Цена твоего молчания

Борщевского так перекосило, что я на секунду подумала, что он таким и останется. Но нет, настолько мне повезти точно не могло.

— Ты еще за это ответишь, — процедил Енот сквозь зубы с такой угрозой, что мне стало страшно. Ведь брат Пашки реально не представляет, насколько этот мудак может быть беспринципным и мстительным. Очень не хотелось, чтобы за помощь мне он расплатился собственным здоровьем или чем-нибудь еще.

Но на Владимира, в отличие от меня, угрозы Борщевского впечатления не произвели ровным счетом никакого.

Три плавных, но быстрых шага и его кулак сжимает ворот куртки моего бывшего одноклассника, вздергивая вверх так, что Еноту приходится вытянуться и неудобно задрать голову.

— Конечно, отвечу. Давай прямо сейчас, вот он я. Встань и докажи, насколько я глубоко не прав, — Владимир не боится, даже дышит спокойно и ровно, словно беседует со старым знакомым. А вот Енот пыхтит со свистом, крепко сжимая ухватившую его руку. Но попыток встать, как ни странно, не делает.

Хотя, вовсе не странно. Храбростью Борщевский никогда не отличался, предпочитая прятаться за спиной своих «шестерок». И этот случай не стал исключением.

— Нет, не сейчас, — Енот пытается выглядеть невозмутимым и сильным, но получается у него откровенно плохо, — потом найду. Без свидетелей…

— А, вот как, — понимающе кивает Владимир, а затем наклоняется еще ниже, к самому уху противника. Понижая голос, но мне все равно прекрасно слышно, — то есть соберешь друзей, чтобы они мне объяснили, что ты зассал разобраться один на один?

Борщевский дергается, но тут же издает придушенный вопль, когда Владимир стискивает пальцы, усиливая хватку.

— Так вот, оригинал-романтик, ты тогда уточни у ребят, готовы ли они пойти на убийство. Потому что в противном случае я тебя найду. Одного. И тебе очень-очень не понравится, что я с тобой сделаю…

Брат Пашки с такой силой отталкивает Енота, что тот заваливается на спину, едва не перекувыркнувшись. Но Владимир уже потерял интерес и к самому парню, и к тому, каким ненавидящим взглядом тот прожигает его спину.

Поворачивается и подходит ко мне, протягивая руку.

— Пойдем?

А только киваю, подавая в ответ свою ладонь.

Мы идем медленно, но не к продолжающей веселиться компании, а чуть в сторону. Да и то шагов через тридцать я останавливаюсь, отбирая свою конечность — стресс отступает, а такая близость по сути незнакомого парня кажется чересчур странной для меня.

— Спасибо, — бормочу неуверенно, глядя ему в лицо. Замечая, что оно уже не такое недовольное, как казалось раньше. Хотя улыбки там по-прежнему не наблюдается, — как ты там оказался? Следил за мной?

— Присматривал, — уклончиво отвечает парень, а я только вздыхаю. Ни о каких обидах и претензиях в этой ситуации и речи не идет, я искренне рада, что он не послушался меня и поступил по-своему.

— Ясно, — пауза затягивается, а я не знаю, что еще сказать. Вечер закончился просто кошмарно и, если бы не Борщевский, меня давно бы уже здесь не было, — еще раз спасибо. И…и прощай.

Чуть улыбнувшись из вежливости, я практически бегом устремляюсь к дому. Благо до крыльца совсем недалеко, а задерживать меня, в общем-то, и некому. Рюкзак нахожу сразу — он лежит там, где я его и оставила, на небольшом диванчике на первом этаже. Телефона нет, и я запоздало чертыхаюсь — совсем забыла про этот досадный момент. Полминуты на размышления и я бодро выхожу на улицу, ища взглядом Владимира. К Пашке по-прежнему подходить не хочу, да и его брат единственный, кто не будет задавать мне лишних вопросов. По крайней мере, на это очень рассчитывала.

Мне повезло и не повезло одновременно.

Владимир стоял как раз около крыльца и разговаривал.

С Пашкой.

Черт! Что ж так не везет! Можно подумать, что сегодня не суббота, а понедельник. Тринадцатое…

— Дай, пожалуйста, телефон, — прошу спокойно у парня, стараясь не обращать внимания на лучшего друга.

Но последний с этим категорически не согласен.

— Зачем тебе телефон, Настя? — и после короткого взгляда мне за плечо, — и рюкзак? Куда ты собралась? Не дури!

— Зачем? — звучит контрастно-нейтральное в ответ от его брата, пока парень расстегивает куртку, доставая аппарат.

— Такси вызову, — пожимаю плечами, — не пешком же до города топать.

— Настя! — Пашка решительно втискивается между мной и братом, не позволяя больше его игнорировать, — прекрати! Подумаешь, Борщевский! Это же не повод сбегать! Кому ты и что пытаешься доказать?

По лицу Владимира, да и чисто интуитивно понимаю, что про инцидент около туалета никто, кроме непосредственных участников, не знает. И рассказывать первой мне точно не хочется. Тем более Пашке.

Да, в списке виновных ему было отведено почетное место в первой тройке лидеров.

— А ты не слишком много на себя берешь, Паш? — я наклоняю голову набок, позволяя злости просочиться в голос, — с чего ты решил, что тебе кто-то и что-то должен доказывать? У большинства людей своя точка зрения, свои желания и своя жизнь. Тебе весело? Прекрасно, наслаждайся. А я хочу домой. Спасибо за вечер.

Пытаюсь обойти парня и добраться до телефона — Владимир оказался проницательным и теперь стоял в нескольких шагах от нас, разглядывая что-то на экране гаджета, но рыжий не позволяет. Обхватывает мое плечо, останавливая.

— Настя, останься, пожалуйста. Признаю, я дурак! Ты это хотела услышать? — нет, не это. По крайней мере, не таким тоном. И не сейчас. В данный конкретный момент разговаривать с ним вообще не хотелось. Да и не с кем не хотелось. Но парень не сдавался, — хочешь, я от тебя ни на шаг не отойду? Постелю тебе наверху, ты же знаешь, там все закрывается. Никто тебя не побеспокоит до утра, обещаю! А утром я тебя сам и отвезу. Хорошо?

Не хорошо.

Совсем не хорошо.

И я просто резким движением высвобождаю руку, качая головой.

Чтобы тут же замереть от удивления.

— Я сам отвезу. Иди к гостям.

— Ты? С чего вдруг? Я сам прекрасно справлюсь!

От волны какой-то агрессии, исходящей от лучшего друга, мне становится на миг душно. И это еще удивительней, чем неожиданное предложение от незнакомого, по большому счету, парня.

Но Владимир одним предложением обрывает все возражения.

— Ты выпил, Паш. Настолько уверен в себе, чтобы пьяным сесть за руль?

Несмотря на все эмоции, другу хватает одного беглого взгляда на меня.

Он прекрасно знал, что я не поеду с ним.

Вообще ни с кем не поеду, если будет хоть малейшее подозрение на лишние сотые доли промилле в крови. Смерть отца оставила свои отпечатки, и искоренить в себе их я не могла. Да и не хотела, если уж на то пошло.

Рыжий раздраженно выдыхает и отворачивается от брата. Собирается мне что-то сказать, но в последний момент передумывает. Лишь смотрит долгим взглядом, словно пытаясь мысленно уговорить остаться. Но я делаю вид, что не понимаю.

— Ну, пока, — бросаю отрывисто и сухо, чуть пожимая плечом.

И без промедлений устремляюсь за Владимиром, чувствуя взгляд в спину.

Да уж, не так я представляла себя этот вечер. Совсем не так.

Мы вышли за ворота в полном молчании. Я не делала попыток нагнать парня и пойти рядом, но он сам остановился около калитки, открывая и придерживая ее, пока не пройду. Я сдержанно улыбнулась в знак благодарности, одновременно успев слегка удивиться этому простому, в общем-то, жесту. По жизни незнакомые, да и знакомые парни меня таким баловали нечасто.

И тут же едва успела сдержать смешок от неожиданной мысли — Владимир с самого начала нашего «недознакомства» только и делал, что удивлял…

Смотрю себе под ноги, опасаясь подвернуть ногу в темноте, поэтому даже не замечаю, что парень останавливается. И все же успеваю боднуть его лбом, в последний момент еле успев затормозить.

— Извини, — с досадой бормочу, тут же обходя ухнувшее от неожиданности мужское тело.

Запоздало замечая стильный спортивный мотоцикл, около которого мы и остановились. Восхищенно распахиваю глаза, жалея о том, что тут так мало света — рассмотреть в подробностях не получится. И машинально вынимаю руки из карманов куртки — ладони натурально зудят в желании потрогать и погладить красивую машину.

Но один взгляд на парня, лицо которого вновь пересекла гримаса недовольства, и накатившие эмоции тут же в ужасе разбегаются. Я забываю про все, а в голове занимает свободное пространство один-единственный вопрос.

Который тут же и озвучиваю, не видя смысла в обратном.

— Владимир, зачем вам все это? Не надо со мной возиться, я же не маленькая. Давайте вы просто вызовете мне такси, ни к чему ради меня портить себе вечер.

— Вова, — коротко и спокойно, и я не сразу понимаю смысл слова, растерявшись от нелогичности прозвучавшего.

— Что?

— Вова. Просто Вова, — снова улыбается он, а я вообще ничего не понимаю, — я тебя старше всего на пару лет, глупо мне выкать. Давай на «ты»?

А затем, когда я обескуражено киваю, продолжает.

— Так вот, Настя, — он делает ударение на моем имени, словно пытаясь его распробовать, и от этого где-то под ребрами становится щекотно, — с чего ты решила, что я порчу себе вечер?

О, а вот это уже проще и понятнее. Я даже умудряюсь непринужденно пожать плечами, объясняя очевидное.

— Ну, я же вижу, что тебе это все не нравится. Ты даже особо не скрываешь, так что смысла отрицать нет.

И в этот момент моя решимость заметно уменьшается. Потому что вытянувшееся на этот раз от крайнего удивления лицо парня абсолютно не вписывается в мои умозаключения. Настолько, что я наклоняю голову в ожидании объяснений, напоминая самой себе удивленную овчарку, но отмахиваясь от неуместных ассоциаций.

— Настя, это не ты, — качает он головой, потерев ладонью затылок, — то есть не о тебе. В смысле не в тебе. Дело. Нога…

Я себя ощущала героиней фантастического фильма с элементами сюрреализма. Нихренища не понятно, но очень интересно.

И все же больше не понятно…

— Чего? — повторяюсь, знаю. Но других слов нет.

— Нога болит, — смущенно признается Вова, закладывая большие пальцы за ремень штанов, — натер до крови уже, а аптеку круглосуточную не нашел. И здесь на даче ничего нет. Вот и мучаюсь хожу, хоть босиком ходи, честное слово!

С минуту царит полнейшее молчание. Я перевариваю слова парня, свои ощущения, накладываю все это на воспоминания…

А потом, обзывая себя мнительной дурой, вдруг спохватываюсь, скидывая рюкзак с плеча.

— Да что ж ты раньше-то не сказал! Давай сюда свою ногу!

Вова какое-то время медлит, но глядя на то, как я спешно роюсь в недрах рюкзака, медленно начинает расшнуровывать кроссовки.

— Может, я сам? — неуверенно предлагает, стоя в одном носке на снятом кроссовке. Протягиваю ему небольшой фонарик, не оглядываясь — обзавелась полезным аксессуаром после той памятной встречи в подъезде.

— Можешь и сам, если третья рука есть, — деловито оглядываюсь и, не найдя лучшего, разложила на сиденье мотоцикла бинт, пузырек с перекисью и пластырь. Последний был «советский», широкий и с узкой бахромкой ниточек по краю отрыва. Но, чем богаты, как говорится.

— К сожалению, нет, — в его голосе отчетливо слышится сожаление, а еще — неловкость. Меня, в отличие от него, ситуация абсолютно не напрягает — пациенты друг от друга не отличаются ничем, по сути. А хорошими знакомыми мы стать не успели, так что о личном отношении говорить не приходилось.