Девочка со свечкой

20

Рассматриваю пейзаж за окном. Голое, серое поле и мелькающие дорожные знаки. Поздняя осень — унылое время.

В салоне совсем немного пахнет кожей, чистотой и парфюмом Федорцова. Именно этот запах ассоциируется у меня с дорогой жизнью. В его мире нет вонючих, ароматизированных елочек и растворимого кофе. Фунтик с его коротенькой шерсткой чаще бывает на груминге, чем я в парикмахерской. По какой причине я постоянно сравниваю свою жизнь с жизнью Марка, остается загадкой. Может быть, потому что я вижу две параллельные прямые, которым никогда не дано пересечься? Интересно, моя сестра ощущала себя так же в начале знакомства с ним? Теперь я понимаю, какой она была скрытной. Я совсем ее не знала. После того, как мы с Марком расследуем это дело, наши дороги разойдутся. Думая об этом, я чувствую… что потеряю что-то важное, что незримо присутствует в моей жизни.

— Что ты притихла? — смотрит не меня Марк.

— Да нет, просто думаю, — улыбаюсь через силу и снова перевожу взгляд в окно.

— У тебя парень есть? — Прилетает неожиданный вопрос мне в затылок, вызывая учащенное сердцебиение.

— Чего? — резко поворачиваюсь и встречаю его смеющиеся глаза. — Тебе это зачем?

— Фотография твоей загорелой ноги предназначалась явно не мне, вот и спрашиваю. Вдруг меня впереди ждет ревнивая истерика твоего мальчишки.

— Марк, — осуждающе говорю я, чувствую, как горят щеки. — Я уже извинилась. И нет, можешь не волноваться. Костя жил у меня, и он, как ты заметил, жив и здоров.

«Чтоб ему, скотине, не ладно было», — приходит на ум фраза бабушки. Она была интеллигентной женщиной, поэтому «скотина» я добавила от себя.

— Тут бы я поспорил. — Он улыбается одним уголком губ и снова смотрит на дорогу. — Ты так и не рассказала, что у вас с ним произошло. Настя и Дмитриенко вроде с ним дружили одно время.

— Я тоже, но оказалось, что дружба не всегда вечна. — Ни за что не расскажу Федорцову о произошедшем. Не потому, что мне жалко, что он сотрет Костю в порошок. А потому, что не хочу, чтобы Марк до конца жизни винил себя в том, что не выслушал в тот вечер Настю. Уже не получится ничего изменить.

Смахиваю несуществующие пылинки с темных джинс и решаюсь задать вопрос:

— А что будет с компанией, если твой отец отойдет от дел?

— В смысле? — поднимает брови Марк.

— Ну, когда-то же он уйдет на пенсию: камин, плед… все дела.

— Мы с Аней в таком случае становимся владельцами фирмы, но ее демонтаж зданий и земельные участки мало интересуют, поэтому я буду управлять фирмой. А почему ты спрашиваешь?

Я не хочу напрямую спрашивать о Роберте и уж, тем более, о компромате. Думаю, как лучше мне оформить свою мысль.

— А дела фирмы идут стабильно? Ничего не угрожает, может быть, конкуренты или долги? — Осторожно кошусь на Марка, пытаясь считать его реакцию.

Он спокоен и расслаблен. Но видно, что мои вопросы вызывают у него недоумение.

— Нет, все в порядке. Мы с отцом нарастили крупную клиентскую базу. Открыли филиалы по стране и несколько за границей. Было, конечно, всякое, но конкуренции мы не боимся. А к чему эти вопросы? Какое это имеет отношение к твоей сестре?

— Никакого, чистое любопытство. Извини, если полезла не в свое дело. — Не сдерживаюсь и под пронизывающим взглядом Федорцова рисую пальцем на запотевшем окне сердечко.

Дачный поселок, из которого пропала моя сестра, находится ближе того, где теперь живет следователь Смирнов с женой. Нам не приходится объезжать реку, поэтому спустя час мы выезжаем на отвратительную, ухабистую, проселочную дорогу. Про себя радуюсь, что машина Федорцова высокая и мощная, иначе мы бы с большой вероятностью или застряли, или потеряли часть покрышек.

Чем ближе мы к дому Дмитриенко, тем хуже мне становится. С той ночи я была здесь еще один раз с волонтерами, когда мы искали Настю. У меня стоит перед глазами ночной туман и мелькающий в лесополосе свет фонариков. Костя тогда стал для меня настоящей поддержкой — похоже, память о нашей дружбе придется вырывать из сердца с мясом.

Федорцов паркуется на обочине, и мы выходим из машины, почти одновременно хлопнув дверьми. Дождь, к счастью, не сорвался. Небо прояснилось: ясное, светло-голубое, как на курортной открытке. Накидываю капюшон и жадно вдыхаю воздух. Думаю о том, что со временем хочу жить за городом. Хочу тишину и свой участок земли.

— Идем? — Федорцов прячет ключ в карман песочного пальто.

— Вот этот. — Указываю на двухэтажный дом из белого кирпича. — Что будем делать? Я так и не поняла, какой смысл? Мы все здесь вдоль и поперек облазили. Никто ничего не видел.

— Так не бывает, Инга. Там, где есть люди, обязательно найдутся свидетели. — Философски изрекает Федорцов.

Мы подходим к высокому забору, калитка, естественно, заперта. Я пару раз дергаю ручку. Под ногами скрипит мелкая галька.

— Ну, что я говорила? — развожу руками. — Здесь никого нет. Дачный сезон закрыт.

— А это что? — он указывает пальцем через дорогу. Я оглядываюсь, но ничего не вижу. — Я же говорил. Марк быстрым шагом направляется к дому напротив.

— Что… — едва поспеваю за ним и, догнав, дергаю за рукав пальто. — Что там?

— Штора на окне сдвинулась и вернулась на место. Как только мы приехали, кто-то в этом доме проявил любопытство. Вот я и хочу поговорить с этим наблюдательным человеком. — Поясняет он на ходу.

— Чушь, какая. — Бормочу себе под нос. — Может, ты детективов пересмотрел?

Марк не слышит или только делает вид. Тяжелая, кованая калитка со скрипом открывает нам вид на аккуратную дорожку и какие-то подрезанные кусты вдоль нее. Часть из них замотана мешковиной. Симпатично, даже уютно: напоминает дворик из сказки «Снежная королева», только не хватает роз.

Теперь, даже я вижу, что белая занавеска в боковом окне дернулась. Звонка нет, поэтому Марк громко стучит, в ответ — тишина. Он стучит еще раз и после небольшой паузы дверь медленно, словно нехотя, открывается. Из небольшой щели на нас смотрят старческие, любопытные глаза.

— Здравствуйте. — Марк так обворожительно улыбается, что я удивленно кошусь на него. Его голос — цветочный мед, не иначе.

Старушка распахивает дверь немного пошире и спрашивает трескучим голосом:

— Вам кого?

— Может быть, вы слышали, здесь три года назад девушка пропала? Мы бы хотели с вами поговорить. Уделите нам десять минут?

Я разглядываю ее, размышляя, могла ли она что-то видеть в ту ночь. На ней махровый халат, волосы убраны в аккуратный пучок. Невысокого роста. Острый кончик носа опущен вниз, что делает ее похожей на маленькую, хищную птичку.

— Заходите, куда мне торопиться? — она отступает и пропускает нас в прихожую. — Ко мне дети раз в неделю приезжают, вот и балуюсь сериалами, да в окно смотрю. Чаю хотите?

— Нет, спасибо. — Отвечает Марк за нас. Я полностью передала ему инициативу. — Мы ненадолго. Как к вам можно обращаться? — Марк идет следом за ней в светлую гостиную.

— Валентина Никитична. — Слышу ее голос, вешаю куртку на металлический крючок и иду следом за ними.

Дом внутри похож на мечту американской домохозяйки: фотографии в рамках, пудровая, мягкая мебель, вязанные крючком салфеточки на комоде. Бабуля убирает на телевизоре звук и проворно садится на диван. Марк занимает «ушастое» кресло, а я остаюсь стоять у окна. Убираю руки за спину и прикладываю их к теплой батарее.

— Что же вы, девушка? В ногах правды нет. — Старушка складывает руки на коленях.

— Спасибо, я в машине насиделась. — Ноги и правда затекли.

— Валентина Никитична, расскажите, пожалуйста, всё, что вспомните. Нам важна любая мелочь. — Марк кладет ногу на ногу. Я машинально отмечаю, что у него идеально-белые носки.

— Посиделки у Миры во дворе были. Музыка орала. Не люблю Дмитриенко, дура-девка, да и избалованная в придачу. Никогда слова доброго не скажет. Вот, помню…

— Можно чуть ближе к делу. — Осторожно прерывает ее Марк.

— Ну, эта девица, которая пропала…видела я ее, рыжая такая, худющая, что страшно смотреть, в красном плаще. — Я сжимаю зубы и молчу, жду продолжения. — Вышла часов в десять на дорогу, помялась немного, а потом чуть отошла, как черная машина подъехала. Из нее женщина вышла и пошла ей навстречу, а девица рванула в лесополосу, как бешеный сайгак. Наверное, мужика не поделили. — Безразлично пожимает плечами старуха.

— Вы ее видели, женщину, которая вышла из машины? — Задумчиво спрашивает Марк.

— Нет, темно было. Я в свете фар видела: на ней темное пальто было, на голове — капюшон.

— А с чего вы тогда решили, что это женщина? — Спрашивает Марк.

— Ну, как же. Среднего роста, худая, что я, по походке мужика от женщины не отличу? — Она чешет затылок.

— И что вы сделали? — Выплевываю я злобно, потому что знаю ответ — ничего.

Старушка дергается и непонимающе смотрит на меня, а я продолжаю:

— Вот вы увидели такую ситуацию: вы позвонили в полицию? — Она молчит и хлопает глазами. — Вы сообщили об этом следователю, когда он свидетелей искал? Вы хоть что-то предприняли или пошли свое сраное кино смотреть? — Повышаю голос и делаю шаг вперед.

— Инга, — Федорцов поспешно встает, подходит ко мне и кладет руки на плечи.

— Ты понимаешь, что могла человеку жизнь спасти, старая дура! — Еще сильнее повышаю голос, потому что ее бездействие не укладывается у меня в голове. Я же не прошу, чтобы она следом бежала, но ведь телефон сейчас у всех людей есть.

— Ты что себе позволяешь! Хамло подзаборное! — Вскакивает старуха. — Я сейчас в милицию позвоню.

— Мы пойдем, спасибо за информацию. — Марк усиливает хватку на моих плечах и начинает тянуть меня к выходу.

Меня тошнит от салфеточек и картиночек на стенах этого дома.

— Да, меня никто не и спрашивал, куда она пошла! Мало ли кто и за кем бегает! — Идет она следом за нами, размахивая руками. Глаза злые.

— Да пошла ты! — Выкрикиваю я, оскорбление тонет в моем судорожном вдохе, потому что мне не хватает воздуха. Я не успеваю закончить: Марк буквально выпихивает меня на улицу.

— Аферисты! — Кричит бабка вслед и захлопывает дверь.

— Ничего мне не говори! — Рявкаю на Федорцова, резко разворачиваюсь на пятках и так быстро иду к машине, что икры начинают гореть. Пытаюсь справиться со слезами злости и бессилия. Что за люди!

— Инга! — Догоняет меня Федорцов у машины и хватает за руку. — Так нельзя, понимаешь?

— Как? Как нельзя? — вырываю руку, пытаясь проглотить комок слез. Сейчас мне катастрофически нужно побыть одной. Заползти в нору, пожалеть себя и подумать, но он не дает мне такой возможности. Я страшно злюсь. Хочется затопать ногами, как маленькой.

— Она могла бы еще вспомнить детали, которые могли бы нам помочь. Номера машины, рост, цвет пальто. Не знаю, всё, что угодно. Ты думаешь, она теперь будет со мной говорить? Ты взрослая, образованная девушка, а ведешь себя, как подросток в период полового созревания. Тогда я прощал тебе твои выходки, списывая все на возраст, и Настя была за тебя горой, но теперь ты вышла в жизнь и тебе придется учиться взаимодействовать с людьми, иначе не выжить, как бы помпезно это не звучало. Ты удивишься, но взаимодействовать приходится и с теми, кто тебе неприятен. Наша цель — получить информацию, а не учить ее уму-разуму. Ты бы еще подралась с ней.