Неправильно для меня

Глава 17

Оукли

— Мисс Ривера, — детектив Мерфи произносит мое имя так бессердечно, что у меня начинает болеть в груди.

Для этого человека я всего лишь еще одно имя в файле. Ему насрать на то, что я чувствую прямо сейчас, и он даже с трудом может заставить себя вести мягче.

— Я знаю, что это был долгий день, и мы задали миллион вопросов, но у меня есть еще пара. — Он прочищает горло, на его большом лбу образуется глубокая складка. Он облизывает губы и смотрит вниз, слегка постукивая костяшками пальцев по прохладной металлической столешнице.

Я знаю, о чем он собирается спросить, но я собираюсь заставить его сказать это. Я собираюсь заставить его посмотреть мне в лицо и возложить на меня вину за смерть моего собственного отца. Не то чтобы я уже не думала об этом. Это была первая рациональная мысль, которая пришла мне в голову после первоначального шока и отрицания.

Могла ли я быть силой, стоящей за причиной? Были ли мои руки на ее муже, что привело ее к моему отцу?

Она вообще это сделала?

И кто она, черт возьми, такая?

Злые слезы вырываются прежде, чем я успеваю их остановить, и я поспешно вытираю их, встречаясь взглядом с Мерфи. Когда я сглатываю, его глаза сужаются.

— Ты должна понять, что приходить к тебе домой в поисках вас обоих было очень подозрительно.

— Я прекрасно понимаю. — Я выдерживаю его взгляд, и он видит правду в незаданном вопросе, его светлые глаза сужаются. — Спрашивайте меня, детектив Мерфи.

Он кивает, садясь на край стола.

— Были ли вы с Алеком Дэниелсом увлечены?

— Увлечены?

— Интрижка, мисс Ривера.

Я сглатываю желчь, которая пытается пробиться к моему горлу. Я имею в виду, интрижка есть интрижка, верно? Даже если один человек понятия не имеет, что другой уже принадлежит кому-то другому.

— Возможно.

— Эмоционально или сексуально или и то, и другое?

— Действительно ли разница между этим имеет значение?

Он смотрит на меня, и я могу сказать, что ему есть о чем спросить, что сказать, но он просто смотрит. Я смотрю на офицера Беннетта, который все это время сидел молча, а затем снова на детектива Мерфи.

— Скажи мне, что привело вас к ней.

— Последний звонок, который сделал ваш отец, был на номер, зарегистрированный на Мариссу Дэниелс.

Мои брови приподнимаются, когда смятение плавает в моем животе, вызывая тошноту.

— Вы уверены?

— Мы уверены. Насколько она сказала нам, это все недоразумение. Она говорит, что просто набрала номер твоего отца, потому что пыталась дозвониться до своего мужа. — Теперь он осуждает, и я внезапно грязная, неправильная. — Она волновалась, она не слышала от него ничего несколько дней, и это было на него не похоже. Она знала, что твой отец сможет связаться с ним. Кажется, он работал на твоего отца? — Когда я киваю, он протягивает руки. — Как вы можете видеть, ее история подтверждается. У нас нет оснований полагать, что она замешана. Она просто заботливая жена и, похоже, не без оснований.

— Я… но…

Это неправильно. Что-то не так.

Мой отец знал о ней? Он знал, что Алек женат, и все же подтолкнул меня к нему? Неужели я только для того, чтобы научиться доверять ему, а не полюбить его?

Разве я не должна была упасть?

Мое дыхание учащается, и капли пота выступают на линии роста волос, а кожа становится липкой. Мусорное ведро тычут мне в лицо как раз в тот момент, когда я начинаю задыхаться, и ничего, кроме кислоты в моем желудке, не выходит наружу. Через мгновение мне передают коробку с салфетками, и я беру одну, вытирая рот, прежде чем встретиться взглядами с мужчинами.

— Позвольте мне избавить вас от некоторых проблем, — говорю я им, вставая. — Я не знаю, знала ли она обо мне, учитывая, что до сегодняшнего дня я не знала, что у него была жена. Я не знаю, в своем ли она уме или сумасшедшая, пришедшая за моим отцом, чтобы отомстить мне за то, что я прикоснулся к тому, что явно принадлежит ей. Я не знаю, знал ли о ней мой отец, но, похоже, он должен был знать. И я не знаю, почему он позвонил ей за несколько минут до своей смерти. Я не знаю ничего, кроме того, что я устала, измотана и на сегодня с меня хватит.

Я беру другую салфетку и провожу ею под глазами, чтобы очистить их от любых следов, свидетельствующих о том, что пролилось еще больше слез. Я благодарю мужчин и выхожу с высоко поднятой головой, в гордости, которой я не чувствую, и с силой, которую я не могу найти.

Я не сломаюсь в этом месте.

Алек

Моя нога не перестает дёргаться. Мой разум продолжает кричать, и я не могу мыслить здраво. Слишком много вопросов и слишком много мыслей, чтобы разобраться, но я нихуя не могу сосредоточиться. Не уверен, что я правильно отвечаю этим придуркам, потому что все, что мой ебанутый разум транслирует мне, это то, как Роуэн суетится, как грёбаный рыцарь, которым он не является, но внезапно, блядь, хочет им быть.

Рад ли я, что он был рядом с ней в тот момент?

Нет.

Должен ли я быть радостным?

Все равно скажу "нет".

Я облажался, я знаю, но когда дело доходит до Оукли, мне все равно.

Я убью его.

Если он хотя бы прикоснется к ней каким-либо иным способом, кроме успокаивающих объятий, чтобы помочь ей пройти через это, он, блядь, будет сожжён.

Нет, вычёркиваю это. Он вообще не имеет права прикасаться к ней.

Это какой-то бред.

Я провожу руками по лицу, позволяя им с грохотом удариться о стол. Конечно, меня бросили в комнату с двумя офицерами-новичками вместо Мерфи и придурка, с которым он появился. Я был уверен, что он хотел допросить меня, но, похоже, все, что он хотел, это возможность поговорить с Оукли. Думаю, все мои двойные интриги пока в безопасности. Меня убивает мысль о том, что она там, разбирается с ним в одиночку.

— Хорошо, мистер Дэниелс, вы можете идти. Кажется, с вашей жены пока сняли подозрения.

Я вскакиваю со своего места и топаю к двери, и в ту секунду, когда я выхожу в коридор, из-за угла выходит Оукли. Я делаю шаг вперед, моя челюсть сжимается, когда она напрягается при виде меня.

— Нам нужно поговорить.

— Я так не думаю.

Я борюсь, чтобы сохранить хладнокровие, когда все, что я хочу сделать, это перекинуть ее задницу через плечо и убраться отсюда нахуй. Я подхожу ближе, и на этот раз ее спина выпрямляется.

— Оукли…

— Прекрати.

Мой взгляд бегает по ней, и я вижу нанесенный ущерб. Я причинил ей боль, я знаю. Но взгляд в ее глазах говорит мне, что она думает, что я сломал ее, но она сильнее, чем даже сама понимает.

Она Блейз насквозь.

Роуэн выходит из-за угла и мгновенно его взгляд становится жестким. Он проскальзывает между мной и моей гребаной женщиной и кидает мне в лицо:

— Ты издеваешься надо мной? — Кипит он. — Ты облажался, сделал своё дело, а потом загнал ее в угол?

Протянув руку за спину, он мягко отталкивает Оукли назад, отступая вместе с ней, как будто она какая-то хрупкая женщина, которая в этом нуждается.

Это не так.

Ее пустые глаза находят мои, тайно ища правду, которую я не могу показать. Не здесь, не сейчас. Поэтому, она ничего не находит, и разочарование, которое она не может скрыть, сильно бьет меня, прямо в гребаное нутро.

Я ненавижу так поступать с ней.

— Подожди, и я найду способ вернуть тебя домой, — говорю я ей.

Ее лицо морщится от отвращения. Роуэн невесело смеется, придвигаясь ближе ко мне.

— Пошёл ты, — кипит она. — Но тебе, наверное, стоит отмыться от меня, прежде чем трахать свою жену. — С этими словами она разворачивается, быстро направляясь к выходу, Роуэн рядом с ней.

— Оукли, — рычу я, но они продолжают двигаться. — Прекрати.

— Так, так, так, если это не печально известная Оукли Ривера. — Скрипучий голос раздается позади меня, и мои кулаки крепко сжимаются.

Оукли и Роуэн резко останавливаются и медленно поворачиваются к нам лицом.

— Должна признать, ты гораздо хуже, чем я ожидала.

Оукли изо всех сил старается сохранить равновесие, когда переводит взгляд на женщину рядом со мной.

— На секунду я почти забеспокоилась, но теперь я вижу, что в этом не было необходимости.

Я смотрю на Оукли, а она смотрит на нее.

— Я Марисса Дэниелс.

Рука скользит по моей руке, и теперь челюсть Оукли сжимается, в ее глазах идет война эмоций, сломаться или бороться. И, как я и думал, ярость побеждает все. Оукли подходит ближе, и краем глаза я вижу, как Марисса ухмыляется.

— Не считай меня дурой. Во всем этом что-то не так, и я разберусь, что именно.

Улыбка Мариссы нетороплива.

— Я понятия не имею, о чем ты говоришь.

— Тебе лучше надеяться, на это, потому что, если я узнаю, что ты имеешь какое-то отношение к… — Она сглатывает. Она не может этого сказать. — Никто не сможет удержать меня от тебя. — Она опускает глаза, а потом возвращает их ко мне. — Даже твой муж.

Марисса отвратительно смеется, и Оукли проходит через двери, практически, черт возьми, бегом, а Роуэн следует за ней.

Я прямо у нее на хвосте, потому что я, блядь, так не думаю.

— Клянусь Богом, женщина. — Я увеличиваю скорость, чтобы догнать её. — Если ты думаешь, что уйдешь отсюда с ним…

Она поворачивается, ее сердитые глаза вспыхивают. Она взбешена, сбита с толку и чертовски опустошена, но отказывается показывать миру свою боль.

Как я уже сказал, чертовски сильная.

Она умоляет меня прекратить.

Но я не могу этого сделать.

— Алек… — Она правильно меня понимает, знает, что я не могу отступить, и ее ноздри раздуваются, а нос краснеет. — Не надо.

— Если он заберет тебя, я последую за вами, а потом окажусь прямо перед тобой, когда ты выйдешь. Во всем этом нет никакого смысла. Не уходи отсюда с ним.

— И с кем бы ты хотел, чтобы я ушла, а? С тобой и твоей женой?

— Дело не в ней.

Она недоверчиво смеется, ее руки двигаются, чтобы ударить себя по бедрам, когда она качает головой, глядя на меня.

— Мой отец мертв. Твой наставник. И твоя жена, которая стоит перед дверью, смотрит на нас и позирует так, словно она на гребаном подиуме, возможно, имеет к этому какое-то отношение. Или нет. Кто, черт возьми, знает? Мне приходится напрячь все силы, чтобы не подойти прямо к ней и не выцарапать ей гребаные глаза… Назад. Черт возьми… Всё.

— Нет.

Ее голова откидывается назад, и всего этого становится слишком много для меня. Слезы наполняют ее глаза. Она сдвигает челюсть и отводит взгляд, не желая плакать передо мной.

— Мне нужно выбраться отсюда. Сейчас. Я не могу … Мне нужно идти.

Арктически-голубые глаза встречаются с моими, плотина строится и готова лопнуть. Я делаю шаг вперед, и, предвидя мой ход, она отступает назад в тот же самый момент.

— Не надо, — рычу я, давление на мои ребра усиливается, становится трудно дышать. — Не отходи от меня дальше и не приближайся к нему.

Роуэн переминается с ноги на ногу, привлекая мое внимание, и я скосил глаза в его сторону, чтобы обнаружить, что его глаза прищурились, когда он смотрит на Оукли. Я знаю, что он уловил, что она там сказала. Он знает, что она была со мной.

К черту это. Он знает, что она моя.

— Позволь мне уйти, Алек. Это был действительно дерьмовый день. — Она фыркает, отводя взгляд. — И ночь, если на то пошло.

— Не говори так.