ты не хочешь жить отдельно?

— А зачем? Мы все живем с родителями, — барышни опять закивали. — Ладно, кроме Мэнди, но это потому, что ее родители, типа, в Айдахо.

— В Виргинии, — поправила Мэнди.

— Вроде того, — закончила фразу Эшли. — Твои родители все равно оплачивают тебе лофт в Уильямсбурге. Зачем нам свое жилье, если у родителей есть все, что надо? Хорошая еда, прачечная. И вообще, разве наших зарплат хватит на квартиру на Манхэттене?

Громадные сумки одного размера с легендарной сумкой Chanel 2.55,[29] висящие на плечах у каждой из девушек, теперь обрели смысл. Сама Имоджин, впервые приехав в Нью-Йорк, жила на тридцать пять тысяч долларов в год. Вместе с двумя девушками она снимала в верхнем Ист-Сайде квартиру, которую нашла по объявлению на последней странице журнала «Голоса Гринвич-Виллидж». Квартирка была так мала, что, если кто-то принимал душ, запотевало даже кухонное окно, которое находилось дальше всего от их узенькой ванной.

— Жилье с консьержем мы себе позволить не можем, — вздохнула та, которую звали Перри, — а кому охота таскаться по лестницам?

Все это изумляло Имоджин. Эти девушки казались похожими на испанцев, которых она встречала летом в Мадриде. Те стекались в общественные парки и собирались в переходах подземки для поцелуев и объятий, а порой и чего-то большего, потому что жили с родителями вплоть до создания собственных семей. А еще Имоджин жалела юных коллег. Им никогда не познать радости совместного проживания в малюсенькой квартирке с двумя другими девчонками, когда все в одной лодке и вместе пытаются свести концы с концами при помощи «принглс» и того небольшого количества снеди, которую удается стащить с фуршетов в честь открытия роскошных магазинов. Однажды ее соседка Бриджет вынесла под платьем от Кевина Кляйна целую бутылку «Дом Периньон». Они купили на улице клубнику и расплавили шоколадку на вездесущих желтых зажигалках «Бик», чтобы полить сверху ягоды и запить лакомство золотистой жидкостью с самыми мелкими пузырьками из всех, которые когда-либо касались их язычков. Тогда они не спали до рассвета и говорили о том, какими им хотелось бы стать после того, как они перестанут быть забавными девчонками, которые крадут шампанское и выкуривают по пачке «Мальборо» в день. Во время одной такой посиделки Имоджин впервые призналась, что хочет стать главным редактором модного женского журнала. Никто не смеялся. Все они были одинаково серьезны и амбициозны, пусть большинство их амбиций и превратились в ничто теперь, когда им всем уже по сорок.

Тогда их холодильник был заставлен кремами и косметикой, а кухонные полки ломились от винтажных свитеров. Вдоль стен выстроились стеллажи с одеждой. Все помещение было чуть больше, чем стенной шкаф в однокомнатной квартире с закутком для сна.

Не будь той квартирки и тех честолюбивых замыслов, которые могут родиться только в борьбе, Имоджин никогда не стала бы той, кем она является сейчас.

Но прежде чем Имоджин успела записать эту новую породу девушек из «Глянца» в капризные ничтожества, те поделились с ней продуманными бизнес-планами, один амбициознее другого. Одна в свободное время делала сайт, который позволит женщинам всего мира обмениваться вещами, одалживая их друг у дружки на короткое или на долгое время по бартеру. Другая нацелилась создать соцсеть, специально ориентированную на покупку обуви. Они не говорили о том, что хотят стать маститыми журналистами или управленцами. Разговор шел в терминах собственных средств, касался привлечения покупателей и капитала. Они говорили о миллиардах.

— По мне, успех — это когда делаешь что-то, чем ты по-настоящему увлечена. Моя цель — это, типа, собственная компания, и чтобы быть частью чего-то важного, отчего мир станет лучше. Вот почему мне интересны информационные технологии, — заявила Мэнди.

Работали ли они сейчас в области информационных технологий? Они казались такими неискушенными и инфантильными. Они всё еще жили с родителями, но при этом строили масштабные планы. Они действительно были труженицами. Имоджин ощущала в них некую энергию, но не могла объяснить, что это за энергия. Она понятия не имела, как ее журнал сможет существовать исключительно онлайн, и понимала, что эти девчонки не способны вообразить будущее, в котором, кроме Интернета, не существует никакой другой формы общения с читателями.

К концу вечера, когда три стакана вина разбередили нервную систему, Имоджин снова почувствовала тревогу. Может, эти девушки и живут детской жизнью, но идеи у них взрослые. Незрелые личностно, но с деловой хваткой. Их подкованность в сетевых технологиях и самосознание просто пугали. Новое поколение объединяла тема, которую Имоджин поняла только сейчас: каждой из этих девушек отлично жилось с осознанием собственной уникальности. Мол, такая вот я снежинка с неповторимым узором.

Ей стало легче, когда на электронную почту пришло письмо от Евы, которое давало повод извиниться и уйти.

Тут Имоджин вместо вина заказала стакан воды и вежливо попрощалась.

Когда Имоджин извлекла из кошелька хрустящую стодолларовую купюру, Перри проговорила своим высоким голоском:

— Я хочу расплатиться кредиткой, чтобы мне баллы начислили. Может, все просто переведут мне свою долю через Venmo?[30]

Имоджин передала ей счет:

— Зачем? У меня наличка. Я дам тебе сотню.

— Мне будет куда удобнее через Venmo, — настаивала Перри. Имоджин уже не в первый раз за вечер не понимала, о чем речь. На миг она даже испугалась, не подхватила ли какое-то редкое неврологическое заболевание, которое выражается в том, что ты забываешь элементарнейшие вещи, которые знал всю жизнь.

— Это приложение такое, — пояснила наконец Перри. — Venmo. Оно переведет деньги с вашего счета прямо на мой.

— Но можно же и наличными отдать, — спокойно ответила Имоджин. Перри посмотрела на сотенную купюру так, будто та чем-то заражена.

— Ненавижу таскать наличку. Без нее тааааак просто.

— А мне кажется, куда проще будет, если я сейчас отдам тебе настоящие деньги, — Имоджин слишком устала, чтобы спорить, поэтому попыталась просто сунуть сотню в руку девушки. Эшли перехватали купюру и многозначительно посмотрела на Перри.

— Я тебе с моего аккаунта скину. А то Venmo иногда глючит. Возьмем вместе такси? — обратилась она к Имоджин.

Пройдя квартал по Мэдисон-авеню, они наконец-то смогли поймать машину.

— Сможешь подбросить меня на восток? — Эшли широко улыбнулась и принялась яростно молотить большими пальцами по клавиатуре своего айфона. Таксист включил счетчик. Имоджин кивнула и перевела взгляд на собственный девайс. Алекс отпустил Тилли, няню, уже час назад, и ждал жену в постели; он намекал в письме, что изо всех сил старается не уснуть без нее и это его сердит.

Имоджин неловко было ехать в молчании.

— Над чем работаешь? — спросила она Эшли, пытаясь завести светскую беседу. Девушка хлопнула ресницами:

— А я и не работаю! Конечно, когда приеду домой, поделаю чего-нибудь еще. Заказываю тайскую еду, чтобы ее доставили как раз, когда я войду в квартиру.

Имоджин кивнула. Возможно, выпитое заставило ее продолжить расспросы:

— Так долго?

Эшли рассмеялась:

— Нет, теперь я уже заказываю мужчин. Зашла на Fixd.

— Что-что?

— Fixd. Это приложение объединяет друзей с «Фейсбука», «Твиттера» и из «Инстаграма», а потом подбирает тех, кто находится в радиусе километра и больше всего подходит на данный момент, исходя из твоих постов, твитов и профайлов. В смысле, я не ищу мужчину на ночь, — покраснела Эшли, — не имею привычки заказывать мужиков с доставкой под дверь. Просто смотрю, с кем можно было бы потусить в выходные.

— Ну, вроде это удобно, — Имоджин не пришло в голову более умного ответа. Эшли пожала плечами, а такси притормозило, чтобы ее высадить.

— Да, я часто хожу на свидания… Но, знаешь, реально угнетает, когда каждую неделю приходится, типа, давать отставку парню или даже двум. И сообщать им об этом в эсэмэсках.

Они неловко обменялись светскими поцелуями в щечку, и Эшли вышла из такси навстречу тайской еде и гипотетическому свиданию в выходные.

Имоджин частенько окуналась в ночную жизнь. Светские обязательства, которые общество налагало на них с Алексом, каждую неделю требовали посещения всевозможных мероприятий, от коктейльных вечеринок до импровизированных ужинов с инвесторами и рекламодателями (когда дело касалось Имоджин) или политиками и юристами (если речь шла об Алексе). Но сегодняшний вечер почему-то совершенно ее вымотал. А вот девушки из офиса обладали неисчерпаемой энергией, отчасти подпитываемой голубенькими таблетками аддерала,[31] которые многие из них постоянно держали под рукой.

Живот скрутило, и пока такси покрывало кварталы между Сорок второй и Четырнадцатой улицами, Имоджин предавалась жалости к себе. Что за чертовщину она творит? И тут зазвонил мобильный телефон. Единственный человек, с которым ей сейчас хотелось поговорить, будто почувствовал, что она погружается в пучину отчаяния.

— Ciao, bella.[32]

— Ciao, bello.[33]

Четыре года назад Массимо Фразцано, будущий редактор модного отдела журнала «Мода» и один из бывших стажеров Имоджин, пробежал полумарафон в Монтауке. И после решил искупаться. Врач потом сказал, что он, по всей видимости, был слегка дезориентирован и обезвожен, потому что по ошибке нырнул с мелкого края бассейна, пропахал дно подбородком и раздробил четвертый позвонок. Он плавал лицом вниз, когда примерно через минуту его нашел Скотт, бойфренд Массимо. Его реанимировали прямо на месте и вертолетом отправили в манхэттенскую больницу, но после длившейся восемнадцать часов операции врачи сообщили друзьям и родственникам, в числе которых была и Имоджин, со дня на день ожидавшая рождения Джонни, что Массимо никогда больше не сможет ходить. Не исключено, предупредили они, что не удастся восстановить даже функции рук. Несколько дней Массимо ни с кем не разговаривал. Скотт боялся, как бы он чего-нибудь с собой не сделал. Но на пятый день Массимо собрал всех у себя в палате.

Он полулежал в постели с частично забинтованной, выбритой наголо головой. Имоджин закусила губу, чтобы не расплакаться.

— Я буду ходить, — спокойно, без тени сомнения в голосе сказал Массимо. — Я снова буду ходить.

Вот так. С того дня Имоджин ни разу не захотелось его пожалеть. Он просто не давал ей такой возможности. Он всегда был слишком весел для этого. После нередких совместных ужинов и походов за покупками Имоджин чувствовала себя обновленной и исполненной вдохновения. В результате травмы у Массимо возникли сложности с потоотделением, и он с помощью Скотта разработал линейку органических бальзамов для смягчения и увлажнения своей поврежденной кожи. Она оказалась невероятно востребованной и вскоре появилась на полках у «Барниз»[34] и Фреда Сигала.[35] Массимо все еще был инвалидом-колясочником, но благодаря отваге, целеустремленности и нейрохирургическим операциям вернул подвижность кистям и предплечьям. В прошлом году он снова стал чувствовать живот и нижнюю часть спины. В день, когда сама Имоджин отправилась на операцию, он сказал, что верхняя часть его ног стала ощущать жар и холод.