Разыскивается миллионер без вредных привычек

Глава 18. Егор

Настя ушла, а я остался стоять с пакетом в руках. Заглянул в него — трусы мои, пропавшие, Никиткин костюм. Да хрен с ними, и того и другого дома навалом. А вот Настя куда убежала? Если честно, я быв уверен — вернётся. Никто в здравом уме от такого секса не отказывается, а я понимал, что Настьке вот это все нравится не меньше, чем мне. Я и сам бы пошёл, но гордость же. Гордость наше все! И дал ей два дня — вот если не явится, то сам пойду. И терпел, чтобы, значит, свою гордость не уязвлять. И напряжённо ждал — придёт, нет?

Пришла. Пакет сунула и ушла. Я подавил порыв мчаться за ней следом. Все же, не ребёнок она, чтобы уговаривать, за руки хватать. Взрослая девочка, сама знает, что ей нужно. На том и порешил. Никитки дома не было. Каникулы встали передо мной во всем своём беспощадном великолепии — куда девать ребёнка? В лагерь отправить жалко. У самого отпуск пока не планируется. С родителями на море пока отложилось…

Сегодня решилось просто — забрали друзья. Мне пришлось пообещать, что потом я заберу и своего ребёнка и их обоих детей тоже. Позволил себе строить планы… Вот явится Настя, а я весь такой холодный и неприступный…недолго, правда. А она ушла!

Я выглянул в окно — дождь накрапывает. Зло подумал — точно муж. Меня просто предпочли другому мужчине. Не зря же он там отирался… Мерил шагами комнаты немаленького дома и злился ещё больше. Чувствовал себя использованным — во как! Поматросили значит, и бросили. Я так, для перерыва в их супружеской идиллии.

— Брошенка, — сказал я сам себе и засмеялся.

Хотел было напиться, но передумал, вспомнив, какое следом адское похмелье. Да и хотелось мне совсем другого. Пойти, вытащить этого мужика из Настиной постели, и набить ему морду. Я был почти уверен, что он там, этот муж. Потому как, не затаскивать Настю в постель физически невозможно, я был уверен, что этого хотят все мужчины в мире, и это меня бесило тоже.

Я успел даже налить вискаря в стакан. Смотрел на него и так, и эдак. Понюхал. Пахло невкусно, хоть и стоило диких денег. Представил, как чужой мужик, пусть и муж, все равно чужой, своими лапищами Настю лапает. Она так же забавно сопит под ним? И затихает, когда кончить собирается? В общем накрутил я себя донельзя. И когда выходил из дома в капающую холодным дождём ночь, даже считал, что все делаю правильно. Мысль бежать сразу отмел — холодно. Запрыгнул в машину, полетел. Через пять минут уже подъезжал к нужному дому. Здесь привычно светятся окна, я с трудом подавил желание попытаться разглядеть, что там, за занавесками в цветочек происходит. Почти привычно уже отыскал калитку, вошёл во двор.

Не думал даже, что скажу. Если там мужик, то отметелю, и все равно прав я или нет. Если Настя одна то потребую объяснений. Сначала объяснений, потом секса. Да, так правильнее. Небо расчертила молния, затем трахнул гром. Да так раскатисто, что уши заложило. Следом все окна в деревне, Настино тоже, моргнули и погасли.

Подстанция местная была слабой, электричество пропадало часто. В нашем посёлке генераторы были у всех, но все равно решался вопрос о отдельной подстанции. Сейчас мне темнота даже на руку была. Может, Настя все же одна? Тогда я не буду жалким просителем секса. Буду героем. Все девчонки боятся темноты и мышей. Вот я её и спасу и от первого, и от второго.

Приободренный такими мыслями я шагнул на крыльцо. И чуть не сверзился, отшатнувшись назад — в дверях показалась Настя. Была она в классическом балахоне с надвинутым капюшоном, в руках свеча. Я едва не вскрикнул, но удержался. Вгляделся в Настю — белая, как снег, глаза огромные, испуганные. Точно, темноты испугалась, обрадовался я! Ну все Настя, щас я тебя спасу.

— Не бойся, — сказал я. Настя на меня глаза вскинула и всхлипнула. — Всё хорошо.

— Там… там… — голос её явственно дрожал.

— Что? Что-то случилось?

Темнота уже случилось, значит дальше следующий пункт — мыши. От мышей я точно спасу.

— Коза рожает.

— Какая? — растерялся я.

— Белая. Глафира.

И покачнулась, едва не упав на скользкой ступеньке. Почему у неё проблемы с равновесием, я понял, едва шагнув ближе — от Настьки пахло алкоголем. Причём не вином, а прям настоящим. От меня бы так же пахло, если бы я не пренебрёг виски.

— Да ты пьяна!

— Всё рожают, — доверительно шепнула она, о дав меня алкогольным парами. — Всё, даже козы. Вот я и напилась.

Высвободилась из моих рук — я джентльмен, я даму придержал, — и пошла прочь, вглубь мокрого сада. Огонёк свечи трепетал, дождевик, в который она была одета хрустел и шуршал на ходу.

— Ты куда?

— Роды принимать. Мне козу соседи доверили.

Я выматерился и пошёл следом. Нет, я не планировал принимать ничьи роды, мне просто не нравилось, что Настя ходит ночью явно не трезвая. Она же нашла дырку в заборе, перелезла на соседскую территорию, решительно направилась к темнеющему впереди строению. И я за ней. Вошли, Настя поставила свечку на полку.

Тусклый свет разогнал тени по углам. Я разглядел козу, виновницу Настиного опьянения. Выглядела она и правда неважно. Заблеяла протяжно нас увидев, словно и правда надеялась, глупая, что мы можем ей помочь. Я прищурился и увидел то, чего не следовало — у неё оттуда… откуда дети родятся, явственно что-то торчало.

— Блядь! — с чувством сказал я. — Настя, пошли отсюда немедленно.

— Не могу. Мой долг ей помочь.

— Поверь, она справится сама!

Настя была неумолима. Предлагала даже вызывать в скорую помощь для животных. Я был даже за — пусть врачи разбираются, а Настю домой, трезветь. Позвонил. Ближайшая круглосуточная ветеринарка находилась на окраине города, и ехать ночью, в дождь, на роды козы там отказались. Сволочи.

— Нужны простыни и кипяток, — продолжила Настя. — Я не знаю, зачем, но нужны. Кипяток. Пойду за кипятком.

— Козлят варить собралась?

Я отвёл её в сторону, чтобы не смотреть в самом деле на то, что происходит. Мы спорили шёпотом, коза орала — именно орала, а не блеяла, по крыше тарабанил дождь, порой грохотал гром. Я с тоской думал — и чего мне дома не сиделось? Но не уходил. Оставлять Настю тут одну не моглось и не хотелось.

— Идём домой, — я потащил Настю мимо загона с козой, и в этот момент она заверещала.

Точнее, они обе. И Настя, и Глафира. Я тоже, но тише, надеюсь, девушки мой крик заглушили. Ибо только что, на моих глазах, из козы выпал козленок. Я сначала решил, что он убился, но малыш зашевелился, мать подошла к нему и ткнулась в него носом.

— Ребёнок родился, — прошептала Настя. — Живой.

— Теперь пошли, — попросил я. — Пожалуйста.

Уйти мы не успели — из козы снова что-то полезло. Я зажмурился, снова спрятался в тот угол, из которого не видно. Настя, пьяная и поэтому безрассудно храбрая пошла посмотреть.

— Ещё один лезет, — проинфррмировала она меня, словно мне было интересно. — Близняшки у нас. Ты тут покарауль семейство, а я приду сейчас.

И ушла, оставив меня с рожающей козой один на один. Я даже взмолился, надеясь, что если просить у бога, как следует, то весь этот кошмар прекратится, я окажусь дома, на свой тихой светлой кухне. И в этот раз думать даже не стану — хлопну вискаря. Да. А потом спать лягу, и никаких Насть!

Коза снова закричала, дверь открылась, скрипнув, и впустив внутрь Настю. Она несла что-то громоздкое в руках. Дошла до моего угла — в стороне от загона с козой, в клетушке с горой свежего, недавно накошенного сена.

— Ещё не вылез, — сказала Настя. — Я кипяток выключила, похоже, Глафира и без него справляется.

— И без нас, — напомнил я.

Настя села на сено. Поставила на дощатый пол перед нами бутылку, кружку и трехлитровую банку.

— Тут самогонка, — начала перечислять она. — Тут томатный сок, мамин, домашний. Тут кружка, чтобы сок пить. Самогонку пьём из горла. Знаешь, я со страху протрезвела совсем. А быть трезвой мне вовсе не хочется. Не сегодня.

Я сел на сено рядышком. Не понимаю, что происходит и понимать даже не хочу. Настька же подняла бутылку, отпила маленький глоточек и вся сморищилась. Я подал ей чашку с соком, налитым из ополовиненой банки.

— Я не буду, — предупредил я.

Коза заорала, Настя сунула мне бутылку в руки. Я понюхал — отвратительно. И глоток сделал. Ещё через три глотка мне показалось, что самогонка пахнет ничего даже. Сок вообще выше всяких похвал. В сарае уютно. Мягко на сене, пахнет скошенной травой, тени от свечи по стенам пляшут. Коза, вот, рожает, но об этом же можно не думать. Зато Настя рядом — глаза в темноте блестят, волосы вымокшие под дождём ко лбу прилипли. Красивая она, Настя. Очень. Ещё через несколько глотков, я решил, что это нужно непременно ей сказать.

— Ты красивая, — и вправду сказал я.

— Спасибо, — важно кивнула она и сделала ещё глоток.

Настя делала крошечные глоточки, мои куда серьёзней. Я отобрал у неё бутылку и убрал в сторону. Самогонка, конечно, отличная штука, но я бы хотел стоять, как на ногах, так и в отдельно взятых частях организма.

Сено было колким и хрустким. Пахло душисто, чем то таким, давно знакомым, хотя казалось бы — откуда? Всю жизнь в городе, и сено с коровами видел если только по телевизору. И Настька пахла замечательно, а совсем недавно вроде самогоном благоухала. Однако принятая мной внутрь огненная жидкость все уравняла, и теперь да, замечательно.

— Там коза рожает, — сообщила Настя. — Вроде как неловко.

— Ну и что? — отозвался я, не давая Насте выбраться из охапки сена, в которую я её собой придавил. — Твоя коза уже явно знает, что к чему, ей вон двойню зарядили…

Дождевик ужасно шуршал, зато мешал сену колоться. Настька сдалась, заерзала, освобождаясь от джинс.

— Там что, ещё колготки снизу? — нетерпеливо удивился я.

— Джинсы, колготки, носки, майка, футболка, свитер, дождевик, — перечислила Настя. — И огромные трусы. Холодно же.

— Щас согрею, — пообещал я.

Трусы и правда были огромными. И да, холодно было. Недолго, правда. Давненько я не занимался сексом в свитере и в носках. Насте повезло меньше — её носки я стянул вместе с трусами и колготками сразу, чтобы время не терять. Теперь её леденючие пятки касались моей голой задницы. Я то и дело закидывал их на защищённую свитером спину, но они сползали обратно.

Через энное количество минут перестало колоться сено, кожа под свитером покрылась испариной. Настя засунула под него холодные ладошки, я охнул от неожиданности, но потом даже обрадовался — жарко же. Она зашевелилась, принимая меня в себя ещё глубже, максимально. Порой мне казалось, что я слишком велик, для такой маленькой Насти, но разве можно устоять, осторожнее быть, когда мысли из мозга выдувает?

— Презервативы, — вспомнил я.

— Не нужно, — жарким шёпотом сказала Настя в моё ухо. — Совсем не нужно.

Выяснять почему и отчего я не стал. Лизнул жилку, которая билась на Настиной шее, так замечательно близко, и целиком отдался тому, ради чего вообще пришёл и всегда приходил — марафону оргазмов. Настя сжалась вокруг моего члена так сильно, что практически причиняла мне боль. Но боль была сладкой, такой, от которой невозможно отказаться. Сегодня все было иначе. Алкоголь ли тому виной, экстрим в виде рожающей в соседнем загоне козы, моя ревность, которую я наконец признал, не знаю. Но оргазм был крышесносным. Я словно натянулся до предела и лопнул. Я закричал, хотя я никогда не кричал во время оргазмов, считая, что это прерогатива дешёвых порнофильмов. Закричала Настя, забилась в судороге в моих руках. Её оргазм делал мой ещё слаще, ещё острее. Вторя нам, орала в своём загоне Глафира.