Девочка со свечкой

24

Когда я подъезжаю к дому, на улице смеркается. Зажигаются первые фонари. Озираюсь по сторонам, но ничего подозрительного не вижу. На площадке гуляет несколько человек с детьми и пара собачников. Я уже почти успокоилась. Поднимаю голову — в квартире Марка горит свет. Странное, давно забытое ощущение дома, как будто есть место, где меня ждут.

Захожу в чистый подъезд, ставший привычным, и приветливо киваю консьержу. Да, человек быстро привыкает в хорошему. Поднимаюсь на нужный этаж и звоню в квартиру. Когда Марк дома, я не решаюсь открывать дверь своим ключом. Мне кажется это неправильным. Федорцов быстро открывает дверь, как будто ждал моего появления. У него под ногами вертится Фунтик. Марк босой, в черном, хлопковом комплекте, похожем на пижаму. Волосы влажные. Из квартиры доносится приятный запах еды. Так уютно, что хочется зажмуриться, чтобы запечатлеть этот момент в памяти.

— Привет, — здороваюсь я и переступаю порог.

Совершенно не знаю, как теперь вести себя с ним. Изменение наших взаимоотношений может все усложнить.

— Привет. — Он тянется ко мне и целует в щеку, как будто это наш привычный, вечерний ритуал после десяти лет брака. Так странно. — Ты где была?

— К себе ездила.

— Зачем?

— Нужно было кое-что забрать. — О погоне решаю промолчать, иначе Марк меня вообще перестанет выпускать, а я, сидя в четырех стенах, вообще с ума сойду.

— Да, видно, рано я ребят отпустил. За тобой глаз да глаз нужен. Раздевайся, ужинать будем. — Он уходит на кухню, Фунтик, виляя задом, бежит за ним.

Снимаю куртку, снова проверяю конверт, и иду мыть руки. Смотрю на себя в зеркало: волосы стоят торчком, губы обветрились, под глазами круги. Снимаю резинку с волос, приглаживаю волосы и заново собираю их в низкий хвост. Умываюсь теплой водой и долго держу под струей руки. Я даже не заметила, как замерзла. Очень хочется полежать и погреться в ванной, но я вытираю руки и иду на кухню.

На столе стоят красивые, большие тарелки, лежат приборы, салфетки. И даже — тонкая, белая свеча в хрустальном подсвечнике.

— Садись, все готово. — Он сбрызгивает рукколу оливковым маслом.

— Я думала, ты только в ресторанах питаешься.

— Тебя послушать, так я вообще не человек. — Смотрит на меня Марк через плечо.

Раньше я действительно так думала.

Сажусь за стол. Как же хорошо, что сегодня я смогу спать спокойно, не переживая о своей безопасности. Марк ставит передо мной тарелку с горячей пастой. Встает за спиной, наклоняется и, заключив меня в импровизированное кольцо из рук, натирает сверху пармезан. Я замираю и прислушиваюсь к себе — это так странно. Сюрреалистичная картинка. Он него пахнет лосьоном после бритья. Слегка поворачиваю голову и почти упираюсь носом в его висок. Марк улыбается и делает вид, что не чувствует на себе моего взгляда.

— Спасибо, достаточно.

— Выпьешь что-нибудь?

— Нет, спасибо. Это… — беру вилку в руки и неопределенно размахиваю ей в воздухе, — походит на свидание из мультика «Леди и бродяга».

«Только вот бродяга в данном контексте — это я», — думаю про себя. В голове проносятся едкие слова Лидии Владимировны. Не думала, что меня зацепит настолько сильно.

Он садится напротив меня, щелкает зажигалкой и макает фитиль во вспыхнувшее, голубоватое пламя.

— Я старался. — Наливает мне в бокал воды. — Ешь.

Мы едим в молчании, обмениваясь взглядами. Пламя свечи пляшет, отражаясь в стекле бутылки. Паста действительно вкусная. Мало того, что он чистюля: я живу здесь вторую неделю и не видела ни брошенной, грязной кружки в раковине, ни заляпанного зеркала в ванной. Так еще и готовит, как настоящий шеф-повар.

Отодвигаю от себя тарелку и рассматриваю Марка. Он аккуратно убирает приборы в сторону и тоже смотрит на меня: серьезно и пронзительно. Не выдерживаю его взгляд и смотрю в стол.

Что между нами? Глупый вопрос. Я же не жду, что он предложит встречаться. Мы же не пятнадцатилетние подростки на школьной дискотеке.

— Инга, тебя что-то беспокоит?

— Нет, — вру я и делаю глоток.

О визите его матушки я говорить, естественно, не собираюсь. Еще не хватало мне ябедничать. Он сверлит меня взглядом. Слишком много внимания Марка свалилось на меня в последнее время.

— Я тут навел кое-какие справки и выяснил, что твой закадычный друг, которого ты отчаянно колотила у себя в квартире — сиделец.

— Я в курсе. Его подставили. — Автоматически вру я.

А что я скажу? У меня нет на руках никаких фактов. Я что-то пытаюсь сопоставить, но это как писать на водной глади. Вроде было, а вроде как привиделось.

— Интересно, не это, а то, что наводка местному следователю поступила от некого Тарасова Александра Николаевича, участкового из вашей с Настей области. А уже на следующий день следственная группа провела обыск в машине и квартире Авдеева Константина Васильевича и нашла у него некое количество запрещенных веществ. Тебе о чем-нибудь говорит фамилия Тарасов?

— Конечно, это муж маминой лучшей подруги.

— Тебе есть что мне сказать, Инга? — Он складывает руки на груди.

Получается, Настя действительно сдала Костю, отомстив за аборт. Вот они, факты. И еще Костины «легкие деньги», заработанные на несчастье других людей. Когда же все стало так паршиво, а? В голове всплывают Костины слова: «Ты же знаешь, что я невиновен. Это подло обвинять меня, Инга». Лицемер! А глаза какие честные сделал. Меня вина тогда чуть заживо не сожрала.

Рассказать Марку правду, значит навсегда взвалить на него вину за то, что бросил Настю в тяжелый период жизни. Чтобы он до конца своих дней вспоминал тот день, когда отшвырнул ее от себя. Она не рассказала ему правду. Разве я теперь имею на это право?

— Нет, Марк, я ничего не знаю. — Делаю самое честное лицо, на которое только способна. Сжимаю руками колени.

Поднимаюсь и выхожу в прихожую. Возвращаюсь с конвертом. Кладу его перед ним на стол и снова занимаю свое место.

— Думаю, Настя пропала из-за него. Кому-то очень насолила твоя семья, Марк.

Он достает лист, разворачивает и скользит глазами по строчкам.

— Где ты это взяла?

— Нашла в нашей квартире. Я за ним сегодня ездила. А вот как это попало к Насте — остается для меня загадкой. Она же тебя не шантажировала? — Кусаю губы.

Его взгляд красноречивее любого ответа. Ясно-понятно.

— Ты поэтому спрашивала о конкурентах? — Я киваю. — Почему раньше не отдала? Не доверяла? — Он сканирует меня взглядом.

— Доверяла. Сейчас отдаю. Он мне без надобности.

— Спасибо, Инга. Это очень важно для меня.

Я отвожу глаза и решаюсь спросить.

— Это ты оплатил мне обучение в ВУЗе и добился повышенной стипендии для меня? –

Я еще не была готова обсуждать это. Уж слишком сильно этот факт ударил по моей самооценке, да еще и услышать это от его матери. Испытание не из легких. Но и держать это в себе — задача не из простых.

— Да.

Вот так просто. Честность — это роскошь, не каждый может ее себе позволить.

— Ясно. — Хочется встать и уйти, но я боюсь выглядеть истеричкой в его глазах. Я и так показала себя не с лучшей стороны за длинную историю нашего знакомства.

— Но ведь училась ты сама, без моей помощи. Ты могла в любой момент вылететь, но ты смогла осилить сложное обучение, сдать экзамены и совсем скоро получишь диплом. — Говорит Марк невозмутимо.

— Тебя Настя попросила. — Говорю утвердительно. Мне так стыдно.

— Да, и я был с ней согласен. Тебе нужно было получить хорошее образование. — Он тянется через стол, находит мою руку и сжимает. — Что в этом плохого? У тебя был потенциал, амбиции и желание учиться. Я просто немного помог тебе, потому что вам с сестрой неоткуда было ждать помощи.

Его слова меня ранят. Мне даже страшно представить, во сколько ему обошлось это «немного». Самое главное, что я ему эти деньги и вернуть-то никогда не смогу.

Я его благотворительность. Все, как сказала, его мать.

— Извини, Марк, встаю из-за стола. Я устала и пойду спать. Все было очень вкусно.

Он хмурится.

— Время — семь.

— Неважно.

— Инга…

— Не надо. — Останавливаю его жестом.

— Ложись у меня.

Ничего не отвечаю и выхожу из комнаты, отчаянно желая, чтобы он меня догнал. Вот такая противоречивая женская натура. Марк остается на кухне. Я ложусь у себя. Много думаю и плачу, в основном, от стыда и разочарования. Хоронить собственные иллюзии всегда сложно, будь то иллюзия любви, дружбы или своего будущего, но лишь так можно продолжить путь.

Часа в два ночи я понимаю, что не усну и сажусь за переводы. Даже любимое дело вызывает у меня отторжение, как будто даже знания в моей голове незаслуженные. Около шести я, наконец, засыпаю, а когда просыпаюсь — в ногах у меня лежит Фунтик и что-то завернутое в нежную, персиковую бумагу.