Опасное притяжение

Глава 16

Я собирала себя по кусочкам,

Как силуэт на листе — по точкам…(Татьяна Медведева)

Я сворачиваюсь в комочек, на старой, металлической кровати, боясь пошевелиться, чтобы скрип ржавой, провисшей решётки не нарушил моих сладких снов — единственное, что у меня осталось, в этом почти заброшенном дачном массиве, куда, по моей просьбе, привезла меня сестра.

Ночью мне хорошо. Так хорошо, что не хочется просыпаться

Мои синяки прошли бесследно недели через две, и вскоре я о них забыла.

Сердце же всё так же болело и не желало успокаиваться…

Но каждый день я вставала рано утром и заставляла себя жить.

Изредка ко мне заезжала сестра: привозила продукты, книги, которые я у неё просила, рассказывала новости о знакомых, которых я почти не помнила и пыталась хоть что-то узнать о том, что случилось. Но к концу второго месяца, махнула на меня рукой, окончательно, и больше не пытала.

Единственным живым существом, которому я доверила все свои тайны, стала соседская собака — дворняга Дружок. Только с ней я была полностью откровенна, только она знала обо всех моих проблемах, переживаниях и секретах. Больше никто.

К концу второго месяца я так привыкла к своей одинокой жизни, что была уже почти счастлива…

И осталась бы там, наверное, ещё, но мне не дали…

Меня нашёл следователь.

Вернее не меня, а мою мать.

После истории с младшим братом, когда я не смогла ему помочь, отношения наши испортились окончательно. Мы перестали общаться — она демонстративно меня игнорировала, я же просто отошла в сторону и не проявляла инициативу.

Я не верила в её понимание и помощь, а оскорбления и нравоучения мне сейчас были совсем не нужны. Поэтому и просила сестру, не говорить никому о том, что я рядом. Особенно ей.

Перед ней я своей вины не чувствовала. Только перед братом.

Я должна ему помочь — эта мысль гонит меня вперёд и срывает с места.

Поезд несёт меня назад, туда, где у меня было всё, а потом ничего не осталось. Я могла бы туда не возвращаться: уехать далеко-далеко, где меня никто не знает, затеряться в толпе и начать всё сначала в незнакомом месте, среди незнакомых мне людей.

Но за это время, я поняла, что забыть всё, я никогда не смогу, куда бы я ни уехала. Нет смысла бегать. От себя не убежишь. Надо просто научиться с этим жить…

И я еду учиться…

Жить без него.

Я так решила…

За окном тамбура поезда, мелькают деревья, пылающие всеми цветами радуги в предсмертной агонии перед долгой-долгой зимой — я не могу оторвать от них глаз.

— Нравится? — шептал он мне на ухо, прижимая к своей груди. — Посмотри, как красиво… Тебе нравится? Наша свадьба будет осенью. Я докажу тебе, что это самое прекрасное время года. Ты согласна? Скажи мне, ты согласна?

Я вырываюсь из его рук и бегу, громко шурша осенней сухой листвой, пытаясь совладать с бушующим ураганом в моей груди и поверить в происходящее…

В этот день я узнала, сколько ему лет. Я так боялась…

А он сделал мне предложение.

Боже! — нет в мире человека, счастливее меня…

— Не отпущу тебя, никогда не отпущу, — шепчет прерывисто, восстанавливая дыхание, после бега. И целует, слегка коснувшись своим языком моего. Нежно невероятно — только он так умеет.

Всё замерло в это мгновение ради нас…

Тишина…

— Где ты так целоваться научился? — шепчу ему в губы, с серьёзным выражением лица. Самой смеяться хочется. Так хорошо мне сейчас.

— На помидорах тренировался. — нисколько не смущается. Трётся об меня своими бёдрами. Улыбается.

— Да ладно! — прыскаю. — всегда думала, что это шутка…

— Нет, не шутка, — глаза его хитро сверкают, — мама у нас какое-то безумное количество помидоров выращивала, а мы с Михой, естественно, должны были их собирать. Вот мы и тренировались. Присасывались к помидорине, откусывали половину и выбрасывали. Мама потом ходила по своим помидорным плантациям и ужасалась: ну если вы голодные, ну пойдите, съешьте что-нибудь. Ну что-же это такое, понадкусывают, испортят и выбросят. У нас же ещё брат старший есть, я говорил тебе. Мы у него там журналы всякие смотрели, фильмы взрослые. Тшш… — подносит палец к губам, — только маме не говори. — и хохочет как ребёнок. — Мама через несколько дней к нам приезжает. Я ей про тебя рассказывал, — обнимает, — сказал, что у меня есть Катенька, которую я люблю… — сжимает так сильно, что всхлипываю… — Катюша, — растягивает моё имя, смакуя его на языке, — твои губы невозможно не целовать, — проводит влажным языком по моим губам и уносит за собой в далёкие дали…

Он познакомил меня с мамой.

А потом бросил. Предал. Променял на «корову».

Слезинки прокладывают мокрые дорожки по щекам…

Я больше никогда не полюблю осень…

Включаю телефон, пытаясь не обращать внимания на всплывающие на экране, бесконечной вереницей сообщения: люблю… люблю… люблю тебя всегда……

Разбираю его и выбрасываю в форточку по частям.

«Мне не больно» — проговариваю мысленно и в форточку летит симка.

«Мне не больно» — летит задняя крышка и вслед за ней батарея.

«Мне не больно» — отправляю всё остальное и больше не смотрю на картинку за окном…

Возвращаюсь в купе.

Там всё спокойно, тихо, предсказуемо: три женщины, бесконечно пьющие чай и перемалывающие косточки своим мужьям, друзьям и соседям — всё так, как должно быть в моей новой жизни.

Никаких неожиданностей.

Я хочу такую жизнь…