Разыскивается миллионер без вредных привычек

Глава 25. Егор

Она просто взяла и ушла. Утопала. Я бегом вернулся домой, схватил ключи от машины и обулся в кроссовки. Так и поехал — в трусах и кроссовках. Сначала в деревню. По дороге не встретил, но, может, её подвезли? Дом стоял пустым. Заперт, но финта «меня нет дома» уже не провернуть — окно разбито и прикрыто лишь куском фанеры. Фанеру я отодрал и залез внутрь. Насти там точно не было. Поехал на остановку, костеря себя, на чем свет стоит — надо было сначала туда. На остановке три бабушки с авоськами. На меня смотрели подозрительно, на вопросы отвечать не хотели.

Я понял, что не знаю даже её адреса. Да что там адреса — фамилии! Господи, я занимался сексом с совершенно незнакомой девушкой! Даже в няни её собственному ребёнку нанял! Но пугало меня не это, а осознание факта, что я не знаю, где её искать. Зачем мне искать её, я не очень понимал, но было очень нужно.

— Никитка заперся и не открывает, — сообщила мне Лика, — а нам уезжать нужно. Почему вообще у ребёнка дверь запирается?

— От таких вот мамаш, — злобно ответил я, снимая кроссовки. — Что за концерт ты устроила?

Лика скрестила руки на груди. Жест до боли знаком. Что бы я сейчас ни сказал, буду неправ. Она не хочет меня слушать, она «спряталась». Я с чувством выругался, Лика поморщилась. Однако в кухню за мной следом прошла. От кофе отказалась, налила стакан воды, села. Наверное, у них там, в Африке, нормальная вода дефицит. Ничего, пусть шикует теперь за мой счёт. Я понял, что все ещё дико зол.

— Нужно сломать дверь, — снова принялась она за свое. — Я волнуюсь.

— Я тебе шею сломаю, — обещал я. — Ты бы волновалась, когда истерику устраивала, сейчас уже поздновато. Не трогай моего сына, пусть успокоится.

— Он и мой сын!

Я махнул рукой — спорить не было ни сил, ни желания. Тем более и не поспоришь — Лика родила моего сына. Растила первые годы. И любит. Но надо признать — она такая. Это меня мучило раньше, но давно уже перестало. Люди не меняются, Лика тому яркое подтверждение. Мы с ней больше десяти лет знакомы — не изменилась ни капельки. Впрочем, я тоже. Допив кофе, я поднялся к сыну. Лика за мной, как привязанная. Вообще, мы расстались без скандалов, битья посуды и драк. Я все еще питал к ней толику симпатии и дружеских чувств. Но сейчас она дико бесила. Тогда, когда шесть лет назад она мне сообщила, что ничего у нас не получится, что со мной она просто разменивает свою жизнь на быт, что так не сможет, сломается, сдохнет, я ничего не сделал. Дверь открыл и сказал — вали. А вот сейчас был близок к членовредительству. Лика, похоже, чувствовала это — держалась на почтительном расстоянии.

— Никита! — крикнула она. — Открой дверь, слышишь маму?

Из детской тишина. Слышно, как часы тикают. Может, он плачет там? У меня даже сердце сжалось тревожно — дети не должны плакать. Если только из-за сломанной игрушки или сбитой коленки. Но не из-за того, что глупые родители превращают жизнь в дурдом.

— Отойди, — велел я. И сам постучал. — Никита, я к тебе лезть не буду. Ты только скажи, что с тобой все хорошо, и я уйду.

— Всё хорошо, — раздалось после недолгого молчания.

Я развёл руками и подтолкнул Лику к лестнице. Я своего сына знаю. Если не дать покоя, он из упрямства до вечера просидит. А так успокоится, заскучает, подумает, как следует, и спустится. Правда, до каких он выводов додумается, я представить боялся. И ещё — он видел меня в Настиной постели! Надо погуглить про детские психологические травмы и их последствия. Наверное, увиденное было для ребёнка шоком. Мне снова стыдно стало — я никудышный папаша. И мать из Лики так себе. Одна у нас была нормальная — чокнутая Настька. И та ушла. Мне снова захотелось материться.

На кухне Лика спрятала лицо в ладони и расплакалась. Мне не было её жаль, хотя я не выносил женских слез. Она раздражала. Я был слишком зол. В конце концов, не выдержал, все же воспитывали меня как следует. Шагнул к ней, прижал к своей груди её макушку. Волосы у Лики были каштановыми, но сейчас выцвели от яркого солнца почти в рыжину. Футболка, которую я успел надеть, ощутимо повлажнела от слез.

Лика вдруг отстранилась от меня. Посмотрела в глаза. Она была высокой, моя жена, но все же ниже меня ростом. И глаза у неё карие, такие же, как у нас с Никитой. А я как-то… привык уже к голубоглазым. А она на цыпочки потянулась вдруг и прижалась своими губами к моим, ладонями под футболку мне залезла. Сказать, что я охренел — ничего не сказать. Замер ошеломленно. Лика решила, что я поощряю, дальше двинулась. Наконец, я в себя пришёл, отшатнулся, отрывая её руки.

— Ты что? Совсем с ума сошла? Давай без рук!

Когда-то я все, что есть, отдал бы, чтобы она осталась и в моей жизни, и в моей постели. Терять её было горько. Но она сама решила, сама ушла. Столько лет прошло. Переболело, перегорело. Мы уже давно без неё научились жить.

— Я просто испугалась, — начала Лика шёпотом. — Ты так бесишься из-за этой девочки… Никитка на меня зол. Я вдруг поняла, что я вам чужая, понимаешь, Егор? Совсем чужая!

— Так и в прошлом году было, — спокойно ответил я. — И в позапрошлом, если ты не заметила. Ты поздно спохватилась.

— Нет, — возразила Лика, — иначе было. Я словно домой приезжала. А теперь появилась эта собачья няня, и все поменялось.

Я пожал плечами — переубеждать никакого желания. Надо отвлечь руки, может, и мозг отвлечется. Я взял со стола планшет, полез на сайт с рецептами. Оладушки из готовой смеси мне явно не удавались.

— Ты что делаешь?

— Оладушки.

И полез в холодильник. В магазин мы ходили вместе с Настей, поэтому там было все, что необходимо для жизни нормальным людям. В том числе и все ингредиенты для оладушек. Вскоре запахло ванилью, а оладьи, самые настоящие, золотистые, и не думали прилипать к сковородке.

— Я тебя не узнаю.

— А я тебя. С каких пор тебя стали волновать женщины в моей постели?

Лика вспыхнула. Поднялась со стула, который отъехал с жалобным скрипом. Подошла к окну.

— Спи, с кем хочешь.

— Спасибо.

— Только не с нянями моего сына. Не в его присутствии.

Во мне вскипела ярость. Но, как ни странно, я держал её в узде. Перевернул свои оладушки, словно равномерная их золотистость была делом всей моей жизни. Потом отложил лопаточку, от греха, и повернулся.

— Как ты думаешь, — как можно мягче спросил я, — если бы ты продолжала жить со мной, мы не занимались бы сексом? Или ты думаешь, что все супружеские пары делают это, лишь отъехав от своего жилья на пару километров? Или считаешь, что мы на глазах у ребёнка трахались?

— Ты передергиваешь.

— А ты ханжа.

Мне хотелось сказать недотраханная ханжа, но я сдержался. Стопка оладьев росла. Я бы гордился собой, но тревога за Никитку и Настю не отпускала. Я принял душ, побрился даже. Лика сидела внизу и нервничала.

— Если бы ты перестала здесь торчать, — остановился я напротив неё, — Никитка вышел бы из комнаты гораздо скорее. Не дави на него. Не знаю, душ прими, может… И ещё, Лик, ты всегда раньше у меня останавливалась, когда приезжала. А теперь… не стоит.

— Эта девочка? — скривилась Лика.

— Нет, — я был стоически упрям. — Просто нужно как-то определиться с нашим статусом. Разошлись, так разошлись. И развод нужен, ага. Нас быстро разведут, мы столько лет вместе не живём.

Не развелись мы по одной причине — Лике по работе нужен был статус замужней дамы. Но сколько лет назад это было… Я считал себя разведенным. В моей жизни не было девушки, которую волновал бы мой статус. Да и меня не особо волновал… А теперь думал, что придётся как-то Насте сказать, что женат, и испугался, представив себе её реакцию. И это ещё при условии, что найду Настю.

Я поднялся наверх. Постучал к сыну.

— Я к Насте поеду, — сказал в закрытую дверь. — Ты меня не теряй. Мама внизу. Не сердись на неё сильно, ладно? Она же девочка. А девочки все ревнивые. И ревнует она не меня, а тебя. Просто любит очень.

В ответ тишина. Я вышел из дома и сел в машину. Подумал — где может быть Настя? Почему я даже не додумался взять её номер телефона? Вроде, не нужно было. Уезжаю — Настя дома. Возвращаюсь — там же. Если повезёт — то добрая. Если так, то ночью можно поскрестись к ней в комнату, и она пустит. И тогда как провал в Настю, в её тепло, в безрассудный секс. И не думалось ни о чем. Хорошо же. Жаль, недолго.

— Вот найду, и первым делом номер телефона возьму, — решил.

А потом вспомнил про соседку. Настя точно с ней общалась, раз гуляла с её дитем и газон поливала. Из машины я вышел, благо, никуда не уехал, просто не хотел находиться в одном доме с Ликой. Пересёк дорогу, постучал. В окна постучал. Блядь, просто день всеобщего игнора! Лучше бы меня Лика игнорила. Я съездил в деревню, а вдруг, она вернулась? Просидел на крыльце целый час. Не вернулась.

Дома Никитка ел оладьи, обмакивая в мед. Я постарался сделать вид, что ничего особенного не произошло, не застрять внимание на том, что ребенок, наконец, из комнаты вышел, что вообще запирался. Вот Лика до этого не додумалась — выйдя из ванной и увидев ребёнка, принялась причитать и осматривать его, словно с ним случилось что-то. Никита на меня был похож, я во многих его поступках видел себя. И теперь понимал: давить — психанет. Нет, кричать не будет. Замкнется просто, может, снова закроется. Тем более сын не виноват ни в чем — взрослые чудят.

— Лика, — попросил я, отведя ее в сторону. — Он всего три часа посидел в комнате. Не стоит делать из этого трагедию. Совсем недавно ты не видела его три месяца. До этого пять. Один раз — десять. Я всякий раз к твоему возвращению все руки и ноги ребёнка были на месте. И в этом нет твоей заслуги.

Лика потерла переносицу. Я понял, что она устала… очень устала. Мне даже жаль её стало. Но каждый сам творец своей жизни, у каждого — свои грабли. Я мысленно промотал назад — возможен ли был иной путь тогда, шесть лет назад? Нет. Лика — она хорошая. Правда. Просто ей не стоило встречать меня, не стоило залетать, потом выходить за меня замуж. Она жила бы своими черепками, стоянками древних племён, научными достижениями и вечной кочевой жизнью. Это то, что ей нужно.

— Тогда у нас не было бы Никитки, — вдруг сказал я вслух.

— Что? — удивилась Лика. — Я совсем… запуталась. Прости меня, пожалуйста. Мне уехать?

Я кивнул. Мне её, конечно, жаль, но вдруг Настя приедет? А тут моя жена. И объясняй ей, что у нас больше пяти лет секса не было, не поверит ведь. Лика уехала, обещав вернуться завтра — попытается все же уговорить сына на совместную поездку. Я вспомнил про соседку с козлом и снова поехал в малую Покровку. Соседка была на месте.

— А вы ей кто? — удивилась она.

Ну вот как объяснить? Любовник? Работодатель?

— Она на работу должна была выйти, — почти не соврал я.

— Она же звонила, — словно вспомнила женщина, — и сказала, никому ничего не говорить.

И дверь захлопнула. Я постучал, а потом ещё раз постучал.

— Я заплачу! — крикнул я. — Много!

— А я вызову полицию!

Пришлось возвращаться не солоно хлебавши. Лика уже уехала, я хотел было сорваться в город, который коварно прятал от меня Настю, но не хотел оставлять ребёнка одного — ему и так сегодня досталось. А тащить с собой после непростого дня тоже не лучший вариант. Так что вечер мы коротали вместе. Оба нахохлившись, думали каждый о своём.