Разыскивается миллионер без вредных привычек

Глава 21. Настя

— Как ты решила его назвать? — спросил он.

Я ещё не отошла от удивления, слишком внезапно Егор появился. Я не успела оплакать себя, накрывшуюся медным тазом жизнь, к разговорам по душам была не готова.

— Егором, — буркнула я, и начала подниматься.

Пожалуй, моё движение было слишком резким, меня повело в сторону и я упала прямиком в услужливо подставленные мужские руки.

— Ты чего это? — удивился и испугался Егор.

— Простыла немножко.

И ещё не ела почти несколько дней. Этого я говорить не стала. Егор занёс меня в дом, устроил на диване. Ушёл на кухню, загремел там, вернулся с чаем. Вот все меня кормят и чаем поят! Давно надо было заболеть.

— Когда ела в последний раз?

— Вчера точно ела.

Егор транспортировал меня на кухню и заставил есть. Готовить, в отличии от Тани не стал, разогрел то, что от вчерашнего ужина осталось. Аппетита у меня не было, но я так офигела от происходящего, что малька поела.

— Хочешь, я останусь?

Спросил, казалось, с надеждой. Я хотела, очень хотела. Но я видела, что со мной происходит. Я к нему привязывалась. Это меня пугало. Во-первых, я ничего не могу ему дать. Я даже ребёнка родить не могу. Все моё приданое — козёл. А во-вторых… если я прикиплю к нему, а это непременно случится, невозможно не прикипеть к идеальному, а потом ему надоем, то просто умру. Мне нужно научиться жить одной. Мне нужно съездить к маме и сказать ей, что внуков у нее не будет. Или, эта новость подождёт ещё пару-тройку лет?

— Не нужно, Егор. В этом всем… нет смысла.

— И что, мне уходить?

Я кивнула. А потом вспомнила.

— Только козла моего принеси с улицы.

Егор выругался, но козла принёс. Уехал, а я час ревела от своей никчёмности и бесполезности. Потом пришлось прекращать реветь и кормить животное, потому что оно, оставленное в прихожей, дошло до моего дивана и снова принялось слюнявить подушку.

Ночью у меня снова поднялась температура. Но в пространстве я не терялась, чётко понимала — понедельник наступил. Я лежу и не сплю, но сейчас прозвенит будильник, мне придётся вставать, одеваться, топать в обиталище миллионеров и заставлять какать их собак. Одна мысль об этом убивала — на улице моросил дождик.

Я со стоном выбралась из постели, надела вязаные носки и пошла ставить чайник, не дожидаясь звонка будильника. Дверь, которую так никто и не озаботился запереть на ключ, открылась. Пригнувшись под низкой притолокой вошёл Егор.

— Ущипните меня, я брежу, — попросила я.

Никто меня не щипал, пришлось самой. Егор никуда не делся, стоял в тесном коридорчике, а время — шести утра нет.

— Я так и знал, что ты встанешь в несусветную рань и попрешься под дождь, — недовольно проворчал он.

— Какого хрена ты это делаешь?

— У меня собаки.

— Какие нахрен, собаки? У тебя температура, я это без градусника вижу.

— Я работаю собачьей няней. Выгуливаю семь собак, получаю по триста рублей с каждой в день. Неплохие деньги, между прочим!

Егор снова выругался — он слишком много ругается. Принёс кошелёк, видимо, из машины. Отсчитал две с половиной тысячи и положил их на стол.

— Вот.

— Это что?

— Твоя зарплата. Иди в постель и не вставай.

Никто никогда не считал, что я вправе сама заботиться о себе. Нет, безусловно приятно, когда ты больна, а тебе в постель приносят чашку горячего чая. Но Егор своим поступком просто зараз обесценил все, что я делаю.

— Это работа, Егор, — тихо сказала я. — Давай я дам тебе три тысячи и ты в офис не поедешь. Нормально? Это же… мои обязательства. Какими бы они не были. Кто-то ворочает миллионами, кто-то выгуливает собак. В любом случае это — работа.

— Черт.

Егор сел на табуретку и явно задумался. Я на время посмотрела — скоро уже выходить. Интересно, Егор меня подвезет или обидится и уедет? Он поступил неожиданно. На подоконнике лежала записная книжка с вложенной в неё ручкой. Егор вырвал из неё листок и пододвинул мне вместе с ручкой.

— Пиши.

— Что писать?

— Адреса собачьи. Я выгуляю. И быстрее, я злой и не выспавшийся.

Я моргнула. Выглядел Егор серьёзно. Вроде и правда… намерен. Но выгуливающим чужих собак я его представить не могла. Однако… чем черт не шутит. Адреса я написала, имена хозяев, клички собак.

— Вот… Гулять надо до стадиона, минимум полчаса. И ещё… если ты меня обманешь, я же узнаю…

Егор махнул рукой и ушёл. Я за ним, пошатываясь, на крыльцо. Уже у калитки он обернулся, увидел меня и рассердился даже.

— Выпей таблетку и иди спать! Имей ввиду — я тоже узнаю.

Я улыбнулась. Померила температуру — тридцать восемь и шесть. И правда выпила таблетку, и залезла под одеяло, благо мой козёл спал. И тоже уснула, и спала буквально до обеда. Козленок выучился ходить совсем быстро. И куда бы я не ходила, он за мной. Я даже привыкать к нему начала, хотя понимала — придётся его дядь Ване вернуть. Ибо всегда таким смешным и маленьким он не будет, а если я буду жить в одном доме с рогатым животным, мама точно вызовет наряд из психушки.

— Но пока то можно, — успокоила я козла.

Днём я чувствовала себя почти прилично, даже погуляла пол часика со своим животным. А к вечеру температура и слабость вернулись, причём никаких других симптомов не было, даже насморка, который упрямо сопровождал любую мою болезнь. Мой организм словно просто устал и требовал от меня строго горизонтального положения.

И тем же вечером вернулся Егор. Принёс что-то из покупок, лекарства принёс из аптеки, хотя я и говорила, что практически здорова, просто, устала. Лоб мне потрогал.

— Раньше мне все лбы одинаковыми казались, — сказал вдруг он. — И когда кто-то трогая лоб ладонью определял повышена ли температура, я только диву давался. А потом у меня родился сын. Тогда-то я и понял, что и правда… Так вот — у тебя температура. Может, врача вызовем, а? Чего ты тут разболелась. Ты мне ещё желание должна за смесь, любое.

Блин, а я и забыла. Прогнать бы его сейчас… но так приятно расслабляет его близость. Именно поэтому Егора избегать и нужно — оглянуться не успею, а буду бегать за ним, как козёл мой за мной. А потом надоем, он женится на миллионерке, которая нарожает ему маленьких идеальных детишек. Ну вот, а обещала же себе не думать о своём бесплодии…

Я послушно выпила какую-то гадость, которую Егор развёл из пакетика. Начало страшно клонить в сон. Да так, что сопротивляться невозможно. Я закрыла глаза, не в силах бороться со сном. Почувствовала, как Егор укрывает меня одеялом. А потом… его руки на себе. Лёг сзади, обнял. Черт, как приятно же! Так и лежала бы, всю жизнь. Прям даже позабыв про козлов и собак.

— У тебя Никитка наверняка один дома, — напомнила я, не открывая глаз.

— Я только минутку полежу и уеду.

Так и уснула. Хотелось бы и проснуться в его объятьях, но на диване я была одна. Умом понимала, что его там ребёнок ждёт, но все равно обидно… самую капельку. На столе меня ждала записка. «Собак выгуляю. Это нормально, что Роджер все время пытается дотянуться до моей задницы? И быстрее выздоравливай — я уловил связь между твоим настроением и погодой». Я улыбнулась. Словно в подтверждение теории Егора, солнце вдруг нашло дырочку в тучах и осветило мокрый сад, мои, наверняка замерзшие помидоры, редиску под ними, почти отцветшую сирень.

Во вторник Егор не приехал, ни утром, ни вечером, хотя я ждала. Я напомнила себе — у него работа и ребёнок. Ревновать и к первому, и ко второму глупо. А ночью у меня случился кризис. Чем бы я не болела, зараза именно этой ночью решила устроить переломный момент. Трясти от холода меня стало уже к восьми вечера. Мама позвонила, словно чувствуя, что мне плохо, мне удалось успокоить её, сказать, что вялая просто от того, что спать хочу. Градусник показывал тридцать девять и два. Решила, что если пройдёт ещё три полоски вверх, то вызову скорую, но температура замерла на этой отметке, не сдвигаясь ни выше, ни ниже.

К девяти я сдалась и решила затопить печь. Дрова были сложены в сарайчике рядом с домом. Поленья казались тяжёлыми и норовили выпасть из рук. Чтобы принести заметное количество, пришлось сходить четыре раза, пытаясь не обращать внимания на накрапывающий дождь. Козленок ходил за мной следом дома, но на улицу добровольно выходить отказывался — стоял на веранде и терпеливо ждал, когда вернусь.

Дрова были сухими, но гореть отказывались. Я извела три номера роман газеты, и только тогда они согласились гореть. Занимались медленно, словно нехотя. Я села рядом с печкой, приоткрыв заслонку и пыталась отогреть руки. Наконец, дрова занялись, затрещали. Я закинула ещё пару поленьев, напилась лекарства, привезенного Егором, и легла спать.

Снилась мне снова чепуха. Наверное, я пересмотрела Гарри Поттера. Мне снилось, что я в мантии, в колпаке и в руках у меня волшебная палочка. Я верчусь, пытаясь понять, к какому факультету я вообще принадлежу. Я хорошая девочка, мне нужно в Гриффиндор! Но времени мне почти не дают, меня настигает резкий окрик профессора Макгонал.

— Козёл! Вам нужно превратить человека в козла! Не зевайте!

И тут я понимаю, что передо мной стоит Егор. Совсем голый, прохладно, кожа мурашками покрылась. Озирается испуганно, причинное место руками прикрывает.

— Ну зачем же в козла? — робко возражаю я. — Он же идеальный. Таких беречь нужно…

Я стискиваю в руках волшебную палочку. Она гладкая, холодная, но чувствуется, что внутри неё скрыт огонь, немалая сила, заточенная в куске дерева. Я тоже озираюсь пищу пути отхода. Егора надо спасать! Но куда бежать не знаю — огромный кабинет со сводчатыми потолками уставлен столами, я даже не знаю, где выход. Кругом знакомые из фильмов лица, все дети, и я тут, магл переросток.

— Неумеха, — фыркает да моей спиной Гермиона.

Взмахивает своей палочкой. Я кричу — неееет! Но мой голос тонет в смехе десятков детей. А Егор на моих глазах превращается в козленка. Маленького, беленького. Глаза лиловые, ресницы длинные.

— Егор, Егор! — зову я.

— Бээээээ, — отвечает Егор.

И его блеянье на разные лады отдаётся в моей голове, грозя разорвать барабанные перепонки. Всё вокруг крутится, лица смешались, чьи-то смеющееся рты, горгульи на стенах и оглушающее блеянье.

— Хватит! — крикнула я и проснулась.

Полноценного крика не получилось, так, полузадушенный писк, горло пересохло, охрипло. Меня чуть потряхивало от температуры. Плюс козёл решил, видимо, меня разбудить — прихватил зубами мою косу и тянул за неё. Не столько больно, сколько неприятно.

— Кыш, — велела я, и косичку обслюнявленную отобрала.

Села на постели и поняла, почему так в горле першит — по комнате клубами плавал сизый дым. Из прихожей, куда выходило жерло печи доносился сильный треск. Я опасливо шагнула туда и ахнула — на полу, у печи уже занялся деревянный пол, догорал оставленный в углу веник, весело полыхал ковёр.

— Вот теперь-то и пришло время пожарных, — вспомнила про Таньку. — Накаркала.

В коридор ступить было страшно, хотя и нельзя сказать, что огонь занял его полностью. Пламя только входило в силу. Здесь ничего, чем можно залить — кран с водой на кухне, а у меня только полстакана мерзкого лекарства. Я нашла свой телефон, потом вздохнула, настраиваясь, и разбила стулом окно. Так же красиво, как в фильмах не получилось трахнуть пришлось раза три, я даже испугалась, что стул скорее развалится, чем окно разобьется. Но разбила. Вытащила осколки, чтобы не пораниться, накинула на раму толстое одеяло — вряд-ли я убрала самые мелкие. И вылезла, прихватив своего спасителя.