Разыскивается миллионер без вредных привычек

Глава 14. Егор

Трасса стелилась ровно и гладко, двигатель машины довольно урчал, в итоге домчался до места уже за четыре часа. Здесь и правда было невероятно красиво — горы, лес по ним спускается к озеру, на берегу которого прилепился небольшой городок, посёлок даже. Один супермаркет, гостиница на берегу, один крошечный заводик на выселках. Зарабатывали местные именно на заводе и на туристах, которые этот уголок неизменно находили каждый год, в больших количествах. Обожали это место и рыбаки.

Не учёл я и того, что в этом регионе, несмотря не такую большую удалённость от родного города на целых два часа больше. В итоге прибыл не поздним вечером и решил сразу заехать на завод. Снаружи он производил удручающее впечатление — длинный бетонный забор, который не пощадило время. В нем можно было найти множество дырок и лазов, удивительно, как здесь не разворовали все подчистую еще в девяностые. Я посигналил, но мне никто не открыл. Терять время мне не хотелось, поэтому я бросил машину на пустынной дороге и пошёл вдоль бесконечного забора. Я не ошибся — лаз нашёлся быстро. Пролез я в него не без труда, испачкав в бетоном крошеве одежду.

Большая часть цехов уже не использовалась, тишина страшная, словно повымерли все. Но посреди заасфальтированного двора стоит фура, готовая к погрузке, рядом притулилась серебристая, местами проржавевшая девятка. Её я помнил, на ней рассекал директор предприятия, в былые времена завхоз.

— Тук-тук! — кринул я в приоткрытую дверь. Постучал. Тишина.

Вошёл. Коридор узкий, Тёмный, в конце его брезжит свет, навевая нехорошие ассоциации. Чтобы там ни было, до конца коридора я дошёл. И директора нашёл в его же кабинете, где ему быть и полагалось. Он спал уткнувшись лицом в клавиатуру допотопного компьютера.

— Семён Михалыч! — позвал я.

Он застонал, поерзал, экран компьютера ожил. Я подошёл ближе. Пахнуло ядреным перегаром, сон стал вполне объясним и понятен. Я даже посочувствовал ему, представив, каково ему будет на утро. Но до утра я ждать не хотел, если уж директор на месте, то пусть рассказывает.

— Эй! — снова позвал я, разглядывая лысую, блестящую в свете вечернего солнца макушку.

А потом просто взял и хлопнул по столу журналом, что есть мочи. Учитывая окружающую меня благостную тишину, нарушаемую лишь тихим храпом Михалыча, звук получился оглушительным. Храп сразу прекратился.

— Егор? — потрясённо спросил наполовину проснувшийся директор и посмотрел на меня одним глазом. Второй видимо ещё спал. — Егор Петрович?

Я кивнул, а Михалыч всхлипнул.

— Десять тон! — вскрикнул он. — Десять тонн майонезных крышечек! Мне их домой нести жене вместо денег? Да она меня зароет в этих крышечках и не найдёт никтооооо!

Последнее слово он провыл обдав меня крепким перегаром. Из открытого глаза выкатилась слезинка. А потом… Михалыч упал обратно на клавиатуру и выключился, только клавиши и хрустнули жалобно. Я плясал вокруг него целый час, то матерясь, то упрашивая небеса помочь в нелёгком деле отрезвления моего несостоявшегося собеседника. Небеса не помогли. Значит утром, решил я. Надо заселяться в гостиницу.

Посёлок был ненамного севернее моего города, но видимо близость гор сказалась — прохладно вечером было очень. Контора находилась внутри завода, и не прогревалась толком даже летом. Я поглядел на улицу — темно уже. И жалко стало Михалыча невыносимо, в кабинете даже диванчика нет, на который его сложить можно было бы. Я ещё немного, но весьма виртуозно — в кои то веки ребёнка рядом нет! — поматерился, и потащил Михалыча на улицу. Он обвис в моих руках словно мешок, тащу, у него ноги волочатся. На ступенях, уже выйдя, остановился передохнуть. Из-за фуры доносился весьма характерный журчащий звук — кто-то пользовался одиночеством на полную катушку.

— Эй! — крикнул я.

Показалась лохматая макушка. Парень явственно смутился, шагнул ко мне, на ходу застегивая ширинку. Уставился на меня удивлённо.

— Ты кто?

— Дед Пихто, — огрызнулся я. — Куда начальство девать?

— Его домой нужно, иначе жена сюда придёт, ничего хорошего… а мне как бы отсюда уходить не велено, я сторож ночной…

Он помог мне дотащить начальственное тело до моей машины и закрыл за нами ворота, предварительно объяснив, где найти нужный дом. По центральной улице наверх, забор ярко голубой, сирень. Везде сирень, чтоб её. Правда здесь она только зацветать собиралась.

Жена Михалыча косилась на меня подозрительно, но мужа приняла с мученическим лицом, как неизбежное зло, ношу, которую ей следовало нести. Поблагодарила даже, на чай позвала. Я отказался, хотя есть хотелось с дикой силой. Ничего, потерплю до утра, в гостинице неплохая столовая была, насколько помню, кормили вкусно.

Но в гостинице меня ждал очень неприятный сюрприз.

— Как нет? — переспросил я, уверенный, что ослышался.

— Последний час назад сняли… Лето же, сезон начался.

Вот не возился бы с пьяным Михалычем и без номера бы остался кто нибудь другой. Вернулся в машину. Посидел немного. Поглядел в телефон — мой провайдер здесь совсем не ловил. Пытался почитать книгу, которую скачал уже месяц назад и никак не мог одолеть по причине ужасной нудности. Обычно я использовал её вместо снотворного, но сейчас не помогала. Слишком к комфорту привык, стало ныть покалеченное Настей колено, захотелось вытянуться в полную силу. Вышел, походил вокруг, вернулся. И уже почти уснул, когда в окошко постучали.

— Это вы папу привезли?

Я в удивлении воззрился на подростка, который заглядывал в окно. Знать не знаю, кто его папа, но мужчину я сегодня таскал только одного. Поэтому кивнул. Потом вспомнил, что темно, моего кивка он не увидит и подал голос.

— Да.

— Мама сказала, чтобы вы к нам приехали.

Отчего бы не поехать, если ночь, жрать охота и холодно? Я поехал. Потом сидел на большой кухне, за столом, застеленным цветастой скатертью и пил чай из большой кружки с надписью босс.

— У нас же здесь все друг друга знают, — рассказывала жена Михалыча. — Мой идиот бредит — Егор Петрович, крышки, крышки… В гробу я видела крышки эти. А беспокойство то не прогнать, позвонила, а вам номер не дали… Дочка то у нас в городе давно, комната пустая, вы спите…

Я даже в баню сходил. Топили её давно уже, но тепло не выветрилось ещё. Сполоснулся с удовольствием, а потом зачерпнул ковшиком воды холодной прямо из бочки и попил. Странно, но она была удивительно вкусной, из детства словно. Я привык к стерильному вкусу фильтрованной воды, и был приятно удивлён. Воды вкусной напился так, что шагал к дому и булькал на ходу.

А потом лежал на высокой постели, точь в точь та, что у Насти дома. Лежишь — попа проваливается, ворочаешься — скрипит протяжно. Непривычно, но удобно. Только… не хватает чего-то. Насти, наверное.

Утро было на редкость холодным, словно назад во времени вернулся, в апрель. Вышел на улицу, облачки пара изо рта вырываются, тот же пар клубится над озером, которое со двора видно, горы прячутся в туманно дымке. Холодно, но красиво-то как, черт побери! Стоял ежился, и думал, что вернуться сюда надо обязательно, только не вот так стрессово, а отдыхать. Никитку взять, удочку купить, и лодку взять в аренду на целый день. И пикник устроить на каком нибудь из островков.

Главное репелленты не забыть, комары просто жрут, и как не мёрзнут только сволочи. Я поежился и вернулся в тёплый дом. Оладушками пахло, их как раз на кухне и пекли. Михалыч нашёлся за столом, сидел и гипнотизировал взглядом кофе в своей кружке.

— Доброе утро, — поздоровался он. — Я думал, что вы мне привиделись.

— Хорошо, что я, а не белочки, — ответил я, и тоже уселся за стол.

Думал было поехать завтракать в гостиницу, в столовой бы покормили сытно и недорого, но перед соблазнов не устоял. Оладьи лежали в моей тарелке крупной стопкой, золотистый, пушистые, не чета тем, что я сам пек. К ним полагалась плошка мёда. Не успел опомниться, как все слопал, даже подобрел малость, по крайней мере проникся сочувствие к Михалычу. По крайней мере убивать его расхотелось, чего видимо и опасалась его жена — старалась не оставлять нас один на один.

Но он мрачно допил свое кофе и махнул ей рукой, мол, иди уже. Вздохнул печально, почесал лысину. Потом начал.

— Знаете, когда вы приехали, несколько лет назад… я же и правда поверил, что из старого никому не нужного завода можно что-то выжать. Смахнуть пыль с оборудования, вытащить мастеров из запоя, даже вложений не нужно было — сырье тоннами на складе гнило. Все было. Кроме покупателей. А тут вы появились… и пошло же дело, пошло!

— Ну и, — подбодрил я, когда он остановился, снова принялся тереть лысину и вдыхать.

— Самая большая партия никому не нужных крышек! Десять тонн. А вы вдруг сообщаете, что договор расторгаете. Письмо даже прислали… по этому… по эмейлу. У нас весь цех в запой ушёл…

Тут надо сказать — это моя работа. Не майонезные крышки, нет. Хотя, и они тоже. Я умею находить никому не нужный товар, а потом находить на него покупателя. И с этим заводиком плодотворно работал несколько лет. Они мне везли всяческую мелочь, на которую их оборудование было заточено ещё в восьмидесятых, отгружали на мои склады, а потом все это быстренько разлеталось по местным городским нуждам. И все довольны, у всех копеечка оседает в кармане. А тут на тебе — такой большой заказ, меня люди ждут, а тут весь все едва не сорвалось, да вдобавок и запили всем коллективом.

Я выяснил подробности — помимо эмейла ещё и звонок поступил. Голос мой Михалыч помнил не так, чтобы хорошо, поэтому и сомневаться не стал — его бросили с тоннами крышек. Я попытался объяснить, что договора не так разрывают. Даже этот, в котором не такие большие деньги крутятся. Но время деньги — много бы я на заказе не потерял. Если не считать того, что два дня осталось, дурацкие крышки в городе ждут, и подвести постоянных клиентов я не могу.

— Загрузили уже крышки?

— Да какой там, — отмахнулся Михалыч.

Следующие полчаса мы пытались собрать работников — собрать не удалось. Кто-то с отчаяния уехал искать работу в город, кто-то запил, кто-то с удочками на ьескрайней глади озера. А я вам скажу — десять тонн крышек это пипецки тяжело. Таскали их я, Михалыч, его сын и давешний сторож.

Через два часа, когда моё тело превратилось в один сплошной комок боли пришла жена Михалыча, я так и не узнал, как её зовут, принесла нам пирожков и кваса. Я вычислил, что у сына должна быть перемена, позвонил. Сын был на месте, постигал грыз гранит науки, что вселяло оптимизм. По крайней мере хоть где-то все в порядке. А потом ещё пять адски часов. Нашли водителя, а то я уж боялся, что самому вести эту махину. Водитель был трезв, слава всем богам. Фура уехала туда, куда ей положено и было, я даже вслед помахал.

— Может, переночуете? — робко спросил Михалыч.

Я был покрыт трудовым потом, на ладонях не менее трудовые мозоли, уверен, никогда в жизни больше на майонез взглянуть не смогу и домой хочу. Да, именно домой ужасно просто. Там то все в порядке. Смою с себя всю грязь, футболку чистую надену, и плюхнусь с сыном на диван, рубиться в какую-нибудь стрелялку.